– Варфоломеич? – окликнул задремавшего Тимофей.
Старик открыл глаза и вдруг резко выбросил руку с отжатым указательным пальцем вверх, будто в обвинительном жесте.
– Они смеялись! – резко выкрикнул он, вроде как ни к кому и не обращаясь. – Насмехались надо мной! Мол, Анисий – запойный пьяница, без ста грамм ни к одному агрегату не подойдёт! А что же я, грешный, сделаю, если душу механическую просто так не прочувствуешь?! Надобно расслабиться, фибры распушить, выбросить все мыслишки, а как это сделаешь без выпивки-то?
– Так, мы, пожалуй, пойдём, – поднялся со своего места Егор.
– Не верите-с, что у глупой жестянки душа может быть, – с укоризной констатировал Анисий. – А она-то есть! Даже у энтой чудо-юдины!
И указал перстом на коробку.
– И что же её душа поведала? – скептически поинтересовался Тимофей у самого входа в сени.
– Прожэхтор это-с, – пожал плечами старик. – Си-не-ма-то-гра-фи-чес-кий. Он вам картинку показывал, а вы испужались. Будто дети малы, ей-ей…
Заинтересованный Егор сел обратно, всей душой надеясь, что это не пьяный бред, и они не зря потратили время.
– Вообще-то эта картинка рычала, и вообще выглядела очень даже… живой, – начал вспоминать околоточный. – И никакого экрана в кустах не было.
– А его этой и не надобно, – отмахнулся Анисий. – Миражи видели-с когда-нибудь? Да и что далеко-то ходить, вот, помню, Минька-киномеханик пожар прям в театре учудил, а я как раз прожэхтор крутил. Это на экране плоском лица человеческие, аки нарисованные, а в дыму они были матерь божья… Как живые!
– Дыма там тоже не было, – заметил Тимофей.
– Прынцип тот же!
– И кто такое чудо техники смог сделать? – задал главный вопрос Егор.
– Сиё мне неведомо, – развёл руками Анисий. – Самому интересно, но, боюсь, что столько мне не выпить… Но вы машинку-то оставьте-с, мало ли, может, ещё до чего докумекаюсь.
Что ж, хоть что-то они выяснили. Егор поблагодарил старика и хотел уже прощаться, как вдруг заметил, что за окнами ветхой избушки подозрительно посветлело. Рассветом это быть никак не могло – молодые люди и двух часов не просидели, – значит…
– Пожар! – закричал околоточный и пулей выскочил во двор.
Дом Анисия располагался в низине, обзор был плохой, но страшная догадка подтвердилась – над тёмными крышами домов пульсировало ярко-оранжевое зарево. Горело с другой стороны посёлка, на отшибе.
– Амбары! – заорал Тимофей, выскочивший вслед за другом. – Давай бегом за мной!
Побежали что есть мочи. Взбудораженный посёлок выплеснул на улицы испуганных людей, метавшихся из стороны в сторону. Некоторые начали вытаскивать из домов добро и складывать его во дворе, другие, посообразительней, бежали навстречу к огню с ведром или лопатой.
Когда Егор выскочил к складам, он сразу понял, что их уже не спасти. Грубовато сколоченные амбары полыхали вовсю, выпуская яркие всполохи в тёмное небо. Вокруг них начинала собираться толпа, но никто близко подойти не решался, да и смысла в этом уже не было. Жар стоял такой, что даже на отдалении стоять тяжело. Мужики скрипели от бессилия зубами, обливаясь потом, но ничего поделать не могли. Благо, что расстояние между ними и околицей не позволяло огню перекинуться на жилые строения. Но утешало это мало.
Помимо заготовленного делового леса, подлежавшего к отправке по крепким зимним дорогам, там находилась те бытовые мелочи, без которых не прожить в отрыве от цивилизации. Соль, спички, сукно… Не говоря уже о провианте для тех, у кого не имелось собственного хозяйства – сезонниках, живших преимущественно в бараках.
В отдалении Егор заметил странную картину – пожилой мужчина с густыми, собачьими бакенбардами бил по щекам лежащего на спине человека, не подававшего признаков жизни. Угорел? Работая локтями, Волков начал пробираться сквозь толпу, спеша оказать первую помощь.
Приблизившись, Егор узнал в пожилом Афанасия Дмитриевича, местного голову, которого за глаза все называли Митрич. Тот, видимо, устав лупцевать лежащего, схватил за грудки и начал трясти, как тряпичную куклу, крича:
– Ирод! Алкаш проклятый, да я тебя на каторгу отправлю-на!
– Что здесь происходит? – задал Егор резонный вопрос.
– Ты кто такой-на? – вскинулся Митрич, не узнав околоточного. – Сейчас и тебе пропишу – запотеешь кувыркаться!
– Не получится, Афанасий Дмитриевич, – возразил Волков. – Я хоть и не при исполнении…
– Егорушка! – просветлел лицом голова. – Родненький-на, ты к нам в гости приехавши?
– Так точно, – кивнул Егор. – Что с этим?
Митрич перевел взгляд на человека, которого он по-прежнему поддерживал в сидячем положении, и скривился. Зло плюнув в сторону, чиновник разжал руки и безвольное тело откинулось обратно, распластавшись на земле.
– Сторож энто, – пояснил он, вставая с колен. – Бывший-на. Где он только нализаться успел…
– Я посмотрю, – Егор склонился над похрапывающим телом. – Так это он склады охранял?
– Он, уродец, кто ж ещё, – невесело усмехнулся Митрич. – Часа не прошло, как на пост встал-на.
Зрачки у бессознательного были с булавочную головку, дышал он мерно, пульс бился ровно, но ни на какие попытки его поднять он не реагировал. От лица разило водкой, даже воротник ей пропитался. А изо рта, что характерно, не пахло.
– Усыпили его, – констатировал Егор. – Потом облили водкой и подожгли склады.
– Но на кой ляд? – удивился Митрич. – Если хотели скрыть кражу-на… Зачем было всё поджигать? Это ж чистейшее-на вредительство!
– Пока не знаю, нужно подумать.
– Ты подумай, дорогой, – заискивающе попросил Митрич и, приобняв, жарко зашептал в ухо. – А я уж тебя не забуду-на, отблагодарю, как полагается!
– Хорошо, – согласился Егор, сбрасывая с себя руку. – Только обойдемся без благодарностей.
Из бушующего пламени стал доноситься нарастающий треск – лопались сосновые балки. Толпа отпрянула от амбаров, некоторые даже повернули домой. Из толпы вынырнул Тимофей с раскрасневшимся лицом и спросил:
– Что делать будем?
Егор привычным движением достал книжицу.
«– Это было вчера, мистер Холмс, и с того часа я ее не видел и не знаю больше ничего об этом странном деле. В первый раз легла между нами тень, и я так потрясен, что не знаю, как мне теперь вернее всего поступить. Вдруг сегодня утром меня осенило, что если есть на свете человек, который может дать мне совет, так это вы, и вот я поспешил к вам и безоговорочно отдаюсь в ваши руки».
– Я, кажется, начал понимать, – поделился лесоруб. – Утро вечера мудренее, значит?
– До утра сюда всё равно не сунешься, – пожал плечами Егор.
И они пошли спать.
Видимость была плохая – густой, наполненный пылью воздух клубился над понурыми спинами многочисленных отъезжающих. Егор стоял на обочине и с грустью смотрел вслед веренице повозок, уходившей лесной дорогой прочь от посёлка. Где-то взахлеб плакал ребёнок, повсюду раздраженно ржали лошади, пытаясь достать копытом собак, с визгом носившихся меж подводами.
На щеке молодого человека еще не обсохли солёные слёзы матушки, которая никак не хотела уезжать, не взирая ни на какие уговоры. Это прощание стало для Егора тяжким испытанием, но все же он добился своего. Несмотря на горечь внутри, молодой человек понимал, что поступил верно. Над посёлком все явственней сгущались тёмные тучи, и пока околоточный не был уверен, что сможет предотвратить грядущую бурю. Пусть она побудет у сестры, так спокойнее.
Неведомый противник, оставаясь в тени, оказывался каждый раз на шаг впереди, словно издеваясь над Егором, заигравшемся в сыщика. То, что это всё человеческих рук дело, стало ясным, когда выяснилось предназначение странного проектора. Цель долго выискивать тоже не пришлось – после поджога складов посёлок оказался на грани голода и все вольнонаёмные и прочие сезонники подались обратно, к цивилизации. Значит, кто-то хочет, чтобы здесь осталось как можно меньше людей. Вот только зачем?
Сегодняшнее утро Егор с Тимофеем провели на пепелище, ужасно испачкались, но ничего путного так и не нашли. Горело здесь как в печи, уничтожены все годовые запасы, посылаемые из губернии. Очнувшийся сторож картины не прояснил, так как ничего не помнил, но похмелья у него, что характерно, не было.
– Я как погляжу, оставлять следов этот аспид не любит! – констатировал лесоруб, в очередной раз провалившись по пояс в ещё тёплые угли. – Если он что и обронил, то это наверняка уже сгорело!
Это замечание вызвало у Егора мысль совсем другого характера. Коробка! На данный момент это единственная ниточка к преступнику, а они оставили её почти без охраны. Простофили!
К дому Варфаломеича бежали ничуть не тише, чем вчера, но, увы, было слишком поздно. Старик лежал в кровати без дыхания, будто во сне, прижимая окостеневшей рукой початую бутыль какого-то жуткого пойла.
Увидев такую картину ещё пару дней назад, Егор ничуть бы не удивился и посчитал причину смерти вполне естественной. Но сегодня он уже знал, что неведомый противник предпочитает не афишировать свою деятельность.
Тщательный обыск в доме покойного выявил только одно – устройство пропало. Ни следов, ни каких-либо улик друзья так и не нашли.
– Лабудой мы какой-то занимаемся, – пожаловался Тимофей другу. – Бегаем туда-сюда, как заполошные, а результата нет.
– Ты прав, – согласился Егор. – Надо успокоиться и подумать. Кто мог знать про коробку?
– Ну, мы с тобой никому не говорили, – лесоруб задумчиво почесал подбородок. – А братаны-испужанцы не знали, куда её отнесли.
– Это элементарно вычисляется, – возразил Волков. – Пошли к ним.
У Еремеевых молодых людей ждало новое разочарование – братья накануне так напились, что не помнили даже, были они на пожаре или нет. По посёлку их явно спьяну пошатало, кому-то они даже умудрились рассказать про вылазку в Медвежью Балку, но никаких подробностей Егор из них выудить так и не смог.
Оставив братьев наедине с рассерженными родителями и рассолом, друзья обсудили сложившееся положение и разошлись. Тимофей направился предупредить многочисленную родню забаррикадироваться в доме, а Егор решил отправить матушку на время к тётке в губернию. Давно не виделись, вот пусть и скатается, косточки разомнёт.