— В ходе реконструкции мы получили десятки тысяч метров новой производственной площади. Вышло, что второй завод построен, он внедрен в старый. С реконструкцией получаем новые программы для цехов, новые технологические возможности. Механизированные склады, унифицированная тара, штабеллеры…
Парторг, давний Гришин соратник, энтузиаст всех его начинаний, даже говорил Гришиными словами, употребил его «неполадки в пробирной палатке», оборот был в обиходе на «Весте». В каждой фразе было слово «реконструкция»; о чем бы парторг или Гриша ни говорили, они начинали этим словом и заканчивали:
— Мы взяли высоту, реконструкция завершается. Взглянем с этой высоты на проблему заводского пополнения. Правительство требует увеличения пропускной способности дорог, что означает увеличение количества локомотивов на дорогах, а для нас — увеличение на пятьдесят процентов выпуска продукции. Новая технология, перспективные планы повышения производительности труда, обучение людей. Вот что для нас реконструкция.
Удачно получалось, выступление парторга было последним. Минут через пять Гриша вышел, еще через две минуты они были в колесном цехе. Выгорает, думал Саша, если сейчас отсюда живо в машину и гнать — к пяти буду в НИИ. Глядел на начальника колесного, внушал мысленно: откатись, не торчи на пути. Начальник не слышал, говорил свое: карусельный, колесотокарный, вальцовочный, и ничего нельзя было разобрать в его воркотанье, хотя оканье привычно для уроженца Уваровска. Понятно было только, что этот станок сегодня никак невозможно снимать, все вокруг распотрошат при подготовке, цех окончательно отключат.
Гриша отвечал ему, что он — начальник цеха — сам в свое «завтра» не верит, что пусть помогает с подготовкой, а ночью — с отладкой станка на новом месте. Появились тележки, вмиг станок был отключен и подведены домкраты под него, и тросы набрасывали, и лебедки готовили, и складывали клетку из шпал.
Мешала тележка со старыми бандажами, Саша подогнал кран-балку, хотел увезти бандажи. Как вдруг Гриша подхватил верхний бандаж и выкатил в двери. За ним начальник цеха покатил бандаж с криком: «Берегись!»
Саша одним махом, как сделали это Гриша и колесник, сдернул с тележки металлическое кольцо и поставил его на пол, застланный торцовой плашкой. Толкнул обеими руками, бандаж поехал медленно, неуклонно заваливаясь. Саша пытался послать его подальше, к дверям, понимая, что он послушен только в направленном движении. Стокилограммовое кольцо выламывало руки, Саша едва успел вывернуться из-под падающего бандажа.
— Главное — катить его на гребне! — прокричал пробегающий колесник.
Гриша сказал: был у них в молодости такой спорт — катать бандажи из склада в бандажку. Настил гудел, катили с интервалом метров в пять, кричали: «Пятки береги!» Саша слушал. На часы не смотрел, дело было проиграно.
Перед выездом с завода он позвонил в НИИ. Андрей Федорович ответил: Вася Сизов не стал дожидаться Сашу в НИИ и выехал, встретятся в морском клубе.
Да, угадал Саша, иностранцев в НИИ привозил шумный человек с трубкой в зубах. Ныне замминистра, три года назад — начальник управления по монтажу кондиционерных установок на промышленных предприятиях; тогда Саша по малости своей роли не мог быть замечен человеком с трубкой, разве что тот припомнит один эпизод. Не поедешь сейчас на прием к замминистру напоминать эпизод при регулировке финской установки. Пролетела фортуна, ветер от ее крыл охолодил лицо.
Осмотрели «Весту». На скуле — рваный след с мазутными мазками, планшир ободран, в двух местах торчит щепа. Понимали, что раны — полбеды, мотор смятый — вот беда, ведь через две недели в поход.
Насилу сняли мотор, трансовая доска разбита, вал согнут, лопасти упирались в низ кормы. Юрий Иванович и Павел разинули варежки в шлюзе, «Весту» прижало. Что их понесло, зачем было везти старуху? За этот мотор отдали два мотора. Один из них новый.
…Дотащили мотор до сарая, сели. На стеллаж его или за забор, в траву — и забыть.
Гриша сказал:
— Шлюп назван в ее честь. Римская богиня домашнего очага.
«Ее» значило: Вера Петровна.
— Веста — крупнейшая из малых планет Солнечной системы, — ответил Саша. — Мы остались без мотора.
Гриша сделал успокаивающий жест, дескать, авось подлечим. Добавил:
— Сам знаешь, Володе — в генштаб… Додику — в поликлинику, ты тоже был повязан.
Затащили мотор в сарай, подняли на стеллаж. Часа полтора разбирали, измучились. Саша смял неоконченный чертежик шпонки. Бросил под ноги бумажный комок. Напрасный труд. Ни одного живого места не осталось в моторе.
— Попрошу назад один из наших РВ, на месяц дадут. Если не больше двух тонн груза, он тянет, — сказал Гриша.
— Скорость нужна, — сказал Саша. — Как по нашему заказу был сделан мотор. Хорошо толкал, хоть пять тонн груза.
— Дойдем до Архангельска на РВ. Главное, цель есть и есть мотор.
— У других тоже есть цель и моторы. Нужна скорость, — сказал Саша.
— Не вылечить мотор, — сказал Гриша.
