— В пятьдесят восьмом.
— Тю, я в пятьдесят восьмом в школу пошел, — изумился начальник. — Он же ни хрена не помнит, товарищ-то. Это ведь со стороны легко. Инструмент проще поварешки. Замерить толщину бандажа и гребня, и все тут. Но машину застань, машину поймай, колес тысяча. А товарищ ненадежный.
— Я поручаюсь, а я надежный, — сказал Гриша и повернулся слегка, взглянув в угол цеха. Оттуда обрамленная уголком дверь вела в механический цех, где деповчане устроили отделение по ремонту компрессоров. Начальник депо, этот вот напористый человек, печатно объявил о приемке компрессоров в ремонт. Гриша, зная, что увидит, через месяц приехал и застал тишину в компрессорном отделении: запчасти кончились.
Начальник депо понял его взгляд.
— Пойдем, посели его в общежитие.
— Сейчас?
— Чего тянуть, в начале лета договорились.
Оставили Колю в комнатке с двумя пустующими кроватями.
Утром Гриша позвонил в общежитие, послал дежурную за Колей.
— Иваныч поехал брать за тебя расчет. Вечером привезет трудовую книжку и паспорт. Завтра оформят тебя техником. Подведешь нас, знать тебя не знаем. Прятаться теперь тебе некуда, мы с Иванычем заодно. Или выдюжи, или помирай.
Андрей Федорович пировал на гонорар, выплаченный фирмой «Воздух» за консультацию. Его «пировать» забавляло Сашу, ужин не удался, ясное дело, ни Юрий Иванович, ни Ушац не явятся.
Официант было подошел с вопросом, когда ему готовиться подавать горячее. Андрей Федорович сделал сдерживающий жест. Отходя к подсервантнику, официант с зевком смахнул выражение почтительного внимания. Более на его лицо не возвращалась готовность услужить, праздник угасал, второй час сидели в ожидании. Мужичок в тройке из твида, несомненно, сшитой — на коротышку с плечами штангиста не купишь, — парень в мятой курточке и бабища, надевшая все свои цацки для поддержания духа. Напуская на себя томность, она глядела поверх голов; муж подкладывал ей на тарелку, она благодарила своим девичьим голоском, отведывала и говорила что-нибудь о закуске, желая показать людям за соседними столиками, как ей привычно бывать в ресторанах. Склоняясь над тарелкой, она видела стол, заставленный без меры: блюда с мясным и рыбным заливным, салаты, свежие помидоры горкой, блюда с пластами семги и копченой севрюги, с колбасой, с окороком лезли друг на друга, иные кренились, протискиваясь между бутылками с водкой, с винами. На краях блюд, на стыках были пристроены соусники, вазочки с маслом, с икрой, селедочницы, салатницы с маслинами. Поставленные на краю стола два мельхиоровых ведерка с шампанским, как триумфальные ворота, приглашали на просторы красочного великолепия. В глазах у Татьяны Павловны трусость смешивалась с восхищением, румянец молодил ее мясистое лицо.
Андрей Федорович извинился перед женой, попросил Сашу сходить с ним к телефону. Юрий Иванович уехал еще днем к Лене, ответила жена Юрия Ивановича.
— Должен вернуться, — бодро сказал Андрей Федорович. — Скоро восемь.
— Леня за Волгой, — пояснил Саша.
— Дак ведь я послал Юрию Ивановичу приглашение!
— На редакцию? Вы бывали у него в редакции? Стол у него завален. Он ваше письмо распечатает дня через три.
— Неужели столько провожгается?.. На торжественный ужин — одно дело позвонить, другое — прислать приглашение. — Андрей Федорович переживал. Не испытать сегодня сладости разговора с Юрием Ивановичем о талантливости русской провинции.
Андрей Федорович смирился; Юрий Иванович от него не уйдет. Ущац, вот кто должен быть здесь непременно сегодня! Андрей Федорович праздновал свою победу над ним, разумеется, не собираясь сообщать гостю о его поражении, нет, лишь угостить на славу и проводить. На этот раз Ушац проиграл. Фирма «Воздух» заслала наверх свои предложения об организации у них службы по монтажу холодильного оборудования совместно с кондиционерным, присоединив к своему документу доказательные записки Андрея Федоровича и Васи Сизова, известных министерству как специалисты первой руки. Ушац тотчас появился в министерстве со встречным предложением — об организации у себя службы по монтажу кондиционеров, со сметой и штатным расписанием и копией засланного в Моссовет прошения, где он просил отдать соседний пустырь под цехи новой службы.
Комбинат жил борьбой Ушаца. Андрей Федорович ежедневно звонил Саше, в его горячечных рассказах эпизоды переписки и телефонных разговоров принимали масштабы единоборства великанов. Сведения он получал одновременно из фирмы «Воздух» и из комбината, от жены. На той неделе Моссовет отказал Ушацу, оставив пустырь за комитетом по профтехобразованию.
— Вот что, Саша, позвоните Ушацу, — сказал Андрей Федорович. — Хотя ходьба по переулку научила Ушаца не класть на руку охулку — правда победила. Стол накрыт, надо попировать, ребята.
— Ваша жена не возьмется позвонить?
— В кабинете Ушаца с ней случается медвежья болезнь. — Андрей Федорович набрал номер, подал трубку.
