Так даже это месторождение, после 1991 года - оказалось нерентабельным и, было заброшенно не выработав и половины разведанных запасов – дешевле этот металл купить на мировом рынке!
Известны мне и другие, более богатые месторождения редкозёмов на Кольском полуострове, в Сибири и даже на территории Китая – ныне переживающего «Эпоху перемен», да такую бурную – что не приведи Маркс!
Однако, чтоб их начать разрабатывать, ещё надо разведать с точною хотя бы до сотен метров – чтобы начать копать шахту или карьер… Затем, подвести туда коммуникации, построить жильё для рабочих и специалистов, школы и магазины…
Проблем при этом возникнет - мама, не горюй!
А здесь уже всё почти готовое: знай только рагребай завалы отвалов – ищи минералы. В самом худшем случае, требуется лишь осушить шахту или открытый карьер - как в случае с молебденитом из Александровского рудника и возобновить добычу изумрудов для Кабакова.
Да и цена редкозёмов, добыча которых в мире ещё не приняла характер массовый – ныне изрядно кусается, даже для такого крутого перца, как я.
Так что для начала начнёт там, а потом посмотрим!
***
После моего более-менее подробного рассказа о своих планах по добыче и использованию редкозёмов на Изумрудных копях, Профессор Ипатьев заметно оживившись и даже энергично жестикулируя, что за ним не замечалось ранее:
- А ведь в этом случае я могу Вам хорошенько помочь, Серафим Фёдорович!
- И чем же именно, Владимир Николаевич?
- Во время моей последней поездки в Германию перед самым прошлым праздником Рождества, доктор Каро познакомил меня с одним молодым немцем по имени Михаэль… Немецкая его фамилия слишком длинная и я её не запомнил, хотя где-то у меня завалялась его визитная карточка.
- Этот, по виду энергичный и увлекающийся различными возможностями человек, во время войны сумел разбогатеть наладив извлечение из отбросов различных руд, дорогие и необходимые для военного снаряжения металлы, как то — вольфрам, молибден и прочие. Нужда немецкой промышленности в этих металлах была тогда очень велика и, потому, а также - благодаря умелой организации дела и приглашению опытных металлургов - ему удалось из бедного предпринимателя стать весьма богатым человеком, владельцем нескольких предприятий.
Червь сомнения меня точит:
- Вы уверенны, что он согласится поехать из цивилизованной Европы - не просто в дикую России, а к тому же в почти в Сибирь?
- Ну а почему бы и нет? Война закончилась, спрос на эти металлы в промышленности упал и, на рынке в свободной продаже в большом количестве появилось ранее стратегическое сырьё. Добывать их из отбросов стало невыгодным. Михаэль разорился, его специалисты оказались без работы, а оборудование распродается по цене простого металлического лома…
У меня ёкнуло на сердце: неужель и правда - на ловца и зверь бежит?
Не, так сказочно легко не бывает!
Как бы опровергая мои сомнения, профессор:
- …Он не просто так со мной познакомился через доктора Никодема Каро, а с целью подыскать ему вакансию в России.
- И что Вы ответили?
- Обещать не стал, но сказал, что попробую. Правда, из-за последних событий – всё как из головы вылетело.
С учащённым дыханием и пульсом, чуть ли не беря профессора за лацканы его европейского пиджака:
- Номер сотового, быстро!
Увидев недоумённо выпученные глаза, спохватился и быстро поправился:
- У Вас остались координаты этого «Михаэля»?
- Что? Ах, да… Его визитная карточка, я же сказал. Там адрес и номер телефона, по которому ему можно позвонить.
В Музее В.И. Ленина, в котором мы находились, имелся телефон – по которому можно было позвонить и за границу. Все же это вдова Вождя, имеющая многочисленные знакомства среди европейской интеллигенции, не забываем!
Соскакиваю и хватая его за рукав:
- Быстро звонить!
Тот, с силой вырвавшись:
- Вы с ума сошли, молодой человек! Два часа ночи.
Прихожу в себя и приложив руку к сердцу:
- Ах, да… Прошу простить меня, Владимир Николаевич. Если бы Вы знали, как заеб… Как задолб… Как я устал всё в одиночку тащить…
С насмешливым любопытством на меня глядя:
- Вполне Вас понимаю, Серафим Фёдорович! Сам неоднократно и почти что по такому же поводу, точно такое же чувствовал.
***
Однако, пора закругляться: больше чем мне удалось – мне с него не вытянуть. Будем считать, что миссия выполнена на пятьдесят процентов и разойдёмся, как в тумане корабли.
Всё же надо попробовать ещё раз на последок:
- Владимир Николаевич… Вы назвали мне, я надеюсь – достойных людей, но всё же руководителей отдельных филиалов корпорации «Россхимпром».
Руками делаю вид, что пытаюсь объять необъятное:
- А кто, по вашему мнению, может возглавить всё это целиком?
Тот, после довольно продолжительной паузы:
- Разве что Смилга.
- «Смилга»?! Да, это же – большевик-революционер?!
Сказать по правде, больше я ничего про эту личность не знал.