— Скорость нужна, чтобы не проиграть. Проигрыш не делает человека сильнее.
Гриша молчал, всякое его слово могло сейчас прозвучать как обвинение Саше, ведь в его присутствии, больше того — его руками два хороших, но слабоватых для «Весты» мотора обменяли на этот, неновый. Напрасно бережетесь, подумал про себя Саша, не можете меня обидеть, я другой. Вы не годитесь мне в учителя… Я не стремлюсь укорениться в жизни, приспособиться. Я двигаюсь, стряхиваю все, что удерживает.
Гриша заговорил о теории ремонта, это был второй конек у него, после реконструкции. Ученые проблемами ремонта не занимаются, экономическая наука не может дать ответ, на каком этапе ремонт выгоден, на каком убыточен. От исковерканного лодочного мотора, стало быть, Гриша отступился, решил, что на время похода возьмут взаймы РВ.
Гриша, разговорившись, потеребил Сашу за рукав:
— …Слушаешь? Я чего говорю? У Васи тоже ремонтное производство… У нас общего навалом, кумекаешь? Ремонтное производство самое технически неоснащенное. У Васи опыт, статьи, работа за границей. Примкни, позаимствуй, через два месяца доложишь…
Нападающий опережает намеревающегося. Разбираться в науке ремонта электроподвижного состава Саше было ни к чему, тем более что науки, считай, не было. Гриша не остановится на теоретической конференции — ее готовят на осень, знал Саша, — а начнет разработку по цехам. Что в металлолом, что очищать от грязи, наплавлять, обтачивать.
Не знал тогда Саша: ожидаемый случай явился ему. Случай, родившийся из опыта и мысли Гриши, из опыта, знания и несчастья Васи.
Друзья уехали. Саша попросил тележку у сторожа, подвез мотор к своей машине, погрузил.
Глава четвертая
Юрий Иванович положил перед главным «Слово о товарище». Попросил «Слово» заслать в набор, а прежний снять, писался в спешке.
— Многовато биографического, — сказал главный, дочитав. — Частности всякие… О детстве, например, к чему?
— Да, мы издание общественно-политическое, но одновременно и литературно-художественное.
— О родной земле, это куда ни шло… О речке, о следах на песке к чему?
— Что есть слово об ушедшем? — сказал Юрий Иванович. — Радостнотворный плач, как говорили в средние века.
— Ну, хватил! Как плач может быть радостным? Мы должны быть точными в слове, мы издаем журнал с миллионным тиражом.
— Ушел наш товарищ, навсегда, — сказал Юрий Иванович. — В слове о нем мы говорим о нашей вине запоздалого понимания его, ушедшего. Бережливее станем друг к другу… Говорим о его чувствах к нам всем, к родным местам. Тем самым в своем плаче, то есть слове, преодолеваем смерть.
Главный молчал.
— В производственном отделе нашего ответственного секретаря любят, — заторопился Юрий Иванович. — Не откажут. Я узнавал, номер на машины пойдет в конце дня или же завтра утром.
— Чистят нас на каждом производственном совещании, типография пишет на нас телеги. — Главный грустно помолчал. — У нас за прошлый год 127 дней опозданий, в этом году набралось 58, а на дворе июль. — Он скрепил листочки, протянул Юрию Ивановичу: — Скоро нас слушают, знаешь уже? Теперь о твоих материалах. Я прочел.
С благодарностью подумал Юрий Иванович об ответственном секретаре: в понедельник тот снял материалы с машинки, вычитал и отдал главному.
— Пестро как-то вышло у тебя о Минском тракторном, — сказал главный. — К тому же в номере уже стоят два проблемных материала. Перебор. Что у тебя еще есть?
— Ну как же! «Круглый стол» по маленькому городку.
— Читал. Не торопите событие!.. Мы будем выглядеть вроде мальчика перед телевизором: а чего дядя едва ногами перебирает? А дяде еще сорок два километра бежать. Не даешь новой информации, нельзя писать, не зная, что написано до тебя. Нельзя! — он положил перед собой материал по «круглому столу».
— Я доведу материал, — сказал Юрий Иванович со всей уверенностью, какую только мог выразить.
— Содержания нет, — главный полистал материал, заглянул в конец. Бросил на край стола. — Что у вас еще есть?
— Есть про СПТУ, — забормотал он. — Заголовок «Возвращение с оружием». На мыло название, разумеется. Возвращение в село с ремеслом в руках. Выпускникам СПТУ дают старые тракторы или вовсе посылают в полевые бригады до лучших времен.
— Давай взглянем. Но опять проблемный, опять перебор. Номер должен еще и читаться. Еще чего есть? Плохо, Юрий Иванович, вечно у тебя авторов нет, все шелупонь вроде Лапатухина и этого… с усами. В октябре нас слушают. Что планируешь на десятый номер?
Вот оно, подошли! Не промахнуться бы, Калерия прислала шестую телеграмму.
— Есть тема. Старый врач, сорок лет живет в районе. Сам буду писать.
— Материал должен венчать магистральную линию журнала. А ты про старика!
Юрий Иванович вернулся к себе в отдел. Разгладил листок телеграммы, прочел: «Мало задержать проект административного здания. Не слышу голоса всесоюзной печати в защиту Федора Григорьевича. Повторяю: сессия назначена начало августа».