Иван хотел что-то сказать, но майор жестом остановил его:
– Дело передаю капитану Нестеренко, пусть разбирается с тобой. Не захочешь под трибунал, договоришься.
Майор вложил в папку документы и протянул капитану.
Тот вскочил с места, взял у майора документы и насмешливо спросил:
– Ну что, комсорг, Беломорканал строить поедешь?
– Я не против…
Иван не успел договорить, как получил удар в лицо.
«Сволочь!» – подумал Иван.
– Капитан, прекратите мордобой!
– Пойдём со мной, – особист подтолкнул Ивана к выходу.
Не договорились соперники. Трибунал приговорил Ивана к пяти годам лишения свободы.
Вскоре после суда Ивана в числе других осуждённых погрузили в теплушки – двухосные вагоны, и состав направился на восток. В вагоне было около сорока человек. Нары в три яруса, печка-«буржуйка» посреди вагона. В углу за шторкой – нужник. Заключённые – в основном молодые ребята, прошедшие войну, в том числе офицеры, разжалованные в рядовые. Осуждённые по статьям за преступления, часто совершённые по пьянке, но без тяжких последствий.
Старшие по званию, бывшие разведчики Тигран Назарян, майор из дивизионной разведки. Высокого роста, спортивного телосложения, располагающий к себе с первого взгляда армянин, лет тридцати. А другой, тоже майор, – Александр Селиванов, среднего роста, интеллигентного вида, похожий на учителя, с добрым, вдумчивым взглядом. Его арестовали в городе Ансвальде, при аресте требовал встречи с кем-нибудь из высшего комсостава для передачи важных данных, но ему не поверили, судили как предателя и дали двадцать пять лет лагерей. Он был очень болен, тяжело дышал и кашлял, видно, что с ним поработали в Смерше.
По загранице состав двигался только в дневное время суток, а ночь стоял на станции.
Когда пересекли границу СССР, на вагонах белой краской крупными буквами сделали надпись: «Власовцы». Теперь поезд шёл по родной земле круглосуточно, вызывая ненависть у народа, пережившего кошмар войны.
Страна выглядела ужасающе. Разруха… разруха и нищета. Периодически состав останавливался, заключённых выпускали на кратковременную прогулку и справить нужду. После команды «Посадка!» все старались скорее заскочить в вагон. Конвоиры, вооружённые берёзовыми киянками на длинных ручках, били медлительных и слабых. Чем дальше двигались на восток, тем сильнее чувствовалась осень.
Лиственный лес, растущий вдоль железной дороги, радовал разноцветьем и вызывал чувство лёгкого восторга. Хвойник своим мрачным видом вносил в душу гнетущую тоску.
Люди устали от длительной поездки в антисанитарных условиях. Кормили отвратительно. Всё чаще стали болеть и, не имея должного медицинского обслуживания, умирать. Хоронили во время кратковременных остановок в лесу. Выкапывали неглубокие длинные ямы, складывали туда тела, присыпали землёй и закидывали ветками.
В октябре прибыли в Москву. Состав загнали в тупик, огороженный забором с колючей проволокой и смотровыми вышками. Иван узнал это место. Осенью сорок первого он вместе с заводом эвакуировался в Удмуртию с этой площадки. Вспомнил, как при погрузке в эшелон фашистские самолёты бомбили станцию, и осколком ранило друга.
Его увезли в госпиталь, а погиб он позже, при обороне столицы. Заключённым разрешили прогулки. Иван воспользовался этим, чтобы передать записку брату Алексею. Он рискнул подойти к женщине – обходчице вагонов. Когда Иван приблизился к ней на расстояние нескольких шагов, она выставила вперёд крюк для открытия буксы и угрожающе сказала:
– Не подходи ко мне, власовская морда!
Иван не удивился такому отношению, так как проехал почти полстраны и видел, как реагировали люди на надпись «Власовцы».
– Матушка, – обратился он, – мы не власовцы, нет среди нас «власовцев». Да, мы оступились, но воевали за Родину с фашистами в Красной армии.
Иван сказал, на каком фронте воевал и за что осуждён. Женщина слушала, но смотрела недоверчиво и с опаской. Иван попросил:
– Матушка, передайте, пожалуйста, вот эту записку по адресу, – Иван протянул треугольник. – Я вас очень прошу!
Женщина опустила крюк:
– Кидай на землю и уходи.
Он уронил письмо под ноги и пошёл обратно.
Через день Ивана вызвали к начальнику поезда и сопроводили до проходной. Зайдя в пункт пропуска, Иван увидел Алексея и кинулся к нему. Обнялись. Они не виделись пять лет. Оба прошли войну. Алексей старше на шестнадцать лет, другие два брата, Александр и Семён, пропали без вести.
Иван поинтересовался:
– Ты как сумел получить разрешение на свидание? Я, честно сказать, мало надеялся.
– Работаю личным водителем у генерал-майора Александрова Александра Васильевича, руководителя Ансамбля песни и пляски Советской армии. Обратился к нему, он помог.
Братья говорили о родных, помянули замученного немцами отца. Пришло время прощаться. Алексей обнял брата.
– Ваня, мы расстаёмся, но, я надеюсь, не навсегда. Зона – это серьёзное испытание, но при любых обстоятельствах главное – оставаться человеком. Вот, собрали тебе посылочку, возьми, похоже, на Север вас везут.
Они простились. Иван был под впечатлением от встречи с братом и, шагая к вагону, широко улыбался своим беззубым ртом. Верхние передние зубы Иван потерял при форсировании Вислы, где его тяжело ранило в лицо: было пробито горло, а несколько осколков так и остались с Иваном на всю жизнь. Вследствие ранения он говорил негромко и с хрипотцой.
У вагона конвоир, сидевший на ступеньке кондукторской будки, окликнул:
– Чего несёшь? Давай на проверку.
– На проходной проверили.
– Здесь я проверка. Показывай.
Иван покопался в посылке, достал несколько конфет, протянул конвоиру.
– Проходи, – беря конфеты, снисходительно сказал тот.
Иван запрыгнул в вагон. К нему подошёл Назарян. Так повелось, что за время этапа сложился определённый порядок подчинённости по ранее имевшимся званиям. Так легче было соблюдать дисциплину и не допускать серьёзных ссор.
– Ну что, комсорг, встретился с начальником поезда? – спросил он, глядя на котомку в руке Ивана.
– С братом встречался, майор. Записку удалось передать с обходчицей, и вот удача. Честно сказать, сомневался, что получится.
Иван, выкладывая содержимое из мешка, рассказал историю с запиской. Родственники послали заварку, сахар, мыло, папиросы, хлеб, сушку, вяленую рыбу.
Быстро организовали чай. Благо кипяток на «буржуйке» всегда подогрет. По вагону разошёлся чайный аромат. Иван очистил рыбу, отрезал кусок хлеба, налил в кружку чай и подошёл к Селиванову. Майор сильно болел, самостоятельно уже не ходил. Он поблагодарил за угощение, поел и выпил сладкого чая, размачивая в нём сушку.
– Да, ребята, похоже, последний раз вкусно ем, – с грустью произнёс Селиванов.
Папиросы, мыло, чай оставили для больных, остальное съели. Настроение поднялось. Кто-то негромко запел:
Как-то на гулянке
Вошли в деревню танки и остановилися в саду.
Вышел парень русый,
Командир безусый,
И повстречал девчонку молоду…
Простояв в тупике ещё двое суток, состав отправился в путь, увозя осуждённых всё дальше и дальше в неведомые края необъятной Родины.
Поезд шёл по тайге. По обе стороны от железнодорожного полотна метров на сто лес был вырублен. Выпавший снег, как бы стыдясь за надругательство человека над природой, пытался прикрыть торчащие пни, валяющиеся хлысты и ветки порубленной тайги. Никто уже не сомневался, что состав следует на Север. Конвоиров одели в белые полушубки, а заключённые оставались в том, в чём были доставлены на место погрузки.
За время пути одежда испачкалась и поистрепалась. Стали досаждать вши, борьба с которыми велась круглосуточно. К антисанитарии прибавился холод. Ещё больше людей болело и умирало. Умер и майор Селиванов.
Его любили за то, что, будучи больным, он не терял оптимизма и чувства юмора. Всегда старался приободрить. Был интересным рассказчиком и располагающим к себе человеком. Наизусть знал города по алфавиту и перечислял их за минуту. Начинал с Астрахани и заканчивал Ялтой.
Многие увлеклись этим, соревновались между собой, тренируя память, проводя таким образом время. В очередной раз поезд остановился в лесу. Похоронили умерших. Спать легли в подавленном, тревожном состоянии. Каждый думал о своей дальнейшей судьбе. Иван вспомнил предсказание Нины. Тогда он отнёсся к гаданию как к развлечению, не поверил.
Иван задремал и во сне увидел мать – Степаниду Романовну. Она плакала, причитала и с укором посматривала на сына. Иван чувствовал себя виноватым, извинялся перед матушкой. Она говорила, что-то про дом, сожжённый немцами, и что живёт в землянке. О пенсии, которую не платят за пропавших на войне сыновей и внука.
– Матушка, не плачьте, я быстро вернусь с Севера. Приеду и заберу вас к себе. У меня и девушка хорошая, жена Лида, – Иван обнял мать и почувствовал от её волос запах свежего сена.
От скрежета тормозов и резкого толчка Иван проснулся.
«Почему темно и так холодно?»
Спросонья он не понял, где находится, но вспомнил сон. Поезд остановился. На улице послышались шум, команды, топот сапог, ругательства. Кто-то предположил, что прибыли к месту назначения. Те, кто находился на верхних нарах у продухов, стали выглядывать, пытаясь разглядеть название станции.
– Вельск, – донеслось сверху.
– У-у-у, ребята, куда нас занесло! – послышался удивлённый голос. – Это же Север, Вологодская, теперь уже Архангельская, область, у меня дед был отсюда родом. Лошадей-тяжеловозов разводили. Вот бы пращур удивился, узнай, каким путём я к нему на родину попал.
Снаружи послышалась команда открыть вагон. Звякнули засовы, дверь сдвинулась.
– Оставаться всем на местах! – последовала команда с перрона.
Несколько мощных фонарей осветили вагон. Капитан и два автоматчика запрыгнули внутрь.
– Майор Иван Сергеевич Селиванов среди вас есть?