В этот самый момент она и сказала:
– А вам никогда не приходило в голову, что Кристофер социалист?
Впервые в жизни Сильвия увидела, что крестный ее мужа принял гротескный вид… У него тотчас отвисла челюсть, растрепались во все стороны седые волосы, а фуражка с золотыми дубовыми листьями и красным околышем выскользнула из рук и упала на пол. Когда он поднял ее и выпрямился, она увидела, как у него исказилось побагровевшее лицо, и тут же пожалела о своих словах. Как же она о них пожалела!
– Кристофер!.. Социа…
Он стал жадно ловить ртом воздух, не в состоянии произнести это слово. Но потом все же продолжил:
– Проклятье!.. Я же его так люблю, этого мальчика… Других крестников, кроме него, у меня нет… Его отец был моим лучшим другом… Я постоянно за ним присматривал… И женился бы на его матери, если бы она изъявила такое желание… Будь оно все проклято! Я указал его своим законным наследником, ему достанется все, кроме некоторых мелочей, отписанных мной сестре, да коллекции сигнальных рожков, которые достанутся полку, состоящему ныне под моим командованием…
Сильвия – в тот момент они сидели на том самом диване, где до них восседала герцогиня, – похлопала его по руке и произнесла:
– Но, генерал… Крестный…
– Это все объясняет, – с мучительной досадой в голосе произнес он.
Его седые усы обвисли и дрожали.
– Но в этом случае все только хуже, ведь он так и не набрался храбрости поделиться со мной своими воззрениями.
Кэмпион умолк, фыркнул и воскликнул:
– Клянусь Богом, я добьюсь, чтобы его с позором вышвырнули из армии! Клянусь Богом, что добьюсь… Уж на что, на что, а на это у меня возможностей хватит…
От тоски он настолько замкнулся в себе, что Сильвия даже не могла ничего ему сказать.
– Вот вы говорите, что он соблазнил эту малышку Уонноп… Но ведь на всей земле она последняя, кого ему следовало соблазнять… На свете живут миллионы других женщин, разве нет?.. Вас, я так понимаю, он продал, а какую-то девчонку из табачной лавки оставил, так?.. Боже милостивый, а ведь я тогда чуть не одолжил ему… в общем, предложил одолжить ему денег… Молодого человека, поступающего непорядочно с женщинами, еще можно простить… Кто этим не грешит… И все в свое время путались с девушками из табачных лавок… Но будь оно все проклято, если принадлежность к социалистам придает этой истории какой-то иной окрас… Я бы даже простил ему малышку Уонноп, если бы не… Однако… Боже милостивый, да как еще мог поступить социалист, руководствующийся своими грязными мыслишками?.. Это же надо, соблазнить дочь старейшего после меня друга его отца… Хотя с Уоннопом его отец, возможно, стал дружить даже раньше, чем со мной…
К этому времени генерал, которого нельзя было назвать таким уж дураком, уже немного успокоился. Он внимательно посмотрел на нее взглядом своих голубых глаз, в которых годы не оставили ни малейшего следа, и сказал:
– Послушайте, Сильвия… Несмотря на всю вашу сегодняшнюю благовидную игру, с Кристофером у вас нелады… Мне придется со всем этим разобраться. Когда речь идет об офицере его величества, выдвинутое вами обвинение очень серьезно… А женщины, поссорившись с мужьями, имеют обыкновение свидетельствовать против них…
Потом он добавил, что совсем не пытается утверждать, будто ее действия ничем не оправданы. Если Кристофер соблазнил малышку Уонноп, этого уже достаточно, чтобы ей захотелось отомстить. Он всегда считал ее женщиной, ведающей, что такое честь, предельно откровенной и прямой, умевшей хорошо держаться в седле во время псовой охоты. И коли уж ей захотелось насолить мужу, даже если в мелочах это было не совсем верно, то на это у нее, как у женщины, есть полное право. К примеру, она сказала, что Титженс увез пару ее лучших простыней. Ну что же, его собственная сестра, с которой Сильвия дружит, устроила бы ему невероятный скандал, посмей он хоть что-то вынести из их дома. Она и так закатила ему истерику только потому, что он захватил из собственной спальни в Маунтс-бай свое зеркальце для бритья. Женщинам нравится, когда у них всего полный комплект. Может, этой пары простыней Сильвии для этого самого комплекта как раз и не хватало. У его сестры имелись льняные простыни, на которых красовалась дата битвы при Ватерлоо… Так что Сильвии, конечно же, не понравилось, когда она обнаружила некомплект… Но ведь это все в корне меняет дело.
– На данный момент мне с этим разбираться некогда… – с самым серьезным видом подытожил он их разговор. – Через минуту я должен уже быть у себя в канцелярии. Для нас настали самые суровые дни…
В этот момент он несколько сменил тему, выдал в адрес премьер-министра и Кабинета череду самых яростных проклятий и продолжил:
– Но разбираться все же придется… От мысли, что я буду вынужден тратить время на решение подобных вопросов в кругу собственной семьи, у меня разрывается сердце… Но такие вот парни метят подорвать самые основы армии… Поговаривают, что они тысячами распространяют листовки, призывая рядовой состав убивать офицеров и переходить на сторону немцев… Вы всерьез утверждаете, что Кристофер принадлежит к той или иной организации? Почему вы пришли к такому выводу? Какие у вас есть доказательства?..
– Только то, что он, являясь наследником одного из крупнейших с точки зрения обывателя состояний, отказывается взять из него даже пенни… Его брат Марк говорит, что Кристофер мог бы… В общем, получать каждый год кругленькую сумму… Но он предпочел передать Гроуби мне…
Генерал кивнул, будто мысленно отмечая в голове все эти идеи:
– Совершенно верно, отказ от имущества действительно является одним из характерных признаков этих ребят. Но мне, право, пора идти… Что же касается его нежелания жить в Гроуби, то если он вьет уютное гнездышко с мисс Уонноп, то… В общем, не может же он выставлять ее напоказ всей стране… Ну и, конечно же, эти злополучные простыни!.. Вы представили все так, будто Кристофер вел легкомысленный образ жизни, который его разорил… Но если он отказывается брать деньги у Марка, то это, конечно же, меняет дело… Ведь тот, даже глазом не моргнув, мог бы обеспечить ему несколько сот пар простыней… И Кристофер действительно говорит престранные вещи… Мне не раз приходилось слышать ваши жалобы на то, насколько безнравственно он относится к самым серьезным жизненным вопросам… Вы даже как-то сказали, что он говорил о необходимости умерщвлять больных детей… – Генерал мгновение помолчал и воскликнул: – Мне пора. Меня высматривает Терстон… Но что именно Кристофер действительно сказал?.. Пропади оно все пропадом!.. Что у него, у этого парня, на самом деле на уме?..
– Ему хочется, – ответила Сильвия, не в состоянии вспомнить, когда могла такое сказать, – сотворить себя по образу и подобию нашего отца…
Генерал откинулся на спинку дивана и снисходительно спросил:
– Отца?.. Какого еще отца?..
– По образу и подобию нашего небесного отца, Господа Бога Иисуса Христа…
Генерал вскочил на ноги с таким видом, будто его укололи шляпной булавкой.
– Нашего… – воскликнул он. – Боже праведный!.. Я всегда знал, что у него не все в порядке с головой… Однако… – Затем на миг задумался и продолжил: – Отдать все свое имущество беднякам!.. Но ведь Вседержитель не был социалистом! И Сам говорил, что «кесарю кесарево»… В то же время изгонять его за это с позором из армии совсем не обязательно… О Господи!.. Боже милостивый!.. Да, его несчастная матушка и правда была немного… Ну да ладно!.. Девица Уонноп!..
Генерал вдруг почувствовал себя крайне неуютно – в их сторону шагал Титженс, за несколько мгновений до этого вышедший из комнаты в глубине дома.
– Сэр, – сказал капитан, – вас ищет майор Терстон. У него что-то чрезвычайно срочное.
Генерал посмотрел на него как на ожившего единорога с королевского герба и воскликнул:
– Майор Терстон!.. Да-да!..
– Сэр, хотел вас спросить… – начал было Титженс, но генерал оттолкнул его, словно испугался, что крестник на него нападет, и удалился короткими, нервными шагами.
И вот теперь Сильвия сидела в курительной комнате этого отеля, битком набитого офицерами и наверняка уважаемыми, но без всякой меры хихикающими дамами, никогда не думая, что ей придется оказаться в подобном местечке и в такой атмосфере, и дожидалась возвращения Титженса с бывшим сержант-майором, который опять же отнюдь не входил в число тех, кого она когда-либо думала ждать, хотя и была вынуждена много лет мириться с протеже Титженса, мерзейшим сэром Винсентом Макмастером, на всевозможных приемах в самых разных местах… Однако Кристофер имел самое полное право приглашать в дом, который, с точки зрения морали, ей совсем не принадлежал, кого угодно, от простуженных, нервных типов с моржовыми усами до подобострастных на восточный манер протеже, которым ему вздумалось оказывать покровительство… Сама она не сомневалась, что Титженс, приглашая сержант-майора на ужин, дабы отметить присвоение ему офицерского чина, даже не предполагал, что она тоже окажется с ними за одним столом… Это стало одной из тех обескураживающих глупостей, на которые он как раз был способен, хотя в иные разы мог обескуражить еще больше своей способностью читать мысли, не допуская ни малейших ошибок… Однако, по сути, сидеть за одним столом с представителем самых низших сословий вызывало в ее душе гораздо меньше негодования, нежели ужин с банальным и гнусавым профессиональным критиком наподобие Макмастера, тем более что сержант-майор пришел как нельзя кстати, когда она решила выведать всю подноготную Кристофера… Так что, сидя в этой курительной комнате, она заключила новое соглашение, на этот раз с отцом Консеттом на небесах…
Поскольку Сильвия находилась в окружении представителей британских военных властей, которые его и повесили, отец Консетт присутствовал в каждой ее мысли… Ей никогда и в голову не приходило оказаться среди всех этих отвратительных и мерзких школяров, по поводу и без повода ржущих, как лошади. Это порождало в ее душе протест, давивший на нее тяжким грузом, потому как до этого момента она их всех напрочь игнорировала, а здесь, в этом отеле, между ними наблюдалась слаженность монолитной, почти что живой массы… С заботой на лицах они бегали из комнаты в комнату, решая какие-то свои дела, насколько непонятные, настолько и недостойные, касавшиеся обуви, стирки или свидетельств о прививках… Да даже и просроченных консервов!.. Какой-то бледный, поседевший раньше времени мужчина в кителе, пузырившемся как над, так и под его ремнем, прошел в гостиную к даме, заправлявшей в этом городе всеми лавчонками по продаже леденцов и табака, обратился к глухому человеку с жалкими остатками волос на голове и на удивление багровым носом, по которому отчетливо проходила пурпурно-сизая демаркационная линия, начинавшаяся у переносицы и тянувшаяся к ноздрям, и сказал, что эти самые просроченные консервы е