Котахэнэ Хамудуруво поспешил заверить Описара Хаминэ, что сделает все возможное, чтобы их надежды сбылись. Растроганные мать и дочь опустились перед ним на колени. При этом ситцевое платье Ясомэникэ плотно обтянуло ее грудь, и Котахэнэ Хамудуруво поспешил отвести глаза в сторону.
— Так смотри, Ясомэникэ, я рассчитываю, что ты будешь участвовать в работе нашего женского общества, — обратился он к Ясомэникэ, поднимаясь со стула.
Ясомэникэ только улыбнулась в ответ. И пока Котахэнэ Хамудуруво спускался с веранды и пересекал двор, перед его мысленным взором стояло улыбающееся лицо Ясомэникэ с трогательными ямочками на щеках, два ряда ослепительно белых зубов с маленькой щелкой между двумя передними зубами в верхнем ряду. «Насколько проще, естественней и миловидней девушки, выросшие в деревне, чем их сверстницы в Коломбо, с их ужимками и косметикой», — думал Котахэнэ Хамудуруво.
После визита к Описара Хаминэ мысли о Ясомэникэ и о данном ей обещании не покидали монаха. Некоторое время его одолевали сомнения, благопристойно ли поддаваться столь внезапно возникшей у него симпатии к молодой девушке. Как он вел себя в Коломбо, не имело значения; здесь, в деревне, следовало проявлять осмотрительность. Однако, как бы там ни было, если он сможет помочь Ясомэникэ, это поднимет его авторитет среди прихожан и послужит подспорьем в осуществлении его планов.
4
И Котахэнэ Хамудуруво энергично принялся за дело. Так как Ясомэникэ приняла на себя обязанности секретаря общества верующих женщин, все выглядело благочинно: буддийский монах печется о девушке, которая близко к сердцу принимает интересы монастыря.
Как только в газетах было опубликовано объявление о вакансиях в министерстве образования, он посоветовал Ясомэникэ подать заявление, а сам тем временем поговорил с нужными людьми, которые могли бы повлиять на депутата парламента, чтобы при составлении списка рекомендованных претендентов от своего округа он включил Ясомэникэ. Поначалу, однако, дело с депутатом не выгорело: в списках, которые он намеревался отправить в министерство образования, Ясомэникэ не было. Едва Котахэнэ Хамудуруво узнал об этом, как с не подобающей его сану поспешностью помчался в контору депутата. Разговор у них был долгим и бурным. Котахэнэ Хамудуруво проявил чудеса красноречия, особенно напирая на то, что Ясомэникэ — сестра Бандусены, который в одной из избирательных кампаний оказал депутату существенную помощь. И хотя депутат не принадлежал к тем, кто считает своим долгом помнить об оказанной им однажды услуге, особенно если человек, оказавший ее, теперь ничем не может быть полезен, он в конце концов сдался, вычеркнул из списка, включавшего пять человек, одну фамилию и вписал туда имя Ясомэникэ.
— Я-то думал, что даже сам бог не заставит меня изменить список, а вы, Котахэнэ Хамудуруво, все же уговорили меня, — со смехом сказал депутат. — Да и, конечно, нельзя забывать, что Бандусена мне когда-то помог.
Поверил или не поверил Котахэнэ Хамудуруво заключительным словам депутата — неизвестно, но результатами беседы он был доволен. Однако это было только полдела. Нужно было добиться, чтобы Ясомэникэ назначили именно в их деревенскую школу. Несколько раз мать и дочь ездили в министерство образования. Но только когда Описара Хаминэ по наущению Котахэнэ Хамудуруво вложила в свое заявление двести рупий, дело было сделано.
Едва Ясомэникэ и Описара Хаминэ вернулись из Коломбо с положительным ответом, они сразу же пошли поблагодарить Котахэнэ Хамудуруво.
— Если бы не содействие вашего преподобия, Ясомэникэ никогда бы не получить этого места. Да благословит вас бог! — прочувствованно сказала Описара Хаминэ, низко поклонившись Котахэнэ Хамудуруво. Ей хотелось объяснить, как и она сама, и Ясомэникэ признательны ему, но никак не могла найти подходящие слова и вдруг неожиданно для себя заговорила о Бандусене: — И то, что Бандусена когда-то помогал депутату, пригодилось… Как он там живет?.. Думает ли вернуться?..
— Помолчала бы ты, мама! — сразу же вскинулась Ясомэникэ. — О чем бы ни заговорили, ты приплетаешь Бандусену.
— Не принимай близко к сердцу, Описара Хаминэ! — поспешил вмешаться Котахэнэ Хамудуруво. — Все образуется. А нам надо выполнять свой долг.
После того как Ясомэникэ завершила среднее образование, прошло четыре года. И все эти четыре года она провела почти в полном одиночестве дома или на участке: старые друзья и знакомые постепенно отошли от них, а новые не появлялись. Казалось, уже ничто не изменит монотонной и однообразной жизни, и еще много-много дней придется ей провести в четырех стенах. И тут — должность учительницы. Почетная и уважаемая всеми работа. Словно поток яркого света ворвался в мрачную комнату. И эта удача в ее жизни была связана с Котахэнэ Хамудуруво. Чувство признательности и благодарности переполняло Ясомэникэ, и она непрестанно думала о том, чем бы оказаться полезной Котахэнэ Хамудуруво. И тут ей вспомнилось, как однажды, еще при жизни отца, старый настоятель пожаловался, что у них в монастыре невзрачная дагоба.