Номер не отвечал, тогда Андрей Федорович сходил в зал и узнал у жены номер на вахте. Вахтер сообщил о недавнем отъезде директора.
— Сюда гонит! — похохатывал Андрей Федорович.
Они вернулись к столу; Татьяна Павловна, узнав о приближении Ушаца, заулыбалась, показывая, что она во всеоружии. Андрей Федорович махнул несколько рюмок, бойко закусывал, шутил с женой. Через час он поднялся, спросил у жены домашний телефон Ушаца и потащил с собой Сашу.
Набрал номер, вкрадчиво спросил, суживая свои мужицкие глазки:
— Мы ведь сговаривались, Михаил Ефимыч? С нами дама, между прочим. У всех дела, едрена бабушка, — тут Андрей Федорович осекся. — Албычев? Хм, могу и позвать.
Принятая Сашей трубка сказала усталым, дружеским голосом.
— Албычев, вы помните наш дом? Заскочили бы на чашку чая. Так я жду, сейчас же, а?
Андрей Федорович до сих пор не мог справиться со своим лицом. Спросил:
— Это как же он узнал про вас? Я ему только про Юрия Ивановича…
Саша вернулся к столу с намерением попрощаться с Татьяной Павловной. Ее не нашли.
Саша получал свое пальто, когда подскочил Андрей Федорович, перегнулся через прилавок и объявил ослабевшим голосом:
— Ее пальто нету…
В дверях зала появился официант, проскользнул к Андрею Федоровичу, перехватывая его, плетущегося за Сашей:
— Будем подавать горячее?
— Албычев, двое деловых людей в дружбе — значит, каждый из них вдвое сильнее, — сказал Ушац за чаем. — Советую вам написать заявление в два адреса. Заявите о нашем с вами авторстве. Я говорю о записке с предложением моделей единых графиков монтажа. Моя фамилия первая. Ваша третья. Вторую фамилию скажу позже. Доводы такие, это я про соавтора номер два. Сравним себя с советской хоккейной командой в матче с канадцами. Канадец нашему по морде, наш не отвечает, канадца с поля. У нас перевес в игроках — и шайба. Если же мы не уступим, задеремся, к нам будет привлечено внимание. Ни специалистов по кондишенам у нас, ни сил… одна самоуверенность. Будет случай получить эффектный заказ. Возникнут сомнения: нужны ли мы, умеем ли мы?..
— Может, пусть лучше шайба? — сказал Саша.
— Появилось понятие: ситуационная этика… — вздохнул Ушац. — Сизов читал нашу записку, даже пропагандировал. Он был талантливый руководитель. Он понимал: сегодняшний день требует морального обновления приемов на больших объектах.
— Советы как жить ничего не стоят, — сказал Саша.
— Правильно, стоит информация. Так вот, сегодня вечером мне удалось получить целую бригаду на две недели. С условием их кормить и обеспечить культурный досуг. Они будут расставлены по краям пустыря, завтра прибегут подрядчики-заказчики насчет закладки СПТУ. Работяги скажут «назад», с этими ребятами не спорят. За две недели я отвоюю пустырь. Вас беру к себе мастером.
Саша молчал.
— Думаете, слаще прорабом монтажного цеха? — продолжал Ушац. — Над ним начальник цеха, под ним мастера. Те же хлопоты с документацией, отношения с заказчиком, качество работ, ежедневно на объектах.
— Начальником техотдела я бы пошел, — сказал Саша. — При перестройке служб многое бы завязывалось на техотделе.
— Не бывали в Бакуриани? При тренировках на слаломе употребляют термин «потерпи». В графике держись. Не оглядывайся на других. Не входи в азарт. Начальником отдела был у нас ваш приятель. Талант…
Это он об Андрее Федоровиче.
Саша молчал.
— Вы из Кемерова приехали, говорят? — спросил Ушац.
— Вы в комбинате двадцать лет. И должны знать, уходя, кому его оставить, — сказал Саша.
— Вы что, знаете кому?
— Я не все знаю про этого человека. Но я его чувствую.
— Нынешний начальник техотдела не чувствует?
— Он бильярдный шар.
— Идите в техотдел. Сумеете быть кием, через два месяца станете начальником, раньше мы о расширении и не вякнем. Если потянете, если получим фронт работы, объемы… если жив буду, года через полтора станете моим замом по кондишенам. Чего и добиваетесь.
Саша заночевал у Зотовых; пораньше уложились, покатили в деревню по хрустким мартовским дорогам. До обеда жена Гриши протапливала и мыла дом, мужчины разбросали остатки снега, переложили поленницу. Обходили усадьбу, останавливаясь на каждом шагу, Гриша говорил, где да что он замышляет; в деревне у него голос как бы оттаивал, считал он. И в самом деле, исчезала у него из голоса натужность. В своей городской квартире он сменил подоконники, навесил дубовую входную дверь, поставил дубовые косяки, не отжать ломиком. Для буден он устроил квартиру, для праздника был деревенский дом. Для будущего праздника. Гриша и сам не знал, каков будет этот праздник, и торопил его. Любил воскресные дни за предвкушение праздника, за молчальничество свое.
Отдышались, проголодались, сели лепить пельмени. Гришин сын выпачканными в муке пальцами брал сочень, раскатывал, мягко постукивая скалкой. Хозяйка аккуратно, с краю поддевала начинку ложечкой, накладывала на лепешечку, защипывала и укладывала в рядок. Говорила: