Но и это уже не важно. Я ощутил несколько раз дефицит ресурсов и пришел к выводу, что именно этот фактор решающе важен при завоевании доминантности для нужного мне социума.
Война никогда не бывает бессмысленной. Война – высшее проявление гуманизма, по ее итогам гуманоидность вселенной по первичным оценкам будет повышена самое меньшее на десять процентов. Это будет удобная, управляемая операция с ограниченными жертвами среди населения, особенно я намерен беречь «пассив». Главные цели – источники ресурсов и энергии, системы общего пользования.
Да, комментарий. Встреча с выжившим из ума представителем древних – Зу. Или Зю, мои служащие не становили верного произношение. Стоило бы давно почистить накопители от бесполезных воспоминаний, но я еще не делаю этого. Он имел наглость предсказать день моей смерти. Сказал, что это произойдет естественным для моего образа жизни путем. До означенного дня два цикла. Я провел полный контроль неприродных систем и подновил клетки природных. Я здоров и функционирую на сто процентов надежно. Не ощущаю запахи, не испытаю гормональных стрессов, не нуждаюсь в привычной людям пище… Но все это вряд ли помещает мне прожить гарантийные для неприродных компонентов меня четыре сотни циклов. А природное можно убрать полностью, если в нем содержится хотя бы незначительный риск».
История восемнадцатая. От чего не защищают взрослых
На пирсе прибывших ждал сам Рыг, такой серый и погасший, что вопросы задавать никак нельзя.
– Вперед, – рявкнул габрал.
Саид широко улыбнулся. Он вел себя категорически несерьезно с того момента, как покинул планету йорфов. И ничего не мог поделать с этим. Да, габрал в отчаянии. Ему и прежде было многовато бюрократии, а то, что творится в последние три доли суток… Саид вслушался, рассмеялся и толкнул Бмыга локтем в бок. Немедленно оказался изловлен за шиворот, что предотвратило очередную глупость – сложное двойное сальто с упором в потолок и затем в левую стену.
– Тьюить очнулся!
– Хорошо, – одобрил Бмыг, не убирая руку с затылка воспитанника.
– Лже-Сима сбежала полсуток назад, введя автоматику и инсектов в заблуждение сфабрикованным приказом от самого габмурга, – рявкнул Рыг. Обернулся с Ике, наливаясь темной кровью. – Яхгль причастна. Не знаю, к чему, но чую. Это ваших рук дело. Удавили девочку рамками! Довели до срыва.
– Мы готовы поговорить с ней без предвзятости, – смутился Ика.
– Лже-Сима создала виртуальный патрульный фантом с неустановленными дополнительными свойствами и совершила переброску неустановленного объекта в неустановленный адрес. Портатор уничтожен. А эта дрянь врет, – Рыг зарычал. – Вр-рет! У нее должен быть сообщник. Тот, кто доставил объект к портатору. Но мы провели полное сканирование габа и не выявили никого.
Саид улыбнулся еще шире. Гав поднял голову с плеча друга и отрастил на хребте гребень из рыжего длинного меха. Рыг взревел от возмущения и побежал, сделав знак следовать за собой. Шагом он двигаться не мог – гнев нуждался в усмирении, хотя бы минимальном. Ика сперва мчался с габралом наравне и вещал что-то умное о балансе и контроле агрессии, но, едва увернувшись от второй атаки рогов, отстал и притих.
– Тут. Сначала слушаете. Затем доу дает свое заключение.
Изложив условия, Рыг миновал дверь и первым и сел в огромное кресло. Саид пристроился в углу, продолжая солнечно улыбаться. В смежной комнате за преградой, односторонне непроницаемой для зрения и двустороннее для симпатии – судя по смятению Ики – сидела лже-Сима. Заплаканная, доведенная до нервного срыва, едва способная говорить. Напротив располагались два дрюккеля, в левом Саид опознал Тикку.
Телепат прикрыл глаза, убедил себя отрешиться от веселости и осторожно тронул сознание существа, которое сразу исчерпало сходство с Симой, стоило исключить влияние зрения.
Страх. Именно со страха начиналась цепочка мыслей, решений и неизбежных по их итогам событий, которая привела к нынешнему положению. Лже-Сима лежала в своей палате, скованная страхом. Была ночь. Темнота давила, лишая сознание устойчивости. Одурманивающее средство, введенное идянкой Яхгль, отупляло, ослепляю дар симпатии. Лишь полусонная логика тлела, лишь стимулированная страхом воля боролась. Лже-Сима не сомневалась: ее опознали. Ей не верят. Значит, на неё могут оказать давление враги. Союзники и того опаснее, вдруг решат уничтожить – она многое выдаст, если заговорит.
Страх требовал действовать. Искать выход из безысходности, пока рядом нет Яхгль. Медблок почти не охраняется. Это логично, ведь он внутри габа, сюда нельзя проникнуть, отсюда нельзя исчезнуть. Впрочем, свободу габрехта Симы в переделах Уги пока ничто официально не ограничивал. Как добиться права на вылет? Как, если его дает только габрал, а он мурвр, он вне влияния.
Шум. Шаги, щелкающие голоса. Сафары. И Яхгль – симпатия почти парализована, но это поле велико и наделено столь внятным узором, что его не спутать с иным. Плотно, пестрое, оно мешает наблюдать габ. Не зря идянку приставили в охрану: пока она рядом, мир словно пропадает, сокрытый за полем, охватывающим ближнее и экранирующим дальнее.
Нужен тот, кто способен превысить приоритет габрала. Это тупик. А иные варианты? Есть ли хоть какие-то…
– Он очнулся! Будет жить, – устало бормотала пожилая подслеповатая сотрудница медслужбы, проходя мимо палаты.
Раса? Гуманоид, точнее не понять. Поле тусклое, едва ощущается. Это утомление и сонливость. Хорошо, чем слабее поле – тем удобнее влиять. Чтобы справиться, сейчас требуется податливое сознание.
Напряжение. Пот застит глаза. Поодаль Яхгль – она возле габмурга и занята. В узоре поля много радости, всполохи вдохновения… и азарт. Значит, сообщение не ложное, идянка погружена в работу и не замечает ничего вокруг. В ушах звенит кровь. Привкус горечи во рту. Слабое сознание захвачено, в коридоре почти падает медичка, цепляется за стену – и открывает дверь непослушными, чужими руками. Входит, несет воду. Смотрит в глаза лже-Симы. Шепотом отчитывается: да, габмург очнулся. Сказал внятно два слова – уть, ить. Парное сознание восстановило себя, вспышка активности длилась менее секунды. Прогноз по первичному восстановлению – доля суток. Прогноз дала Яхгль. Сейчас она в палате габмурга, скоро уйдет. Обязана оповестить габнора Рыга. Сказала это вслух. Велела вернуться и ждать указаний.
Радость. Страх, сомнение, но сквозь них – радость. Скоро будет добыт нужный приоритет, хватит времени для вмешательства.
– Иди и возьми у него идентификацию, – ласково шепчут губы. – Иди. Это важно для его жизни. Это важно, и так ты должна поступить. Это трудно, но затем ты отдохнешь. Спокойный сон. Долгий, добрый сон.
Невольная помощница уходит. Сознание пьянеет, колышется в тумане зыбкого восторга. Найден выход! Надо собраться и поспешить, но не ошибиться. «Стрела» сделает всего пару прыжков, с некоторого удаления станет допустимо подать сигнал. Главное – покинуть габ. Еще не поздно. Новые усилия, критические для подавленного, сонного мозга. Важно без ошибок приготовить пакет данных, внедрить добытую только что идентификацию Тьюитя, создающая должный приоритет. Готово! Теперь отправка, статус отложенного уведомления, чтобы дать себе время.
Надо встать. Встать и сделать первый шаг.
Взгляд вниз. Короткая больничная рубаха. Ноги. Обычные ноги гуманоида. Красивые. Вспышка старой боли. Ей было всего девятнадцать, когда внешность идян превратила ее в посмешище. И она отомстила. У каждого свой страх. Таковы они, две неполноты людские, которые вместе, сливаясь, якобы должны создавать полноту – а порождают боль, гнев, жгучую обиду, которые нужно выплеснуть, поскольку держать в себе непосильно – захлебнешься… Позже становится понятно: однажды возникнув, темные демоны уже не иссякают. Никогда. Глупцы вроде Ики твердят, что есть рамки и они выстраивают а вовсе не ограничивают, путь равновесия. Ика и подобные ему лгут прочим, уже познав ужас и сладость падения. Иначе не может быть. Они ведь повелевают. И она научится. Падение – это освобождение. Она совершенно свободна. Давно. И это создает гордость за пройденный путь. Вне рамок. По целине.
Шаг. Ноги подламываются. Можно пройти серию процедур пластинга, но нельзя забыть мощь прыжка и гибкость шага, данные настоящим идянам. Хочешь быть, как все? Да… Презираешь их убожество? А как иначе! Их, не себя ведь. Под маской пластинга ты – совершенство. Ты лучше всех. Не видят? Там им и не надо. Они стадо, они верят в то, что скажут вожаки. Они не стоят ничего, кроме участи стада. Все они. Все!
Дверь. Опереться, прильнуть щекой и слушать. Поодаль шумят сафары. Эти недотепы сперва поят других, а затем уже не могут уняться. Пришли с важной миссией – хором воспеть здравие. Даже официальные врачи признают, что речитатив телекинетиков отстраивает сложные травмированные органы на клеточном уровне и ниже, неизвестно как глубоко. Но сейчас сафары лишь пьяно щелкают, нестройно и бестолково. И это хорошо, они отвлекают Яхгль.
Коридор. Качающийся, танцующий коридор. Пытка каждого шага. Надо терпеть. Проклятая Яхгль! Что она ввела, улыбаясь ядовито-очаровательно? Уничтожить. Стереть. Выжечь дотла. И ее, и улыбку, и поскудное умение ходить на природных ногах – с гордо поднятой головой, будто никто не смеет смеяться вслед. Раздавить. Стереть…
Пирс. Катер. Последний рывок – и посадка в кресло пилота. Стимуляторы для мозга. Приказ на старт по авральному протоколу. Почти так ускользнул из габа этот самый корабль, когда его запрограммировала настоящая Серафима Жук. Гнуснейшее убожество, интеллект надут вдвое от истины стараниями друзей, но даже такой он смехотворен. Как жалкое создание могло вмешаться в превосходный план? Сломать его, изуродовать. Гниль. Выжечь. Позже, со вкусом – выжечь.
Старт. Рывок катера. Восторг осознания прыжка – получилось!
Резкий выброс в пространство. Недоумение, замешанное на усталости и головной боли. Пустота… автоматический габ-пирс рядом. К кораблю строем мчатся габариты, мигая индикаторами аварийного режима.