– И какие выводы ты, как человек умный, можешь из всего этого сделать? – спросил он у дежурного.
Тот отвел глаза и посмотрел на долину Сены.
– Пола’аю, сэр, – ответил тот, – что наши лошад’и, если их постоянно держать на холоде в стойлах, заболеют болезнями, ’оторых у них обычно не бывает.
– Вот и славно, – сказал на это Титженс, – тогда держи их в тепле.
А сам подумал, что если произнесенные им слова тем или иным образом дойдут до ушей лорда Бейкена, его ждет невероятный скандал. Но он был обязан на это решиться. Лошадь, за которую ты несешь ответственность, не должна страдать… Ему надо было об очень многом подумать… и ничего не оставить без внимания. В небе сияло солнце. Долина Сены окрасилась в серо-голубые тона, будто гобелен. Над ней реяла тень убитого валлийского солдата. Носясь над пустынным полем за штабом, из-за курившегося над ним дыма похожим на крематорий, тянул свою пафосную песнь чудной жаворонок… Действительно чудной. Ведь в декабре эти пташки, как правило, не поют. Они поют, только ухаживая за самкой, или над гнездом… Этот, пожалуй, оказался не в меру сладострастный. Ноль-девять Морган представлял его полную противоположность, особенно на фоне профессионального боксера!
По грязной, узкой дороге, зажатой с обеих сторон кирпичными стенами, они поскакали в город…
Часть вторая
1
Сильвия Титженс сидела в вестибюле лучшего во всем городке отеля, великолепно обставленном, сверкающим белой эмалью, увешанном зеркалами и хвастливо выставлявшим напоказ плетеную мебель, и рассеянно слушала штабного майора, который слезно без конца умолял ее не запирать на ночь дверь спальни.
– Даже не знаю… – отвечала она. – Может, и не запру… Не знаю…
А сама рассеянно глядела в голубоватое, во всю стену зеркало, обрамленное, как и все остальное, пробковым деревом, выкрашенным в белый цвет. Потом немного напряглась и сказала:
– Смотри, это же Кристофер!
Штабной майор уронил фуражку, стек и перчатки. На его голове обеспокоенно задвигались темные волосы без всякого пробора, смазанные какой-то липкой, густой субстанцией. Перед этим он говорил, что Сильвия разрушила всю его жизнь. Разве она ничего об этом не знала? Ведь если бы не она, он мог бы жениться на юной, непорочной девушке.
– Но что ему надобно?.. – спросил он. – Боже правый!.. Что ему надобно?
– Ему надобно, – ответила Сильвия, – сыграть роль Иисуса Христа.
– О Господи!.. – воскликнул Пероун. – Да ведь из всех офицеров генерала он первейший похабник…
– Ну да, – произнесла Сильвия, – женись ты на юной, непорочной девушке, она бы… Как бы это сказать… В общем, наставила бы тебе рога, не прошло бы и девяти месяцев…
Пероун от ее слов слегка вздрогнул и пробормотал:
– Не думаю… Скорее наоборот…
– Ну уж нет, – настаивала на своем Сильвия, – сам подумай… В нравственном отношении ты муж… Или, если уж на то пошло, скорее в безнравственном… Видишь ли, он тот самый мужчина, который мне нужен… Только вот вид у него больной… Слушай, а врачи в госпиталях всегда говорят женам, что с их мужьями?
Сильвию с его кресла было видно не полностью, и под таким углом майору казалось, что она уставилась в ничем не примечательную стену.
– Я его не вижу, – сказал Пероун.
– Зато вижу я, в зеркало… – ответила Сильвия. – Смотри! Отсюда и ты его заметишь.
Пероун вздрогнул опять, на этот раз чуть сильнее.
– У меня нет ни малейшего желания его видеть… Мне и без того время от времени приходится сталкиваться с ним по служебным делам… И мне не нравится, что…
– Тебе?.. – перебила она его с глубоким презрением в голосе. – Ты же ведь только то и делаешь, что преподносишь взбалмошным девицам коробки с шоколадом, не более того… Как он может сталкиваться с тобой по службе?.. Тебя даже солдатом не назовешь!
– Что же нам теперь делать? И что будет делать он?
– Когда портье придет передать нам его визитную карточку, я скажу, что занята… – ответила Сильвия. – А что после этого сделает он, понятия не имею. Скорее всего, поколотит тебя… В данный момент Кристофер как раз буравит взглядом твой затылок…
Пероун окаменел и вжался ниже в глубокое кресло.
– Но он не может так поступить! – взволнованно воскликнул он. – Ты же сама говорила, что он взял на себя роль Иисуса Христа. А Вседержитель не бьет никого в вестибюлях отелей…
– Вседержитель!.. – презрительно бросила ему Сильвия. – Да что ты вообще знаешь о нашем Господе Боге?.. Он был настоящий джентльмен… Кристофер играет роль Христа, явившегося с визитом к даме, застигнутой на супружеской измене… И обеспечивает мне общественную поддержку, считая, что этого от него требует статус моего мужа.
Лавируя среди кресел, расставленных друг напротив друга, чтобы вести беседу тет-а-тет, к ним подошел однорукий бородатый портье и сказал:
– Прошу прощения, мадам… Я вас не сразу заметил…
И протянул на подносе визитную карточку. Даже не удостоив ее взглядом, Сильвия сказала:
– Dites à ce monsieur…[7] что я занята.
Портье с суровым видом удалился.
– Он же размажет меня по стенке!.. – воскликнул Пероун. – И что мне теперь делать?.. Что мне теперь, черт возьми, делать?!
Уйти, не столкнувшись с Титженсом, у него не было никакой возможности.
Лицо Сильвии приняло выражение змеи, гипнотизирующей взглядом птицу. Она неестественно выпрямилась, уставилась прямо перед собой, немного помолчала и, наконец, воскликнула:
– Да не трясись ты, ради всего святого… Он ничего не сделает такой девице, как ты… Кристофер мужчина…
Все это время плетеное кресло Пероуна поскрипывало, будто они ехали в железнодорожном вагоне. Потом этот звук резко оборвался… Сильвия вдруг сжала в кулаки руки, стиснула зубы и резко выдохнула воздух, вытолкнув вместе с ним из груди всю скопившуюся там ненависть.
– Клянусь всеми бессмертными святыми! – воскликнула она. – Я заставлю его сморщить от боли это невозмутимое лицо.
За несколько минут до этого она перехватила в голубоватом зеркале взгляд агатово-голубых глаз мужа, смотревшего на нее поверх ряда кресел сквозь опахала пальмовых листьев. Он стоял, сжимая в руке стек для верховой езды, неуклюжий в мундире, который ему совсем не шел. Неуклюжий и изможденный, но при этом сохранявший полнейшую бесстрастность! Он посмотрел прямо в отражение ее глаз и тотчас отвел взгляд. А потом пошел, повернувшись к ней боком, неподвижно уставившись на голову лося, висевшую на стене над застекленной дверью, ведущую к гостиничным номерам. Когда к нему подошел портье, он извлек на свет божий визитную карточку, протянул ее и произнес три слова. Она по губам поняла, что именно он сказал: «Миссис Кристофер Титженс». И едва слышно прошептала:
– Будь оно проклято, это его рыцарство!.. О Боже!.. Будь оно трижды проклято!
Сильвия знала, что происходило в этот момент у него в голове. Увидев ее с Пероуном, он не подошел сам и не послал непосредственно к ней портье. Опасаясь поставить ее в неловкое положение! Предоставив ей право самой к нему подойти, если у нее возникнет такое желание.
Портье окольным путем подошел к ней, а потом так же вернулся обратно. Титженс тем временем все так же разглядывал голову лося. Потом взял обратно визитную карточку, сунул ее в бумажник и сказал портье несколько слов. Тот выслушал его с показным радушием, свойственным его положению, пожал плечами, потом показал рукой на ведущую к номерам дверь и, продолжая на ходу пожимать плечами, двинулся вперед, увлекая за собой Титженса. Когда Кристофер брал у него обратно свою визитную карточку, на его лице не дрогнул ни один мускул. Вот в этот самый момент Сильвия и поклялась заставить его сморщить от боли это невозмутимое лицо…
Оно казалось ей несносным. Мрачным и неподвижным. Не высокомерным, а лишь взирающим поверх голов всех живущих на земле, вглядывавшимся в мир слишком далекий для того, чтобы они могли в него войти… Но поскольку он выглядел таким неуклюжим и изможденным, Сильвия почти не находила никакого удовольствия ему досаждать. Это было примерно то же, что хлестать бульдога, который вот-вот испустит дух…
Она опять опустилась в кресло, за каждым ее движением проглядывало уныние.
– Он прошел в отель… – произнесла она.
Пероун в своем кресле взволнованно подался вперед и воскликнул, что пойдет тоже. Но уже в следующее мгновение удрученно вжался в него обратно и сказал:
– Нет, не пойду. Здесь мне, вероятно, будет безопаснее. А то еще столкнусь с ним, когда он будет выходить.
– Ты просто понял, что под моей юбкой тебе ничего не грозит, – презрительно молвила Сильвия. – Ну естественно, в моем присутствии Кристоферу даже в голову не придет кого-то ударить.
Майор Пероун перебил ее вопросом:
– Что он задумал? Какого черта он вообще забыл в этом отеле?
– А ты сам подумай! – сказала миссис Титженс и тут же добавила: – Как ты сам поступил бы в сходных обстоятельствах?
– Пошел бы и вломился в твою спальню, – быстро нашелся Пероун. – Именно это я и сделал, когда обнаружил, что ты сбежала из Исенжо.
– Ну да, так называлась та деревушка.
– Какая же ты бессердечная… – простонал Пероун. – Да-да, именно бессердечная, по-другому не назовешь. Бессердечная и есть.
Сильвия рассеянно спросила, почему он именно в этой ситуации назвал ее бессердечной. Она полагала, что Кристофер будет неуклюже топать по коридору отеля, заглядывая в каждый номер, а потом наградит портье щедрыми чаевыми, дабы поселиться с ней на одном этаже. И чуть ли не наяву слышала его мужественный, довольно приятный на слух голос, вибрировавший у него в груди и приводивший в трепет ее саму.
Пероун все ворчал и ворчал. Бессердечной он назвал Сильвию потому, что она напрочь забыла название бретонской деревушки, в которой они провели три благословенных недели. Потом она, правда, уехала оттуда с такой поспешностью, что даже бросила на произвол судьбы все свои наряды.