— То есть допрашивать его нет никакого смысла? — Сам не знаю, зачем я это спросил?
— Ну, не знаю, Каштаков, может быть, ты и сумеешь найти с ним общий язык, — продемонстрировав отменный образчик армейского юмора, Малинин весело хохотнул.
— Ясно, — уныло произнес я. — Спасибо, Вячеслав Семенович.
— Не, Каштаков, так дело не пойдет. Мы с тобой не за спасибо договаривались.
— Я свое слово сдержу.
— Когда?
— Я перезвоню вам, Вячеслав Семенович. Всего доброго.
Не дожидаясь ответа, я нажал кнопку отбоя. Не было у меня настроения продолжать беседу. Какое уж тут настроение, когда оборвалась одна из двух ниточек, на которых держался весь мой оптимизм, что я вчера демонстрировал Лое.
— Должно быть, с ним поработали святоши, — сказал Гамигин.
— С кем? — непонимающе посмотрел я на демона.
— Со Шмидтом, который на самом деле Рыков. Святоши взяли его до того, как объявились «назары». Шмидт не смог внятно объяснить, где находится программа. Или, чего доброго, начал уверять святош, что вся история с программой была блефом Зифула. В это уж святоши точно не поверили. И попытались расколоть Шмидта своими методами. Сочетание медикаментозного воздействия и глубокого принудительного зондирования мозга чаще всего приводит именно к такому результату — человек превращается в полного идиота.
— Ну что ж. — Я решил взглянуть на ситуацию философски. — Зато мы получили тело для виртуальной копии Шульгина. Как думаешь, обрадуется Флопарь, узнав, что стал Шмидтом?
Гамигин поморщился — шутка ему не понравилось.
Машина свернула на Погодинскую улицу. Впереди показались два серых институтских корпуса. В одном из них когда-то располагалось мое детективное агентство. Странно, но, вспомнив об этом, я не почувствовал ни тоски, ни ностальгии, ни даже легкой грусти. Что прошло, того уже не вернуть. Жалеть об упущенных в прошлом возможностях — все равно что бросать камни в воду, надеясь, что какой-то из них, глядишь, и всплывет.
Проехав между домами, Гамигин остановил машину возле крыльца первого корпуса. Неподалеку находилась институтская стоянка, но места на ней были заняты все до единого, несколько машин стояли даже на газоне. В прежние времена такого количества личного транспорта возле института не наблюдалось. Не иначе отечественная наука оживать начала?
Сидевший за столиком в фойе пожилой вахтер поначалу заартачился, не желая нас пускать, но удостоверение майора НКГБ живо заставило его вспомнить о том, что такое дисциплина. Вытянувшись в струнку — руки по швам, очочки на кончике носа повисли, — мужичонка четко, хотя и чуть подсевшим от усердия голосом доложил, где мы можем отыскать интересующего нас доктора Алябьева. А когда я дал команду «вольно», он чуть-чуть наклонился вперед и сообщил полушепотом, что у него имеется прелюбопытнейшая информация о директоре института, который проворачивает махинации с компьютерами, закупленными якобы для нужд вверенного ему учреждения, а также о ряде сотрудников, халатно относящихся к своим служебным обязанностям. Итогом выступления стала фраза насчет того, что весь этот институт вообще давно пора разогнать, потому что никто здесь делом не занимается, все только дурака валяют.
Я поблагодарил вахтера за усердие и велел продолжать наблюдение, после чего мы с Гамигином поднялись на четвертый этаж.
Лаборатория доктора Алябьева располагалась в самом конце длинного коридора, выстланного красной ковровой дорожкой. Старая дорожка, потертая, но все равно вид учреждению придавала солидный.
Комната, в которую мы, вежливо постучавшись, вошли, разительно отличалась от той, где без малого год назад я впервые встретил Алябьева. Лаборатория была обставлена если и не самым новейшим оборудованием, то уж во всяком случае на хорошем уровне. Все вокруг сияло стеклом, блистало никелем и тускло отсвечивало тефлоновым покрытием. Баночки с реактивами ровными рядками стояли на полочках. На белых лабораторных столах только то, что должно на них находиться: штативы с одноразовыми пробирками, вращающиеся держатели с автоматическими пипетками, пластиковые плашки, диализные ванночки, мини-центрифужка. Научными изысканиями активно занимались двое в белых халатах — миловидная светловолосая женщина лет тридцати пяти и худющий юноша студенческого возраста. Сам Алябьев, хотя и был, как и все, облачен в белый халат, находился в пассивной стадии исследовательского процесса.
Стол Александра Алексеевича располагался в дальнем конце лабораторной комнаты, у окна. Компьютер с ультраплоским экраном соседствовал с пузатым заварочным чайником с большим ярко-фиолетовым цветком на боку, желтой кружкой с зеленым попугаем и стопкой реферативных журналов, из которых торчали многочисленные закладки.
Не обращая внимания на недоуменные взгляды сотрудников, мы с Гамигином прошествовали к столу заведующего лабораторией.
— Как поживаете, Александр Алексеевич? — поздоровался я.
Алябьев положил на стол книгу, которую читал, и с интересом посмотрел на меня поверх очков.
— А, я вас припоминаю, — произнес он медленно.
