— Я думал о твоем переводе, Ясомэникэ. Эхэлиягода на другом краю земли, а ты ведь не замужем. Несладко тебе там будет.
— Об этом-то я и пришла поговорить, сар. — Хотя господин Раджапакша был преподавателем сингальского языка, дослужившимся до должности директора, и к нему следовало бы обращаться на сингальский манер «локу махаттая» — «большой господин», Ясомэникэ заметила, что такое обращение ему не очень-то по душе. — Сар, — продолжала она. — Дело не в том, что я незамужняя. Моя мать — старая и больная женщина, и я никак не могу оставить ее одну. Если бы вы смогли помочь, сар…
Некоторое время господин Раджапакша сидел неподвижно, о чем-то размышляя. Вверх от плотно зажатой в губах сигареты тянулась тонкая струйка дыма. Ясомэникэ сидела не шевелясь. Внезапно он шумно вздохнул, словно нашел решение для трудной задачи, и на его лице вновь появилась улыбка.
— Вот что надо сделать. Напиши мне заявление и укажи все причины, по которым ты не можешь ехать в Эхэлиягоду, а я отвезу его в нашу контору. Может быть, нам и вдвоем придется съездить в Коломбо…
— Как вы скажете, сар.
— Посмотрим, посмотрим. Прежде всего напиши заявление. Поподробнее. Напиши, что мать больна и, кроме тебя, за ней некому присмотреть. Что еще? Напиши, что ты не замужем, что до сих пор работала хорошо и никаких претензий к тебе нет. Обо всем напиши. Еще что-нибудь придумай.
Ясомэникэ четыре раза переписывала заявление, прежде чем решила, что смогла убедительно изложить причины, по которым ей необходимо остаться в Эпитакандэ. Она вручила заявление господину Раджапакше, и через неделю он вызвал ее к себе.
— Я показывал твое заявление в конторе. Там говорят, что получили распоряжение из министерства и сами не в состоянии ничего изменить. Но не надо отчаиваться. У меня в Коломбо есть друг. Важная птица, и нужных знакомств у него полно. Я ему звонил, и он мне сказал, что надо приехать и все толком ему объяснить.
— Хорошо, сар.
— Тогда в пятницу. В час. Я отвезу тебя на своей машине.
— Спасибо, сар, вы очень добры. Но зачем вам беспокоиться — я и сама как-нибудь доберусь до Коломбо.
— Никаких возражений! Я отвезу тебя в Коломбо и привезу обратно. Только никому не говори, по какому делу мы едем. И домашним не говори, куда и с кем едешь, а просто скажи, что в пятницу нужно отлучиться из дому, и все. Итак, в пятницу ровно в час я подъеду к воротам монастыря. Будь в это время там. Нечего нам ждать друг друга и мозолить людям глаза.
21
В четверг вечером Ясомэникэ тщательно выбрала сари и кофточку для завтрашней поездки и еще раз продумала то, что она скажет влиятельному другу господина Раджапакши.
Рано утром она проснулась от шума во дворе: Вималядаса гремел подойником и ругал Рыжуху. Вероятно, Рыжуха, своенравная корова, которую Вималядаса недавно приобрел, опять капризничала и не хотела стоять смирно, пока ее доили. Решив, что снова заснуть ей не удастся, Ясомэникэ поднялась и вышла во двор. День обещал быть дождливым — небо на востоке затянулось тучами.
Ровно в час Ясомэникэ была у ворот монастыря. Моросил мелкий дождик. Прошло пять минут. Десять. А господин Раджапакша все не появлялся. Ясомэникэ нервничала и поминутно поглядывала на часы. По дороге то и дело кто-нибудь проходил и заговаривал с ней. Наконец показался автомобиль господина Раджапакши. Затормозив рядом с Ясомэникэ, господин Раджапакша открыл заднюю дверь.
— Садись, садись, Ясомэникэ. Еле завел свою колымагу. Аккумулятор, что ли, сел? Пришлось заводить ручкой.
Ясомэникэ захлопнула дверцу, и они тронулись в путь. Ведя машину по блестящей от дождя дороге, господин Раджапакша болтал не умолкая:
— Это ничего, что мы немного задержались. Гаджадира обещал, что после полудня он никуда не поедет и обязательно будет дома. А если дождь пойдет, то он вообще носа из дома не высунет. А бывает, что на работу не ходит — все распоряжения отдает по телефону. Он-то может себе это позволить. Но моя просьба для него закон…
По ветровому стеклу лениво двигался дворник. Он не успевал стирать падавшие на стекло капли дождя, и господин Раджапакша время от времени останавливал машину и протирал ветровое стекло тряпкой. Когда в Коломбо они проезжали мимо глазной поликлиники, Ясомэникэ поглядела на часы — стрелки показывали без двадцати четыре. Господин Раджапакша свернул в боковую улицу, миновал несколько коттеджей, въехал в какой-то двор и остановился перед верандой большого, но старого и невзрачного дома. Когда машина въезжала во двор, Ясомэникэ обратила внимание, что кирпичные столбы, стоявшие по обеим сторонам въезда, основательно разрушены временем и покрыты толстым слоем мха и лишайника. Она торопливо достала из сумки гребенку и пригладила прядь волос, выбившуюся из прически. Тем временем господин Раджапакша вышел из машины и спросил тощего старика, который сидел на ступеньках лестницы, ведущей на веранду:
— Господин дома?
— Куда-то уехал. Обещал скоро вернуться.
