ненадолго.
— Мама, теперь ты с утра до вечера и с вечера до утра говоришь об одном и том же. Хоть караул кричи! — заявил он однажды Описара Хаминэ.
— Что ты понимаешь? — оборвала его Описара Хаминэ. — Сиди и помалкивай!
Не встретив понимания со стороны домашних, Описара Хаминэ стала изливать душу кому ни попадя — Бастияну, которого они нанимали собирать кокосовые орехи, Манги, торговавшему орехами кос, прачке, приходившей к ним стирать белье. Они охотно поддакивали Описара Хаминэ, но не проявляли того участия, на которое она рассчитывала. И Описара Хаминэ решила искать сочувствия у Саттихами. Однажды, когда Саттихами натирала ей голову маслом, она приступила к делу:
— И Ясомэникэ, и Вималядаса ничего-то не понимают. Ведь если дома есть девушка того возраста, когда уже давно пора быть замужем, то это все равно что Махамэра свалилась на голову. А Ясомэникэ ведет себя так, словно ее это и не касается. Что же она, собирается всю жизнь провести в монастыре? Надо что-нибудь делать, и поскорее!
— А Руйта Аййа не смог помочь? — сразу же спросила Саттихами, вспомнив, что несколько раз видела, как Руйта Аййа, который считался в деревне самым большим специалистом по подыскиванию женихов и невест, несколько раз заходил в дом к Описара Хаминэ.
— Да разве же Ясомэникэ угодишь? Кого бы ни предлагал Руйта Аййа, ее все не устраивало. То из недостаточно знатной семьи. То некрасив. То ходит в национальной одежде. То беден. То работа у жениха не такая, как ей бы хотелось. Даже сына Гаджанаяка Мудаляли забраковала, а уж на что родовитая семья. Лысина, видите ли, у него! Просто ума не приложу, что делать.
Описара Хаминэ и Саттихами посудили-порядили и решили попробовать привести в дом еще одного жениха. По совету дяди Саттихами, Надориса Баса, выбор остановили на сыне Сиянэкорале — Вильсоне. Он приходился дальней родней со стороны Описара Раляхами и работал учителем английского языка. Поскольку Вильсона предложил Надорис Бас, то он и должен был прийти вместе с женихом.
Вечером накануне предполагаемого визита Саттихами приготовила угощение. Она специально послала Бандусену на рынок купить все самое лучшее — рыбу, горошек, морковь и другие овощи. Саттихами постаралась на славу — Описара Хаминэ попробовала готовое блюдо и пришла в восторг, заявив, что никогда не ела такой вкусной рыбы. Они выложили рыбу и гарнир на большое блюдо, украсили зеленью и прикрыли сверху другим блюдом.
В тот вечер, прежде чем лечь спать, Описара Хаминэ зашла в комнату к Ясомэникэ.
— Ты уж завтра не привередничай. Соглашайся и выходи замуж за Вильсона. Тебе давно пора обзавестись своей семьей. Если бы ты знала, как мне тяжело!
Из глаз Описара Хаминэ брызнули слезы, и она поспешно вышла из комнаты.
Ясомэникэ понимала, что матери действительно нелегко. После ухода Описара Хаминэ она долго лежала с открытыми глазами и думала о завтрашнем дне. Раньше она не видела своего нового жениха, но, судя по тому, что о нем говорили другие, Вильсон отличался приятной внешностью. «Надо бы и мне одеться получше, — подумала она. — Хорошо бы надеть голубое сари. Только вот рукава у кофточки к этому сари длинноваты. Придется надеть зеленое сари. К нему как раз есть кофточка в светло-зеленый горошек. Но мне больше идет голубой цвет». Она поднялась с кровати, зажгла лампу и надела голубую кофточку. «Нет, не пойдет», — вздохнула Ясомэникэ, внимательно осмотрев себя в зеркале. Она погасила лампу и снова легла.
Сон по-прежнему не шел к ней, и она снова стала думать о завтрашнем сватовстве. Постепенно мысли о женихе и возможном замужестве захватили ее. Каков он, ее жених? Ждать ли ей, пока он войдет в дом, или украдкой выглянуть из окна? Смотреть ли в глаза жениху, поднося блюдо с листьями бетеля, или смиренно потупить взор? После свадьбы они переедут в новый дом и начнут новую жизнь. Новую жизнь! Давно уж пора ей обзавестись своей семьей. Правда, мысль о том, что придется покинуть мать, мимолетной болью кольнула сердце. Но она быстро успокоилась, ведь под родительским кровом оставался Вималядаса, да и Саттихами здесь частая гостья. Так что мать не будет чувствовать себя одинокой.
Сон никак не шел к Ясомэникэ. «Боже мой, как же ужасно я буду выглядеть завтра, если не высплюсь как следует!» — подумала она. Ясомэникэ поминутно укладывалась поудобнее, крепко зажмуривала глаза, но заснуть так и не смогла. Пробило час. В комнате было душно. Ясомэникэ снова поднялась с кровати и распахнула окно. Прохладный ветерок нежно коснулся разгоряченного лица. Лунный свет пробивался через кроны деревьев и широкими полосами ложился на землю. Она залюбовалась красотой лунной ночи, но невольно думала и о завтрашнем дне. Надо будет набросить на стулья новые чехлы с вышитыми на них птицами. Точно такими, какие были вышиты на наволочке, которую она подарила Котахэнэ Хамудуруво. «Ах, если бы только новый жених был похож на Котахэнэ Хамудуруво!» — подумала Ясомэникэ и невольно вздохнула. И ее воображение сразу нарисовало портрет жениха, как две капли воды похожего на Котахэнэ Хамудуруво, поднимавшегося на веранду и улыбавшегося ей так, как мог улыбаться только Котахэнэ Хамудуруво. И голос у него был такой же, как у Котахэнэ Хамудуруво.
— Грех-то какой! — прошептала Ясомэникэ и чуть не замахала руками, пытаясь прогнать стоявшее перед ней видение. Она как сноп упала на кровать и, сложив руки в молитве, начала повторять пять заповедей.
Несмотря на бессонную ночь, Ясомэникэ проснулась, как только первые солнечные лучи коснулись земли, с радостным ожиданием чего-то значительного. То, о чем ей так внезапно подумалось ночью, было забыто. Она принялась оживленно хлопотать по дому, помогая матери и Сопии. Описара Хаминэ украдкой наблюдала за дочерью и, видя ее приподнятое настроение, твердила про себя: «Вроде Ясомэникэ в хорошем расположении духа. Дай-то бог, чтобы в этот раз все окончилось благополучно!»
В двенадцать часов появился жених. Он был одет в европейский костюм, а ворот сверкавшей белизной рубашки стягивал галстук. Его сопровождали молодой человек в национальной одежде, Надорис Бас и Бандусена. Ясомэникэ сразу же отметила европейский костюм Вильсона. Гости и хозяева уселись на веранде. Скованность, которую испытывали все вначале, скоро прошла, и завязалась общая беседа. И, однако, каждый раз, как Надорис Бас пускался в напыщенные рассуждения, Ясомэникэ чувствовала прилив необъяснимого раздражения. Она и сама не могла понять, в чем дело, но радостное возбуждение сегодняшнего утра постепенно улетучивалось.
К тому моменту, когда все встали из-за стола и Ясомэникэ должна была преподнести жениху листья бетеля, она уже смотрела на него беспощадно-придирчивым взглядом. Однако держала она себя вежливо и спокойно, так что о смене настроения у нее никто не догадался, и, когда гости ушли, Описара Хаминэ твердо заявила:
— Жених по всем статьям подходящий парень. Можно и о свадьбе подумать.
— Не будем торопиться, мама, — робко возразила Саттихами. — Пусть Ясомэникэ сама скажет.
— И скажу! — с готовностью откликнулась Ясомэникэ тоном, не предвещающим ничего хорошего. — И не подумаю выходить за этого заморыша!
— Сил моих больше нет! — всплеснула руками Описара Хаминэ. — Ведь вроде бы все было так хорошо! Сколько денег на сватов перевели, сколько раз угощение готовили! И все без толку! Ну чем тебе не понравился Вильсон? Согласилась бы ты, Ясомэникэ, выйти за него замуж… — закончила Описара Хаминэ смиренной просьбой.
Описара Хаминэ толковала о Вильсоне, а мысленному взору Ясомэникэ, как и ночью, явился, заслонив всех остальных, Котахэнэ Хамудуруво; она ответила матери резче, чем ей хотелось бы самой:
— Не пойду я за Вильсона, и все тут. А если я тебе надоела, то могу уйти из дому. И хватит с меня и ваших женихов, и вашей заботы!
Ясомэникэ ушла к себе в комнату, а Описара Хаминэ только и смогла пробормотать ей вслед:
— Хоть бы сказала, в чем дело. А то просто так: не хочу, и все тут. Господи! Скажи кому, так не поверят.
После этого в доме Описара Хаминэ никогда больше не говорили ни о сватах, ни о женихах. Только Санат, сопоставив поведение Ясомэникэ в день неудачного сватовства Вильсона с тем, что ему время от времени приходилось слышать в школе, как-то сказал Описара Хаминэ:
— А тетя Ясо рассердилась, когда ты уговаривала ее выйти замуж за Вильсона, потому что ей хотелось бы выйти за Котахэнэ Хамудуруво…
— Грех такое говорить, — замахала руками бабушка. — И чтобы больше я этого от тебя не слышала!
Санат потупился и замолчал, но по тому, как смутилась Описара Хаминэ, почувствовал, что его предположение не лишено оснований.
12
Описара Хаминэ беспокоила не только судьба Ясомэникэ. У Вималядасы тоже не все складывалось так, как ей бы хотелось. Он стал замкнутым и неприветливым, ушел в себя. Но если Описара Хаминэ жалела его, то Ясомэникэ постоянно осыпала младшего брата попреками. Если к ним приходили гости, то после их ухода Вималядасе неизменно приходилось выслушивать: «Ну что ты сидишь букой да смотришь исподлобья. Ни улыбнешься, ни приветливого слова не скажешь. А в чем дома ходишь? Драный саронг да пропахшая потом рубашка. В школу-то словно денди наряжаешься!»
Но особой горечью были полны ее упреки, когда речь заходила об учебе. Закончив деревенскую школу, Вималядаса дважды пытался сдать экзамен на аттестат зрелости, но оба раза неудачно. Он вознамерился было отказаться от идеи закончить свое образование, но по настоянию матери поступил в колледж «Лорэнс» в Гампаха и, проучившись год, снова попытал счастья на экзаменах. Однако и на этот раз безуспешно.
— Настоящий осел! — обрушилась на Вималядасу Ясомэникэ, когда узнала, что он снова провалился на экзаменах. — Никто ничего тебя делать не заставляет — сиди с утра до вечера над книжками. И все без толку. Сколько я с тобой английским занималась! Все равно что в дырявом кувшине воду носила. Если бы я с Сопией столько занималась, то даже она бы сдала экзамен по английскому. Надо мной уж люди смеются. Только и годишься на то, чтобы коровьи лепешки собирать!