– Капитан Титженс, – молвил генерал, – не будете ли вы так любезны проинформировать меня, почему в вашем подразделении нет огнетушителей? Вы ведь понимаете, сколь ужасные последствия может повлечь за собой пожар во вверенной вам части?
– Судя по всему, сэр, их невозможно нигде достать, – сухо произнес капитан.
– Как это? Вы что, не заказали их, обратившись в соответствующую службу? Или, может, вам неведомо, куда именно следует обращаться?
– Если бы речь шла о британском подразделении, то огнетушители следовало бы запросить у корпуса королевских инженеров.
Когда он послал королевским инженерам запрос, те ответили, что, поскольку его подразделение формировалось в доминионах, рапорт следует подавать в Службу артиллерийско-технического и вещевого снабжения. А когда он обратился туда, его поставили в известность, что не располагают запасом огнетушителей для подразделений из доминионов под командованием британских офицеров, и разъяснили, что в этом случае их следует заказать у гражданской компании из Великобритании, возложив на нее всю полноту ответственности за возможный ущерб казармам… Он списался с представителями нескольких производителей, но те, все как один, ответили, что такого рода товар им разрешалось поставлять только непосредственно Военному ведомству…
– Я до сих пор донимаю своими просьбами гражданские компании, – сказал в довершение своих слов он.
Генерала сопровождал не кто иной, как полковник Левин, которому генерал и бросил через плечо:
– Левин, окажите любезность, возьмите этот вопрос на заметку. И во всем разберитесь. – Потом опять обратился к Титженсу. – Шагая по вашему плацу, я обнаружил, что офицер, которому поручена физическая подготовка солдат, ровным счетом ничего о ней не знает. Лучше поставьте его сортиры чистить. Он был очень грязен, причем без всяких на то оснований.
– Этот сержант-инструктор, сэр, весьма и весьма компетентен, – возразил Титженс. – Он из службы тылового обеспечения. На данный момент у меня в подразделении почти нет пехотных офицеров. Но без них занятия на плацу проводить нельзя – в соответствии с инструкцией Армейского совета. Никаких приказов они не отдают.
– Я вполне могу определить по мундиру офицера, к какому роду войск он принадлежит, – сухо сказал генерал. – И совсем не утверждаю, что вы не делаете всего от вас зависящего в плане материального обеспечения вашего подразделения.
В устах Кэмпиона перед строем это было проявлением высшей милости. Левин за спиной генерала подавал Кристоферу глазами знаки, со значением то закрывая их, то открывая опять. В то же время генерал сохранял полную бесстрастность, а на его лице застыло холодное выражение той нарочитой вежливости, которая не давала двигаться ни одному мускулу на его гладкой, как вишня, поверхности. Чрезмерная вежливость чрезмерно великого по отношению к последнему ничтожеству!
Он подчеркнуто оглядел хибару, в которой располагалась личная канцелярия Титженса. Там не было ничего, кроме застеленных солдатскими одеялами столов да висевшего на стене огромного календаря, дни в котором немилосердно вычеркивались красными чернилами и синим карандашом.
– Ступайте и наденьте портупею, – сказал он. – Через четверть часа мы с вами отправимся проверять ваши кухни. Можете сообщить старшему повару-сержанту. Как вы решили вопрос с приготовлением пищи?
– Оборудовали очень хорошие кухни, – ответил Титженс.
– В таком случае вам очень повезло, – сказал генерал. – Очень!.. У половины подразделений в этом лагере есть только полковые повара да полевые кухни под открытым небом…
Затем показал стеком на открытую дверь и повторил, отчетливо проговаривая каждое слово:
– Ступайте и наденьте портупею!
Титженс слегка пошатнулся и ответил:
– Сэр, вы же знаете, я под арестом.
Кэмпион добавил в голос грозных ноток:
– Я отдал вам приказ! Выполнять! Это ваш долг!
Невероятная сила спущенной сверху вниз команды заставила Титженса шаткой походкой направиться к двери. До него донесся голос генерала:
– Мне прекрасно известно, что он не пьян.
Когда Титженс отошел на четыре шага, рядом с ним оказался полковник Левин, взял его под локоток и прошептал:
– Генерал приказал мне пойти с вами, если вам вдруг станет плохо. Вам, должно быть, уже понятно, что вы больше не под арестом!
Он умолк, но мгновение спустя в восторге воскликнул:
– Вы все делаете просто восхитительно… Я не перестаю удивляться… Все, что я ему о вас говорил… Ведь из всех пополнений нынче утром выступило только ваше…
– Да, разумеется… – проворчал Титженс. – Раз мне отдали приказ выполнить долг, то я больше не под арестом, это любому дураку ясно.
У него вдруг перехватило дыхание, но он все равно как-то сподобился сказать, что лучше пойдет один. И тут же добавил:
– Он меня заставил… Чего я уж точно не хочу, так это чтобы меня освободили из-под ареста…
– Но вы не можете отказаться… – прошептал Левин, затаив дыхание. – Его нельзя так расстроить… Что вы такое говорите, вы не можете так поступить… К тому же офицер не должен требовать, чтобы его отдали под трибунал.
– У вас вид, как у слегка увядшего букета желтофиоли… – сказал Титженс. – Прошу прощения, конечно же, но мне подумалось именно так!
Полковник немного сник, у него малость обвисли усы, под глазами чуть больше обозначились круги, а на лице, казалось бы бритом, вдруг проступила щетина.
– Проклятье!.. – воскликнул он. – Думаете, мне наплевать на то, что с вами произошло?.. Ко мне в канцелярию в половине четвертого утра как оглашенный ворвался О’Хара… Я не стану повторять вам то, что он мне наговорил…
– И правда, не надо! – угрюмо молвил Титженс. – С меня достаточно и того, что я и без вас знаю…
– Просто хочу, чтобы вы поняли!.. – в отчаянии воскликнул Левин. – Я не верю ни единому слову, когда что-то говорят против…
Титженс повернулся к нему, оскалив зубы, будто барсук, и сказал:
– Против кого?.. Так против кого же, черт бы вас побрал?!
– Против… против… Да против любого из вас… – ответил Левин, побледнев лицом.
– Тогда на этом и закончим! – сказал Титженс.
Немного пошатываясь, он дошел до главного прохода, а там уже зашагал тверже, чувствуя себя будто в чистилище. На него бросали взгляд затаившиеся в глубине хибар глаза и тут же исчезали… Но точно то же самое он всегда наблюдал и раньше – на него бросали из глубины хибары взгляд и исчезали! Именно так рядовой и сержантский состав привык смотреть на офицеров. Из двери очередной хибары выглянул и парень по имени МакКекни. А через мгновение тоже исчез… Ошибки здесь быть не могло! Новость о случившемся достигла и его… С другой стороны, над самим МакКекни тоже нависла грозовая туча. Вполне возможно, что устроить МакКекни сущий ад за то, что он прошлой ночью покинул лагерь, предстояло не кому-либо, а именно ему, Титженсу. Вот он, вероятно, и решил не мозолить ему глаза… Поди, теперь узнай… Кристофер самую малость кренился вправо. Дорога зияла ухабами. Его ноги распухли и ощущались какими-то посторонними предметами, которые ему приходилось за собой волочить. Нет, их, эти чертовы ноги, надо обуздать. И он действительно их обуздал. К нему с чашкой чаю в руке подбежал посыльный. Титженс приказал ему ее поставить и велел быстро вызвать к нему старшего повара-сержанта. Сказать, что через четверть часа генерал явится проверить кухни.
Посыльный убежал, расплескивая в лучах солнечного света чай.
В своей хибаре, тускло освещенной и богато украшенной докторскими идеалами женской красоты в любой известной форме ее образного выражения – будто цветками персикового дерева, Титженс упорно воевал с портупеей, в которую никак не мог влезть. Сначала он забыл снять фуражку, потом просунул голову не куда надо; пальцы на застежках больше напоминали сосиски. Наконец, он оглядел себя в оставленное доктором треснутое зеркальце и увидел, что отлично выбрит.
Побрился Кристофер в половине седьмого утра: через пять минут после того, как отправил пополнение. Грузовики, как водится, на час опоздали. В том, что он с такой тщательностью выскоблил на лице всю растительность, угадывалась рука судьбы. Из зеркала на него взирал спокойный до наглости человек, лицо которого делила пополам трещина: две половинки белокожей от природы физиономии с ярким румянцем на скулах, взъерошенной шевелюрой с проседью, в которой бросались в глаза серебристые прядки. За последнее время он здорово поседел. Но при этом мог поклясться, что уставшим отнюдь не выглядел. То есть измученным заботами.
– Ради всего святого, что вы возитесь! – донесся до него из-за спины голос МакКекни. – Генерал же меня в клочья порвет за то, что я не привел свой стол в порядок!
– Стол надо содержать в чистоте, – все так же глядя в зеркало, произнес Титженс. – В батальоне только за это и наказывают.
Значит генерал, должно быть, отправился в канцелярию, порученную заботам МакКекни.
– Говорят, вы ударили генерала… – произнес тот и затаил дыхание.
– Вы что, не пропускаете ни одной сплетни, о которой говорит этот город? – сказал Титженс. – Вам мало того, что вы знаете и так?
Потом подумал, что произнес эти слова с презрительной ноткой в голосе и мысленно добавил: «Ну и ладно!» После чего обратился к запыхавшемуся старшему повару-сержанту – тоже тучному, седоусому и уже в годах младшему чину – и сказал:
– С минуты на минуту прибудет генерал, дабы проинспектировать кухни… Вы уверены, что ни в одном шкафчике не висит грязная одежда какого-нибудь чертового повара?
Кристофер даже не сомневался, что во всем остальном кухни его подразделения в полном порядке, потому как лично проверял их не далее, как утром третьего дня. Или все же вчера?..
Это было после той ночи, которую ему пришлось провести на ногах, когда командование отменило приказ об отправке пополнения… Впрочем, неважно.
– Лично я бы не стал выдавать поварам белые халаты… Бьюсь об заклад, что вы припрятали пару таких в укромном местечке, хотя это и противоречит приказам.