Я, вне всякого сомнения, стоял перед своим домом, видел свою парковку – абсолютно такую же, как и все остальные парковки в нашем районе, вот и мусорный бак справа, как обычно, вот двухнедельный, уже слежавшийся сугроб, со всех сторон разрисованный желтыми потеками мочи местных псов, вот машины стоят – как попало, кто куда смог – тот туда и встал, но…
Ну класс.
Ни одна из этих машин не была моей.
Ни слуху ни духу от моей машины.
Мне сразу стало нехорошо и жарко, хотя мороз был градусов пятнадцать, не меньше. Ладно машина, тут я страховку получу, да еще и больше, чем если бы удалось ее кому-нибудь продать. Но мобильник!
Два года назад Марта подарила мне его на день рождения – наверно, хотела меня таким образом поздравить с «Липой». Мало того что это был дорогой телефон – у меня же там все контакты, все с великим трудом годами собиравшиеся номера Очень Важных Людей, целый список клиентов, доступ к почтовому ящику и – о нет! – фотографии трех последних наших поездок с Мартой, которые я все никак не мог собраться перегнать на компьютер, – вся моя жизнь! А еще – Последняя Фотография, присланная мне Доброжелателем, которая, как и многое другое в моей жизни, изменила ход истории. И пусть это не всемирная история – но она моя, а следовательно – для меня почти то же самое.
Вот черт!
И эти фотографии сейчас кто-то разглядывает, потому что получил доступ к моему телефону, ко всей моей жизни! И ржет – а я не могу даже позвонить Толстому и сказать, что задерживаюсь!
У меня там Марта в купальнике, Марта в воде, черный аист над Вислой, дрозды, которые строят гнездо, – правда, дроздов почти не видно… Марта на скутере, Марта везде, Марта причесывается и Марта спит… Марта с… бррр…
Эх, добраться бы до этого сукина сына – так он бы костей не собрал! Вот это облом!
И время, время же идет! Мне обязательно надо быть вовремя в этой дурацкой Магдаленке, если я хочу, чтобы моя жизнь радикально изменилась к лучшему. Я два года ждал, чтобы глупая судьба перестала вставлять мне палки в колеса, два гребаных года! И вот единственный шанс вернуться в профессию – единственный, который вдруг упал с неба благодаря моей дружбе с Толстым и чьей-то беременности, – этот единственный шанс я упущу?!!
Ну уж нет, не дождетесь!
Я водил ошалелым взглядом по стоянке, холод был жуткий, тихо, спокойно, утро, даже ночь еще, хотя уже тянулся тоненький ручеек к Горчевской, которая связывает жителей нашего района с остальным миром, ибо там находятся ближайшие остановки, но пока этот ручеек был действительно очень тонким и вялым.
Итак, что мне делать?
И тут меня осенило.
Я же пьянствовал с Толстым! Конечно, вот все и встает на свои места: мобильник в машине, а машина – у «Весеннего вечера»!
Черт возьми, люди добрые!
Кстати – ну что за название для пивной, где подают в основном пиво: «Весенний вечер»! Не иначе как баба название придумала. Мужик бы назвал как-нибудь типа «Под мухой» или «Гвозди», ну или если без фантазий – «У Тадека», потому что владельца зовут Тадеуш. Но «Весенний вечер»? Может быть, у Тадека любовница есть – романтичная, как все остальные бабы. «Над озером» – это таверна, и точно известно, что владеет ею женщина. После развода, само собой, с мужем, которому пришлось ей отвалить часть имущества. А «Корчма заходящего солнца» – ну, это какому-то подкаблучнику принадлежит, я за километр чую.
А мы с Толстым вчера в «Весеннем вечере» сидели с целью обмыть мое возвращение в лоно кинематографа – это был первый тост. Второе пиво мы пили за возвращение в лоно операторского братства, третье – за лучших кинооператоров, а четвертое – за операторов – будущих обладателей «Оскара».
И вот именно поэтому я стою сегодня в пять часов утра как истукан на Воле, машина моя стоит в Средместье, а Сигизмунд III Ваза стоит на Старувце.
Возвращался я налегке, взял только сумку, ну и вот, минут десять сидел в машине и ждал такси, потому что холод был собачий, а Толстый пошел домой, потому что встретиться мы договорились в пивнушке около его дома, а не моего, к несчастью!
Телефончик мой остался в машине, с будильником, поставленным на пять тридцать. Я поблагодарил мысленно древний будильник и отца и снова помчался на свой седьмой этаж, чтобы с домашнего телефона вызвать себе такси до Средместья.
Перепрыгивая через две ступеньки, задыхаясь, я бежал наверх, вот ведь чертов сломанный лифт, чтоб им всем повылазило! Что они себе думают! Что у человека, мать его, мотор в заднице – бегать вот так по лестнице пешком шесть недель?!!
На шестом этаже в дверях стояла Серая Кошмарина.
У меня не было шансов – нельзя защититься, если ты даже не представляешь себе, на что способны женщины, даже такие, которым уже давным-давно положено лежать в гробу! Кошмарина выплеснула мне прямо в лицо тухлую воду от цветов – и с треском захлопнула свою дверь.
А я остался на лестничной площадке шестого этажа, в мокрой куртке, вонючий, с омерзительной тухлой водой, стекающей по моему лицу на свитер.
Я ворвался в квартиру, бросился к телефону, вызвал такси – к счастью, было еще очень рано, в такое время ждать долго не придется, заказов у них не много, стянул с себя куртку, свитер, рубашку – зеленая скользкая плесень была везде. В том числе у меня во рту.
Я неудачник, неудачник, неудачник!
Как могут люди быть такими подлыми! За что? Вот за что?!! За то, что некоторым приходится вставать на работу в пять тридцать утра? За то, что приходится бегать по лестницам – хотя они и платят, между прочим, исправно за этот дурацкий, уродский, улетевший в космос лифт?!!
Я смыл с себя наскоро эту липкую субстанцию и вывалил полшкафа на пол, чтобы найти что-нибудь, в чем я выглядел бы так же хорошо, как и в предыдущих, старательно подобранных шмотках.
Но больше ничего подходящего в шкафу не было, потому что стирку я собирался отвезти к матери в следующий четверг, а сегодня была только холодная пятница.
Проклятье, остается только поджечь себя и для верности дать себе по башке тяжелым молотком! Отличное начало для моего дня рождения. И для всей оставшейся моей жизни.
Я пошел вниз, с трудом удержавшись от того, чтобы не пнуть дверь Серой Кошмарины.
Таксист взглянул на меня в зеркало и спросил:
– Не рановато ли домой-то едешь, а?
– Вообще не угадали, – буркнул я, потому что был слегка раздражен.
– А юморок, значит, не уважаем? – он так резко свернул, что я чуть не треснулся головой об дверь.
Я решил не вступать с ним в конфликт – только в контакт.
– Я немного выпил с другом, машину оставил на месте.
– А-а-а, – обрадовался таксист. – Разумно, разумно.
– Мне нужно в Магдаленке быть к семи, – поддержал я разговор, сам не зная зачем.
– Так я мог бы вас до Магдаленки доставить, если договоримся, – еще больше обрадовался он. – Я уже заканчиваю, вы у меня последний – но я мог бы поехать.
Я последний? Ну здорово. То есть у меня еще и день толком не начался – но я уже последний!
– Спасибо, у меня есть машина.
– И вы, пан, сядете за руль в таком состоянии? – он аж зеркало повернул в мою сторону, и я увидел в нем его взгляд, в котором горела неприкрытая жажда наживы и надежда на доброе начало недоброго для меня дня.
– В каком «таком» состоянии?
– Ну, пан, – захихикал таксист, – зеркала у вас нету, что ли? Это ж за километр видать, что вы с похмелья.
Ну, конечно: голова у меня мокрая, потому что мне же надо было смыть с себя это свинство, которым меня одарила моя милая соседка, – но чтобы уж вот так прямо «с похмелья»?!
– Нет, спасибо, – ответил я. – Я вчера не много выпил.
– Мы вот как-то с тестем тоже «не много выпили», – захохотал таксист и проехал на желтый свет. – А проснулись под Вроцлавом, в скором поезде. Так что я уж, пан, понимаю – сам любил в молодости покуролесить и повеселиться, это сейчас у меня сахар повышенный, так что следить надо – но я своего-то не упустил, это я молодость свою имею в виду.
– Я выпил не так много, – повторил я и почувствовал себя так, как будто за рулем такси сидела моя матушка.
– Слушайте, пан, возьмут у вас анализ крови – и кирдык правам аж на год. А я на Магдаленку могу поехать за сотню, и вы будете спать спокойно. А то явно ведь ночью-то не выспались. Ну?
– Да нет, – ответил я и увидел, как выражение лица у него становится мрачным.
– Нет так нет. Неволить не буду. Но ты, пан, подумай. Крепко подумай. У тестя моего как-то раз все права забрали. Одни у него забрали на целый год – а ведь он только пару пива и выпил, а вторые права забрали у него почти сразу потом, во время облавы в Воломине. Случайно. Это, знаете, несчастный случай. Чтобы двое прав – да в один год!
– У него фальшивые были?
– Да что вы, пан, как можно? А вы что, из полиции?
– А похоже? – спросил я с готовностью.
Он снова захихикал.
– Да нет, вообще не похоже. Больше уж тогда на беглого преступника – потому что мокрый и неприглядный такой. Я не настаиваю – но за восемьдесят бы отвез.
– Спасибо, но нет.
– Ну, это уж как хочешь. Я как лучше хотел, – ответил он и замолк, обиженный, наверно, потому что снова повернул зеркало на место.
Варшава этим ранним утром была еще совсем пустая.
Я откинул голову на подголовник и стал смотреть в окно.
Мир вокруг был удивительным: кто-то спал, а кто-то уже просыпался, в окнах зажигались огни, неравномерно, как будто кто-то случайно нажимал на кнопочки в хаотичном порядке, трамваи мерили пустые улицы, морозная дымка клубилась вокруг фонарей.
Я закрыл глаза.
Уровень адреналина в моей крови постепенно приходил в норму, и пять минут покоя мне бы не помешали.
Открыл я глаза, только когда такси остановилось.
– Приехали, – услышал я. – Тридцать два.
Я охнул.
– Ночной тариф, – буркнул таксист.
Я подал ему сотню, одной бумажкой – единственные деньги, которые у меня были.
– А помельче нет у тебя?