Господин Раджапакша и Ясомэникэ поднялись на веранду. Там на плетеных стульях сидело несколько человек. Господин Раджапакша и Ясомэникэ уселись на свободные стулья и стали ждать возвращения хозяина дома. Все молчали. И дом, и двор имели запущенный вид. Двор не подметали уже несколько дней. На посыпанной гравием дорожке, которая тянулась от веранды к воротам, там и здесь росла трава. С того места, где сидела Ясомэникэ, была видна просторная комната. И хотя посреди нее стоял большой стол и рядом с ним несколько стульев, она выглядела неуютной и нежилой. Где-то зазвонил телефон. Позвонил-позвонил — и замолк. Снова наступила тишина. Господин Раджапакша закурил сигару и, вытянув губы дудочкой, выпустил дым кольцами.
Прошло около получаса. Во двор въехала большая черная машина и остановилась около веранды.
— Это Гаджадира, — сказал господин Раджапакша, выбрасывая окурок сигары во двор.
Все вскочили со стульев и приветствовали господина Гаджадиру глубокими поклонами, едва он поднялся на веранду. А господин Гаджадира слегка улыбнулся господину Раджапакше и Ясомэникэ и прошел в свой кабинет, не обращая ни малейшего внимания на остальных посетителей.
— Пусть Гаджадира сначала примет других. Тогда он без всякой спешки сможет выслушать нас, — шепнул господин Раджапакша Ясомэникэ.
Дверь в кабинет господина Гаджадиры оставалась открытой, и иногда на веранде было слышно, как он, возвысив голос, распекал своего собеседника. И каждый раз господин Раджапакша удовлетворенно кивал головой, а в душу Ясомэникэ закрадывались опасения. Ушел последний посетитель. «Боже! Помоги мне!» — взмолилась про себя Ясомэникэ, входя в кабинет.
— Заходите-заходите. Садитесь. — Господин Гаджадира был приветлив и дружелюбен. — Мне понадобилось уехать по срочному делу. А вам долго пришлось ждать?
Господин Раджапакша взял из рук Ясомэникэ заявление и передал господину Гаджадире.
— А, это тот случай, о котором ты мне говорил. — Господин Гаджадира принялся читать заявление. Время от времени он поглядывал на Ясомэникэ, которая встречала каждый его взгляд любезной улыбкой.
Отложив заявление в сторону, господин Гаджадира вытащил сигарету из лежавшей на столе пачки, закурил и откинулся на спинку стула. Ясомэникэ затаила дыхание.
— Значит, вы и есть мисс Ясомэникэ, — обратился к ней господин Гаджадира, делая ударение на слове «мисс».
— Да, сар.
— Вам уже скоро надо приступать к работе на новом месте.
Тут господин Раджапакша кашлянул и вступил в разговор:
— Сар, мисс Ясомэникэ самый лучший преподаватель в моей школе. Она одна ведет английский язык…
— Посмотрим, посмотрим… — Замечание господина Раджапакши почему-то не понравилось хозяину дома, и он заговорил о делах школы вообще: — А как дела в школе? Смогли ли вы устранить все те недостатки, которые обнаружила комиссия?
— За три месяца работы в Эпитакандэ устранить все недостатки было просто невозможно. Дайте мне хоть год. Уверен, что за этот срок превращу школу в Эпитакандэ в одну из лучших. Но для этого нужно, чтобы мне оставили таких преподавателей, как мисс Ясомэникэ.
Господин Гаджадира, словно внезапно вспомнив о каком-то деле, встал из-за стола и, пробормотав извинения, вышел в дверь, которая была в центре стены, за его письменным столом. Ясомэникэ вопросительно взглянула на господина Раджапакшу.
— Все идет хорошо, — прошептал тот. — Только постарайся ему понравиться.
Господин Гаджадира вернулся минут через пять, снова сел за стол и быстро что-то написал на небольшом листке бумаги.
— Вот что мы сделаем, — сказал он, складывая листок и протягивая его господину Раджапакше. — Пожалуйста, съездите в мою контору. Там вам по этой записке выдадут личное дело мисс Ясомэникэ. Привезите его сюда. Постараюсь уже сегодня что-нибудь предпринять.
— А контора еще не закрыта?
— Нет. Там сегодня несколько клерков останутся допоздна.
Ясомэникэ поднялась, чтобы ехать вместе с господином Раджапакшей, но господин Гаджадира остановил ее:
— А вам зачем ехать? Господин Раджапакша съездит один, а мы тут немного поболтаем.
По-видимому, дело шло на лад. Однако, по мере того как затихали шаги господина Раджапакши, ее охватывало все большее беспокойство: как себя держать наедине с таким могущественным чиновником, как господин Гаджадира? Только бы не навредить себе каким-нибудь неосторожным словом!
— А вы давно работаете в школе в Эпитакандэ? — Господин Гаджадира широко улыбнулся.
— Уже шестнадцать лет.
— Немалый срок. Опыт у вас действительно большой.
Господин Гаджадира вышел из-за стола и вплотную подошел к Ясомэникэ, так, что их колени соприкоснулись. Ясомэникэ съежилась и отодвинулась. Господин Гаджадира усмехнулся, закурил сигарету и стал расхаживать по комнате. Ясомэникэ попыталась улыбнуться ему, но почувствовала, что улыбка получилась жалкой. Оба молчали. Господин Гаджадира докурил сигарету и раздавил окурок в пепельнице. Резко повернувшись к Ясомэникэ, он схватил ее за запястье: