Молчали тысячники, и тогда темник сам ответил на свой вопрос:
— Я поведу вас к Днепру, и там мы посмотрим, что нам делать дальше.
И арсии повернули на запад, вслед уходящему солнцу...
Походную юрту Аюба поставили на холме, отсюда вдали виден Днепр и далеко окрест степи, перелески, леса. Просторная войлочная юрта зимой не пропускала холод, летом жару. На холме её обдували ветры, несли прохладу.
Маленький, круглый как шар, с ногами колесом, темник сидел на кошме, сложив руки на груди. Его бритое лицо напоминало полную луну. Аюб выпил остуженный в роднике кумыс и теперь сопел, думая. Мысли у него бродили, подобно молодому напитку в бурдюке. Три тысячи сабель, три тысячи конных арсиев у Аюба. Его арсии стремительны, как стрелы, пущенные из лука, и храбры, как барсы. С ними Аюб не знал поражений. Он водил их в солнечные степи Заитилья и отражал наседавших с востока кочевников, его арсии вызывали страх у многих народов. Аюб отдаёт должное русичам и уграм, они сопротивляются как львы. Аюб нападал внезапно и требовал от своих тысячников подкрадываться к противнику, как он, и нападать так же неожиданно. Может, оттого Аюб и сравнивает своих арсиев с барсами?
Вот и два дня назад, выходя к Днепру, они вступили на лесную тропу, которая привела хазар к суличскому городку. Арсиям удалось бесшумно снять суличскую засаду, а затем, стремительно преодолев ров и сбив ворота, ворваться в городок. Хазары не пощадили никого, а тысячнику Ниясу, предложившему угнать женщин и подростков в Итиль на невольничий рынок, Аюб сказал с издёвкой:
— Разве ты, тысячник, уже покорил суличей и теперь возвращаешься домой?
Аюб — подданный каганата. Он служит кагану, а поскольку каган — божество, Аюб никогда его не видел и во всём подчиняется хаканбеку. Аюб не любит хаканбека и считает его бабой. Старой бабой, которая знает лишь собирать в степи топливо. Хаканбек давно уже забыл, с какой стороны вскакивают в седло. Он ждёт от Аюба золота и мехов, и темник исполнит его повеление, но зачем ему молодая красавица из Руси? Разве что любоваться её красотой, как любуется удалец статной, ещё не объезженной кобылицей. Но кто будет её объезжать, когда хаканбек давно уже забыл, для чего существует женщина...
Аюб вспомнил родное кочевье у гор, что от Итиля на восток, табун, который пас он в юности, волчью стаю, погнавшую табун к обрыву. Тогда много лошадей погибло, а Аюб, испугавшись наказания, бежал к хазарам и сделался арсием. С годами он стал десятником, сотником, тысячником, темником...
Аюб не гнался за богатством: зачем оно ему, если у всех есть конец жизни! Он беден, как и тогда, когда нанимался служить кагану. Но у него, как считает Аюб, есть самое большое богатство — власть над людьми. Тысячи арсиев беспрекословно исполняют его волю. По взмаху руки темника они идут на смерть, и в этом для Аюба самое большое счастье.
Вот и сейчас у него соберутся сотники и тысячники, и он пошлёт их взять Киев, а потом заставит князя Олега признать народы левобережья Днепра данниками каганата...
Откинув полог юрты, вошли тысячники, уселись на кошме, ждали, что скажет темник. А он, прихлёбывая из деревянной чаши кумыс, ещё долго сопел, прежде чем заговорил. Аюб знал: в молчании — мудрость, и для арсиев он мудр, и слово его неоспоримо. Через прищур глаз Аюб смотрел на тысячников и сотников, пока наконец не сказал:
— На той стороне Днепра Киев, и я привёл вас сюда, чтобы взять этот главный город русов. Когда мы ворвёмся в него, казна кагана станет ещё богаче, а в ваших сумах зазвенит золото, и несколько ночей вы будете спать на перинах с русскими красавицами. Потом вы погоните их в Итиль, чтобы продать в рабство.
— Мы захватим Киев! — загорячился тысячник Нияс.
Аюб посмотрел на него насмешливо:
— Разве ты, Нияс, уже знаешь, как и куда поведёшь своих арсиев?
Тысячник смутился:
— Но ты, Аюб, скажешь нам.
— Потому и позвал вас. Когда мы подойдём к Днепру, ты, Нияс, пойдёшь вверх по реке и переправишься на правый берег. А вы, Марзет и Оса, со своими арсиями, таясь, проберётесь в низовье и, также таясь, бродами перейдёте Днепр и станете на том берегу. Когда Олег с дружиной выйдет из города и двинется на Нияса, вы захватите оставшийся без защиты Киев... Нияс выступит посветлу, чтобы княжеские дозоры увидели и донесли своему князю, а вы, Марзет и Оса, отправитесь ночью, и чтобы ни одна русская собака не догадалась, куда вы пошли... Идите и готовьтесь, а завтра к полудню ты, Нияс, уже будешь на том берегу и встретишь киевского князя, а тем временем Марзет и Оса встанут у ворот Киева.
Арсии переправлялись, держась за хвосты и гривы коней, приторочив к сёдлам броню и оружие. Некоторые толкали впереди себя кожаные подушки, набитые сухим сеном.
От множества людей Днепр вспенился, взбучился, а на том берегу уже собирались арсии. Нияс торопил. Он первым выбрался на правую сторону реки. Конь встряхнулся, разбрасывая брызги. Нияс принялся одеваться. Тысячник спешил: вот-вот должна появиться дружина киевского князя.