— Каштаков, — напомнил я. — Дмитрий Алексеевич Каштаков. Мы с вами встречались около года тому назад по поводу…
— Да-да, — перебил меня Алябьев. — Вы выясняли обстоятельства гибели Ника Соколовского.
— Совершенно верно, — подтвердил я. — Анс Гамигин, — представил я демона, — мой коллега.
— Очень приятно, — приподнявшись со стула, Алябьев пожал руку Гамигину, а затем и мне. — Чаю не желаете?
— Нет, спасибо, мы только что из-за стола. — Я взял свободный стул, пододвинул его к краю стола и сел.
Анс последовал моему примеру.
Алябьев выглядел озадаченным. Он переводил взгляд с меня на демона, явно гадая о причине нашего визита. Я даже подумал, что Александр Алексеевич вполне мог решить, будто я заглянул к нему просто так, по старой памяти, узнать как дела. Поэтому именно с этого я и начал.
— Я смотрю, дела у вас пошли в гору, Александр Алексеевич. — Легким взмахом руки я обвел лабораторию, на которую, право же, приятно было посмотреть, даже не зная назначения ни одного из украшавших ее приборов.
— Да. — Алябьев через плечо глянул на свои владения так, будто впервые их видел. — Полгода назад я получил вполне приличный грант, — он бросил взгляд на Гамигина, — от Центра биотехнологических исследований Ада.
Анс улыбнулся с таким видом, будто это лично он поспособствовал тому, чтобы грант достался именно доктору Алябьеву.
Мой взгляд скользнул по яркой обложке лежавшей на столе книги, явно не научный трактат.
— Что читаете, Александр Алексеевич?
Гамигин уставился на меня так, будто я принялся пальцем в носу ковыряться. Но я-то знал, с чего следует начинать доверительную беседу с Алябьевым. В прошлый раз он, помнится, «Фрегат „Паллада“ читал.
— Современный автор. — Алябьев провел двумя пальцами по обложке, будто невидимые крошки с нее сметая, и перевернул книгу так, чтобы мне стало видно название и имя автора.
Алексей Калугин. «Не так страшен черт». На обложке серьезный, представительный мужчина в сером двубортном пиджаке и надвинутой на глаза шляпе. Чем-то на меня похож.
— И о чем это? — поинтересовался я.
— Детективная история, — ответил Алябьев. — Действие происходит в Московии в наши дни.
— Интересно?
— Ну, не Джойс, конечно. — Алябьев едва заметно улыбнулся. — Но почитать стоит. Рекомендую. Тем более при вашей профессии…
Ну, это я сразу понял. Таким не особо хитроумным образом Алябьев пытался подвести меня к разговору о цели нашего визита. В самом деле, не о литературе же мы пришли поговорить.
— Александр Алексеевич, — произнес я негромко, — мы хотели бы поговорить с вами наедине. — И многозначительно посмотрел на спину юноши, с многоканальной пипеткой в руке склонившегося над плашкой. — Много времени это не займет.
— Надеюсь…
— Нет-нет. — Я снова угадал ход мыслей Алябьева. — На этот раз никакого криминала. Мы всего лишь хотим проконсультироваться с вами по вопросу, имеющему, как мне кажется, самое непосредственное отношение к вашей работе.
— Ну, если так… Саша! Танечка! — окликнул своих сотрудников Алябьев. И распорядился по-деловому: — Идите обедать.
— Александр Алексеевич, — обиженно прогнусавил юноша, — у меня пробы пропадут.
— Вот она, нынешняя молодежь, — словно за поддержкой, обратился ко мне Алябьев. — Если бы мне в его годы завлаб в девять утра сказал, иди, Саша, обедай, думаете, я стал бы спорить? Иди! — махнул он рукой на молодого человека.
Тот посопел недовольно, но все же скинул халат и пошел, ссутулившись и приволакивая ноги, к двери, за которую уже успела выскочить более проворная Танечка.
— Итак — Алябьев переплел пальцы рук на груди. — Я вас слушаю.
— Александр Алексеевич, вы знакомы с Виктором Ризелем? — спросил я.
— Да, — кивнул Алябьев, — я знаю Виктора. Очень способный молодой человек.
— Способный в какой области? — решил уточнить Гамигин.
— Виктор занимается транс-программированием, — ответил Алябьев.
— Вы давно его знаете?
Алябьев ненадолго задумался.
— С полгода. Самое большое девять месяцев. Простите, — Алябьев, как птица крылом, взмахнул кистью левой руки, — я плохо запоминаю даты. Даже дни недели, случается, путаю.
По тому, как Алябьев говорил о Ризеле, можно было сделать вывод, что Александр Алексеевич не знал о смерти ти-кодера. Что ж, я тоже не собирался становиться носителем дурных вестей.
— Как вы познакомились с Ризелем?
— Да, можно сказать, случайно. У меня компьютер полетел. — Большим пальцем Алябьев указал на стоявший под столом процессорный блок. — Сам я в этом ничего не смыслю, только клавиши нажимать могу, вот сын и предложил мне пригласить одного из своих знакомых, который за умеренную плату все быстро исправит. Виктор действительно все очень хорошо сделал. Даже пару новых программ мне установил. Пока он работал, мы с ним разговорились. Интересный оказался парень, эрудированный, много читает. Кстати, это он мне книгу Калугина посоветовал.