[4] и рожали детей, чтобы передать им свою любовь к земле и крестьянскому труду. Детские голоса в деревне (в ту пору даже без радио) стали самой частой, любимой и популярной мелодией. Дети были объектом радости и ласки.
Семья Тарбаевых жила в деревне Михалёво (два ряда изб на правом берегу реки Устьи). Появилась эта фамилия в Устьянских сохах[5] в XVIII веке от крестьянина Севастьяна Тарбаева, обрусевшего татарина или какого другого отпрыска тюркского племени, предки которого пришли в эти места из Великого Новгорода. В деревне, кроме Тарбаевых, жили Мымрины и Илатовские. Все они в той или иной степени приходились друг другу родственниками.
У Тарбаевых было пятеро детей. Зина родилась до войны, а Коля, Лёня, Таня и Галя – в послевоенные годы. Зина, окончив школу, училась на курсах поваров в селе Черевково. Коля – в четвёртом классе, Лёня – в первом. Сестрёнки были маленькие и, когда другие находились на работе и в школе, сидели дома под присмотром бабки Надёжи – матери отца семейства.
День в семье начинался обыденно. Хозяин, Александр Александрович, работал в колхозе бригадиром, а потому уходил рано, чтобы успеть дать разнарядки работникам.
Хозяйка, Ефросинья Игнатьевна, обрядившись, будила ребят, кормила завтраком и отправляла в школу. Готовила обычно кашу-повалиху. Заваренное крутым кипятком ячменное тесто, протомлённое в русской печи, было любимым лакомством детей. Ребята ели горячую кашу с большим удовольствием, макая её в топлёное масло или запивая холодным молоком. Зимой кашу чаще ели с клюквенным киселём или мочёной брусникой.
Позавтракав, дети надевали свою нехитрую одежонку, пошитую обычно в домашних условиях. Коля носил брюки, сшитые из бывших отцовских галифе, и рубашку – из мужской нательной рубахи, покрашенную в синий цвет.
Пальтишко перешили из старого пальто сестры Зины. А на ногах – онучи[6] и лапоточки. Берёзовые лапти ребятам плёл дядька Алёшка. Коле очень нравилась обувка из берёзовой коры, да и не было другой. Видя, как ловко ладится у дяди работа, он просил и его научить плести лапти.
С удовольствием наблюдал Коля, как нарезаются из бересты неширокие, но длинные полоски, а он помогал скручивать их в рулончики и складывал в зобеньку[7] на хранение. Дядя Алёшка охотно показывал племяннику, как с помощью деревянного кочедыга из берёзового лыка[8] получается плетёная обувь.
Коля быстро оделся сам и стал помогать мотать онучи и надевать лапти младшему брату. У Лёни никак не получалось быстро и правильно наматывать портянки и завязывать верёвки-шнурки. Лёнька нервничал и, чуть не плача, тихо ругался.
Его одежда была так же проста, как и у Коли. Брюки пошиты из трофейного немецкого мешка плотной ткани серого, как пепел, цвета. Внизу на одной из штанин виднелось изображение орлиного крыла – остатки фашистского герба. Рубаха зелёного цвета, сшитая из старого сарафана бабки Надёжи.
Вместо пальто Лёня носил матросский бушлат, купленный матерью у заключённых. Он был ему велик, спускался до пят, но, подпоясавшись армейским ремнём, Лёня ходил в нём в школу и на прогулки.
Ребята оделись, захватили холщовые сумки с тетрадями и отправились в школу.
Четырёхклассная школа находилась за ручьём, в другом конце деревни, на самой окраине, даже немного в стороне.
Пока шли, собиралась большая ватага ребят и девочек, весело и шумно шагающая к школе. Затем ученики расходились по двум классам: первый и третий – в один кабинет, второй и четвёртый – в другой.
После уроков все бежали домой, чтобы поскорей сделать домашнее задание и успеть погулять с друзьями до наступления сумерек. На улице вовсю хозяйничала весна, и, насидевшись дома на печи в холодную зиму, ребята очень хотели побегать на улице.
Они допоздна играли в «попа-погоняло» и «чижика», соревнуясь в беге и умении метко бросать самодельные биты.
Лёня пришёл из школы раньше брата (четвероклассники после уроков в колхозе помогали делать торфяные горшочки для посева семян капусты на рассаду). Пообедав наскоро и немного поиграв с младшей сестрёнкой Галинкой, Лёня взял вёдра и побежал на реку по воду. Воды для хозяйства надо много, а потому они с братом договорились, кому сколько наносить.
Когда Коля пришёл, Лёнька уже натаскал воды в свои кадки, сделал домашнее задание по арифметике и правописанию. Осталось стихотворение, его учительница Анна Михайловна просила выучить к завтрашнему дню. Пока Коля давал сена корове да носил воду, Лёнька учил стих (небольшой, потому быстро осилил).
– Бабка Надёжа, – обратился он к своей престарелой бабушке, – послушай, как я читаю стихотворение…
Бабка была неграмотная и очень любила, когда кто-нибудь из внуков читал вслух книжку или рассказывал стихи.
– Танька, – повернулся к сестре, сидевшей около мирно посапывающей в люльке младшей сестрёнки, – ты тоже слушай! Через два года сама в школу пойдёшь, тебе это пригодится. Учись у братьев!
Лёнька забрался на массивную лавку у стола, чтобы бабка с сестрой могли его видеть во весь рост и хорошо слышать. Небольшого росточка, худенький, в длинной, ниже колен, мятой рубахе, он уверенно влез на скамью, встал и расправил плечики, чуть-чуть задрав наголо стриженную голову, представляя себя перед классом, и начал:
– «Песня матери»! Автор – Алексей Плещеев!
Затем выдержал паузу и выразительно продекламировал:
В поздний вечер буря
За окном шумела.
Мать, качая сына,
Тихо песню пела:
«Ах, уймись ты, буря!
Не шумите, ели!
Мой малютка дремлет
Сладко в колыбели…»
Лёнька окинул самодовольным взглядом своих слушателей и спрыгнул со скамьи.
– Завтра в классе расскажу на пятёрку! – самоуверенно заявил он.
– Порато ладно[9], мезонька[10], порато баско[11] сказываешь, – подбодрила его бабка Надёжа.
А Таня, улыбаясь, молча смотрела на спящую сестрёнку. Лёнька, довольный похвалой бабки, стал собираться на улицу.
Коля, обрядившись по хозяйству, вернулся в избу. Брат доложил ему, что сделал уроки, выучил стихотворение, а теперь пойдёт с ребятами играть.
– Вечером повторишь стихотворение, – назидательно, на правах старшего, сказал Коля.
Лёнька пришёл домой к самому ужину. Все уже сидели за столом, дожидаясь, пока мать, хлопотавшая у печи, соберёт ужин. Под низким потолком висела керосиновая лампа. При ней Александр Александрович читал «Правду».
– Ну что, мезонька, пришёл наконец-то, проголодался поди? Давай умывайся да проходи к столу, а то мы заждались тебя, – ласково сказал отец, складывая газету.
– Я уже умылся, – выпалил Лёнька, быстро пробежал к столу и сел на своё место.
Коля, с Галинкой на коленях, играл с сестрёнкой в ладушки.
– Когда стихотворение повторять будешь? – шёпотом спросил он, повернувшись к брату.
– Завтра утром перед школой повторю…
Полуведёрный медный самовар попыхивал на столе. Рядом крынка с варёным молоком под жёлто-коричневой пенкой и чугунок. Из него шёл пар от картошки в «мундире». На деревянной тарелке лежали куски нарезанного ярушника[12].
В металлической баночке, на стенках которой еле-еле угадывались какие-то буквы старого русского алфавита, лежали мелко наколотые глыбки[13] сахара. Галинка то и дело тянула свою маленькую ручонку к баночке. Коля пытался объяснить сестрёнке, что сахар нужен только к чаю.
Ефросинья Игнатьевна поставила латку[14] с солёной рыбой на стол, пододвинула под краник самовара и заварила крутым кипятком. Аромат заваривающейся рыбы разошёлся по избе. Ребята часто засопели носами, вдыхая запах. Накрыв латку деревянной крышкой, хозяйка присела к столу и позвала свекровь.
Ужиная, Ефросинья Игнатьевна посетовала мужу:
– Олёкса, ты вот всё робишь[15] да бригадиришь, а мы совсем оборвались. У ребят ни штанов, ни хорошей обувки нет.
– Меза, так я-то штё поделаю, коли денег не дают? Вона, в газете пишут, что деньги на село выделяют, трактора, комбайны сулят[16], может, и заживём.
Ребята, уплетая картошку с заварной рыбой, внимательно слушали разговор родителей. В небольшую паузу Лёнька вдруг громко сказал:
– Знаешь, мамка, когда я вырасту большой, то буду лётчиком. Полечу над нашей деревней на самолёте и сброшу тебе большой мешок с деньгами!
Все рассмеялись и стали шутить, а Ефросинья Игнатьевна подошла к детям, обняла и сказала:
– Дай Бог, ребятушки, вам выучиться и в люди выйти…
Утром Ефросинья Игнатьевна, как обычно, разбудила мальчишек. Позавтракав, они засобирались в школу.
За Колей зашёл друг, и они ушли. Лёнька хотел ещё раз повторить стихотворение, но время поджимало, он не успевал. У него опять не получалось мотать онучи, потому лапти никак не лезли на ноги. Он нервничал, ругаясь шёпотом, Кое-как обувшись, побежал в школу.
На первом же уроке учительница Анна Михайловна стала спрашивать стихотворение.
Дошла очередь и до Лёньки. Он уверенно вышел к доске, встал, заложив руки за спину. Расправил свои худенькие плечики. Окинул взглядом сидящих за партами ребят. Немного помедлил, после чего назвал автора стихотворения и начал:
В поздний вечер буря
за окном шумела.
Мать, качая сына,