Бой не обещал быть лёгким, но Нияс был уверен: как только Олегу донесут, что к Киеву подошли Марзет и Оса, он кинется спасать город, и тогда наступит его, Нияса, час. Он ударит в спину Олегу и вслед за убегающими ворвётся в Киев... К тому времени Марзет и Оса, может, ещё и не возьмут город. Аюб где-то с Марзетом и Осой. Он рассчитывает на быструю удачу, оставив Ниясу самое тяжёлое. Так бывало не раз. Например, на Каме, когда покоряли булгар. Тогда Аюб оставил Нияса сражаться с превосходящими силами противника, и его арсии не только отразили натиск булгар, но и сами, обойдя их с правого крыла, заставили бежать, дав победу Ниясу...
Переправились на правый берег хазарские воины, выставили дозоры, принялись ждать дружину князя Олега. Тысячник поставил арсиев клином так, чтобы гридни, наскочив на остриё, раскололись и потеряли силу...
Шло время, солнце уже встало на полудень, а потом и за обед перевалило, а князь Олег с дружиной все не объявлялся, чем несказанно озадачивал Нияса. Уж не разгадал ли киевский князь замысел Аюба? А если так, то что делать тысячнику? И у Нияса зародилась тревога. Он послал гонца к Аюбу, но темник уже ушёл в низовья Днепра. И Нияс принял решение.
Когда солнце спряталось за дальним лесом, хазары расположились на ночёвку, чтоб с утра самим двинуться к Киеву.
С дальней левобережной заставы, что в земле северян, явился в Киев гонец с тревожной вестью: хазары разорили суличей и на конях идут к Днепру.
Созвал Олег воевод и старейшин думать, как от хазар отбиться: идти ли навстречу или дожидаться, когда они Днепр переплывут.
Накануне князь обошёл стены, осмотрел рвы и валы, а на совете старейшины заверили, что немедленно наготовят котлы для вара и кипятка, люд поднимут, коли хазары осмелятся на приступ.
Через день ещё один гонец прискакал. Аюб остановил полки в вёрстах трёх от Днепра, ниже Киева, и, по всему видно, намерен перебраться на правый берег. Всего же хазар за три тысячи.
Воевода Никифор считал: Аюб станет переправляться на бродах в низовьях Днепра. Олег с ним согласился и предложил встретить хазар на переправе. Однако Ратибор высказал сомнение: что, если Аюб вздумает переправляться не в одном месте?
И тогда Олег с воеводами решили послать лазутчиков в становище хазар...
На лодке-долблёнке Урхо ночью переплыл Днепр, у густых зарослей ивняка вытащил её на песок, осмотрелся. Тихо, только там, у хазар, перекликаются дозоры. Крадучись, перебегая от куста к кусту, подобрался Урхо к хазарскому становищу. Посылая лопаря, Олег напутствовал его: «У тебя глаз острый, походка бесшумная, выведай, что Аюб замыслил».
Вот, громко переговариваясь, прошли совсем рядом хазарские караульщики. Остановились вблизи, посмеялись. Урхо затаился. Но хазары отправились дальше. К утру становище оживилось, а когда поднялось солнце, Урхо увидел, как часть арсиев направилась вверх по течению.
Урхо подумал — хазары двинулись к переправе, но не спешил возвращаться: он должен узнать, куда пойдут остальные. Но в становище больше никакого передвижения не замечалось. Однако Урхо был терпелив. Он пролежал до вечера, и только когда смерклось, всё становище пришло в движение. Хазары свернули юрту Аюба, оседлали коней и сотня за сотней двинулись в низовья Днепра.
Теперь Урхо всё стало ясно. Дождавшись, когда ушла последняя сотня, он заторопился в Киев.
Ночь была на исходе. Густые облака закрывали луну и звёзды. Над Днепром плыл предутренний молочный туман. С высоты седла Аюб следил, как переправляются арсии. Туман поглощал хазар. Темник не стал дожидаться, когда ему отыщут ладью, тронул коня. У реки спешился, скинул одежды. Приторочив их поверх седла, неспешно вошёл в воду. Пусть арсии видят: он такой же воин, как и они.
Аюб знал: тысячник Нияс уже переправился и теперь ждёт Олега. Аюб доволен: всё идёт, как он задумал. Сегодня его арсии ворвутся в главный город русов, и кровь прольётся на его улицах. Кровь, как хмельное вино, пьянит Аюба. Душа радуется, предчувствуя скорую победу.
Река всё глубже и глубже, и вот Аюб уже плывёт, держась за конскую гриву. Но вскоре темник почувствовал — конь достал дно — и пошёл вброд. Дно каменистое, идти неудобно, конь то и дело спотыкается. На берегу он встряхнулся, пофыркивая. Арсии выходят из воды, сбиваются в толпу. Но это ненадолго. Сейчас они разберутся по десяткам и сотням в тысячи. Тысячники отыщут Аюба, и хазары на рысях двинутся к Киеву, а тем временем Нияс уже оттянет на себя киевские дружины.
Темник напряжён, как всегда перед сражением. Это напряжение напоминает туго натянутую тетиву лука.
Рассветало, и туман начал рассасываться. Неожиданные тревожные крики насторожили Аюба. К нему подскакал Марзет, крутнул коня. Указывая вперёд, выкрикнул:
— Там русы!
Аюб огрел Марзета плетью:
— Ты визжишь, как подлый шакал! Или у тебя нет арсиев? Прочь!
Марзет рванул коня, а темник привстал в стременах, всмотрелся в даль. Там стеной темнело войско киевлян.