К моему удивлению, профессор горячо принялся его защищать и выдал целую речь:
- Ну и что? Среди большевиков тоже всякие попадаются! Ивар Тенисович - человек с хорошим образованием, отлично владеет речью и в своих действиях отличался решительностью и настойчивостью. Ему было тогда около 31-32 года, цветущего здоровья и с симпатичными чертами лица. Хотя Смилга безусловно является убежденным коммунистом, на меня он произвёл симпатичное впечатление своей прямотой и отсутствием боязни высказывать свои убеждения, хотя бы они шли в разрез с мнениями его товарищей по партии. Он, безусловно является сторонником НЭПа, предлагает отмену государственной монополии на внешнюю торговлю, поддерживает план соединения промышленности и торговли в один комиссариат…
Перебив, я:
- Всё это хорошо. Но какой будет из него хозяйственник?
- …Я считал тогда и сейчас считаю, что он выше всех остальных членов Президиума и что собственно ему надо было бы руководить ВСНХ СССР!
- Главой правительства?!
Вот это номер!
А я то как раз в очередной раз искал человека на должность Председателя Совнаркома Нижегородского края…
Это – очень удачно я сегодня «зашёл», даже если не удастся уговорить самого Ипатьева взяться за нашу химическую промышленность.
- Совершенно верно! В заседаниях Президиума я никогда не слыхал от него каких-либо нелепых предложений и, если иногда - не зная всех деталей дела, он делал возражения, то его всегда можно было убедить и склонить на свою сторону разумными доводами. Я не раз это испытывал на себе, в особенности в вопросе о возрождении коксобензоловой промышленности.
- Ну, хорошо… А чем уважаемый… Эээ…
- Ивар Тенисович. Он латыш по национальности и до войны занимал должность учителя в одном из учебных заведений Латвии, преподавая, насколько я помню, историю и русскую словесность.
- И чем ваш латыш занимается в данный момент? Согласится ли он переехать в Растяпино?
- Он оставался в Президиуме ВСНХ всего лишь два года и, не поладив там с Рыковым вынужден был уйти в отставку. Насколько мне известно, в данный момент он свободен.
Улыбнувшись, профессор продолжил:
- А насчёт того, согласится ли он – я ничуть не сомневаюсь! Вы, Серафим Фёдорович, любого уговорить способны.
Раздосадовано махнув рукой:
- Видно не любого – раз Вас не уговорил.
Затем, чуть ли не нараспев:
- «Химический институт высоких давлений имени Смилги»… Ну, а что? По-моему звучит!
Подмигнув профессору:
- По крайней мере - не хуже, чем «Имени Ипатьева», согласитесь!
Тот, скрипнув зубами:
- Вам никто не говорил, что Вы – чудовище?
Я затаил дыхание… Опаньки… Кажись…
КЛЮНУЛО!!!
Сделав морду кирпичом:
- Да, кажный день по сто раз, а чё?
Ипатьев спросил глядя прямо в глаза:
- Крупную химическую корпорацию, говорите, хотите создать?
Я своих глаз не отвёл:
- Да, хочу! А раз я хочу – она будет создана, пусть даже договариваться придётся не с Вами – а с самим Дьяволом.
- Такую, как «И. Г. Фарбениндустри» или «Bayerishe Stickstoff Werke»?
- На меньшее не согласен.
Глядя куда-то в сторону, тот:
- Как-то раз Лев Троцкий, расспросил меня о состоянии химической промышленности за границей и после моего подробнейшего доклада, задал вопрос: «Сколько же нам надо времени, чтобы создать такое?». «Не менее 25 лет, — был мой ответ, — и то, если мы будем систематически изучать этот вопрос и упорно трудиться над его решением».
- Тогда, он мне ничего не ответил… Но через некоторое время после этой беседы, будучи на митинге текстильщиков - где между прочим, говорил о необходимости развить химическую промышленность в Союзе, Троцкий заявил буквально следующее: «Здесь я, не согласен с мнением профессора Ипатьева, который только что вернулся из-за границы и который заявил мне, что надо 25 лет, чтобы дойти в развитии красочного дела до того состояния, какого достигла в настоящее время Германия. Но я думаю, если пролетариат захочет – мы будем её иметь через пять лет».
Предельно язвительно:
- Судя по раздавшимся после этих слов аплодисментам, пролетариат «этого» хотел! Но прошло уже почти пять лет, а «воз» химической промышленности – даже красочной и, ныне там.
Я пристально посмотрел на него: в той, в «реальной истории», Владимир Николаевич оставит сей говённый мир в 1952-м году - прожив от сего времени, когда мы с ним беседуем - ещё двадцать шесть лет…
- У Вас будет это время, Владимир Николаевич!
Долго мы с ним играли в «гляделки» и, наконец он отвёл взор со словами:
- Не знаю почему, но я Вам верю, Серафим Павлович.
Протягиваю руку, и:
- Так, что? Посёлок Растяпино будет называться «город Ипатьевск»?
Берёт мою ладонь в свою и, пожав её, задерживает:
- А вот этого категорически не хотелось бы! Ассоциации нехорошие навеивает, знаете ли, после того как в подвале Ипатьевского дома - расстреляли Государя Императора и его семью.