— Стыдно, что в нашем монастыре такая маленькая дагоба, — сказал он. — Вот если бы ты, Описара Раляхами, выступил с предложением собрать по подписке деньги на строительство новой дагобы, то многие поддержали бы тебя.
Вскоре, однако, у Описара Раляхами началась полоса неудач, которая и свела его в могилу, а настоятель тяжело заболел, и им обоим стало не до дагобы.
Действительно, в монастыре была совсем небольшая дагоба, в которой помещалась одна-единственная статуя Будды весьма скромных размеров. Ясомэникэ вспомнила храмы в Келание и Ангурукарамулле и находящиеся там прекрасные статуи, которые изображали Будду спящим, сидящим и стоящим. Оба эти храма сверх того были богато украшены резьбой, картинами и другими предметами искусства. Ясомэникэ решила предложить Котахэнэ Хамудуруво собрать деньги на постройку новой дагобы. Члены женского общества поддержали Ясомэникэ.
Однако Котахэнэ Хамудуруво, хотя и был доволен, проявил известную сдержанность.
— Идея сама по себе прекрасная. И если такие девушки, как Ясомэникэ, возьмутся за ее осуществление, можно считать, что дело сделано. Но на это потребуется немало денег. А хорошо ли собирать столь большую сумму на нужды храма в деревне, где так много бедняков?
Кроме того, Ясомэникэ предложила класть цветы и зажигать лампады перед изображением Будды каждый вечер, а не только по праздникам.
Многие отзывались одобрительно об интересе, который проявлял Котахэнэ Хамудуруво к деревне, и о том, с каким азартом он принялся за исполнение своих новых обязанностей. Особенно щедрым на похвалы был прежний настоятель.
— У Котахэнэ Хамудуруво настоящая деловая хватка. Большая удача для прихожан, что Котахэнэ Хамудуруво стал у нас настоятелем. Когда недуг приковал меня к кровати, я часто с беспокойством думал: как пойдут дела в деревне и монастыре? Я просто счастлив, что нашел себе достойного преемника.
Но были и скептики.
— Вся эта суета недолго будет продолжаться, — говорили они. — В точности как бутылка с содовой: откроешь, она немного пошипит, и все. Да и что Котахэнэ Хамудуруво может сделать с двумя-тремя девчонками?
5
И вот наступил день, когда Бандусена вместе с сыном и Саттихами направился к своей матери. Он шел впереди, держа сына на руках, а за ним с плодом хлебного дерева в одной руке и широкой плоской корзинкой, в которой лежали приготовленные для подношения листья бетеля, — в другой семенила Саттихами. Время от времени она бросала взгляды на лицо Саната, прижавшегося щекой к плечу отца, и улыбалась, Санат был одет в свежевыстиранные штанишки и рубашку, волосы его были тщательно причесаны. Матери казалось, что во всем мире нет ребенка опрятнее, но Бандусена невольно вспоминал, как нарядно когда-то одевали его самого, и, глядя на более чем скромно одетого сына, невольно испытывал чувство горечи.
Огорчало его и другое. Вместе с женой и сыном он шел в дом, где родился и вырос, а его одолевали робость и беспокойство: какой еще номер выкинет Ясомэникэ? Не оскорбит ли Саттихами?
Саттихами же ничто не тревожило. Она знала, что стерпит все, что бы ей ни пришлось услышать. Нрав у нее был спокойный, да и жизнь приучила ее все сносить от господ, а родственники мужа, несмотря ни на что, оставались для нее господами. Свой долг она видела в том, чтобы помирить мужа с его семьей, и готова была на многое, чтобы этого добиться. Из-под крышки, которой был накрыт горшок с приготовленным плодом хлебного дерева, шел аппетитный запах, приятно щекотавший ноздри. Не каждая женщина может приготовить плод хлебного дерева, чтобы от него исходил такой аромат! Так и шли они молча, и каждый думал о своем.
Поскольку Ясомэникэ каждый день, как только солнце начинало клониться к закату, отправлялась в монастырь, они решили прийти к пяти часам — хотя бы часть времени, что они проведут под родительским кровом, Ясомэникэ не будет дома.
Описара Хаминэ сидела на ступеньках, ведущих на веранду, с полной корзинкой молодых листьев пальмы для плетения циновок. Еще издали Описара Хаминэ узнала гостей. Да, это шел ее старший сын, ее первенец, уже со своим сыном. И на мгновение память унесла Описара Хаминэ к тем далеким дням, когда сам Бандусена был маленьким — и она, молодая счастливая мать, брала его на руки, тискала и тормошила, а Описара Раляхами, широко улыбаясь, смотрел на них. Картины прошлого задрожали и исчезли. Описара Хаминэ сняла старые очки мужа, которые теперь носила, смахнула слезы, шагнула навстречу Бандусене и взяла у него внука.
— Мой золотой внучек! Смотри, улыбается! Ах ты мой дорогой. Узнал бабушку. Узнал. Такой же круглолицый, каким и ты был.
Осторожно ступая, Описара Хаминэ поднялась на веранду, прошла в комнату и посадила Саната на свою кровать.
— Идите сюда! — позвала она Бандусену и Саттихами, когда отдышалась. — А помнишь, сынок, как твоя мать бегала словно лань и совсем не уставала?.. А что это у тебя в руке, Саттихами?