— Я хочу дать тебе так много любви, сколько смогу… лишь бы ты увидел, наконец, эту разницу — между жизнью и смертью, — шепчу, потому что не могу найти в себе сил говорить в голос.
— Анна… — предупреждающе произносит Давид.
— Вас воспитывал монстр, — отрезаю, не желая ничего слышать.
— Нас воспитывала жизнь, — ровным голосом парирует мужчина, напоминая, что они жили в приюте, — а ваш дедушка дал нам возможность стать полезными.
— Каким было твоё поручение? Дословно? — складывая руки на груди в попытке заранее защититься от того, что услышу, спрашиваю у Исайи, — Я хочу понять, с чем мне предстоит бороться в будущем. Ведь совершенно очевидно, что наказы деда для вас важнее, чем мои просьбы. Так что он тебе приказал?
— Охранять твою жизнь, как свою, — поизносит молодой человек.
— И всё? — немного растерянно уточняю.
— Если нужно — умереть за тебя.
Обхватываю себя ещё крепче, недоверчиво глядя на него.
— Я не хочу, чтобы…
— Анна, — неожиданно произносит Давид, прерывая меня.
Поворачиваюсь к нему.
— Не суть. Формулировка, — мягко замечает он, и до меня, наконец, доходит…
Дед, кем ты был? Гением? Или злодеем?..
Ты ведь знал, что я узнаю об их поручениях. И знал, что я услышу их содержание.
Ты мне не защитника оставил. Ты на меня крест повесил.
Сомневаюсь, что кто-то вроде Исайи правильно понимает, что значит любить себя. А без любви к себе он вряд ли способен полюбить кого-то ещё — я сама лишь недавно это поняла… Так, вот… ценность моей жизни в сознании Исайи напрямую зависит от ценности его собственной жизни для него самого. Как только он перестанет видеть смысл в своём существовании, моя спина перестанет быть защищенной, а в какой момент это произойдёт, учитывая, какие потемки его душа, — большой вопрос.
Выходит, я должна следить за Исайей. И я должна помочь ему понять этот мир. Привить любовь — если это возможно.
Это всё теперь тоже — моя ответственность.
И, конечно, я не могу позволить человеку, не знающему цену своей жизни, умереть за меня. Я вообще не хочу, чтобы кто-либо умирал за меня. Я хочу жить так, чтобы такие крайности не требовались.
И, думаю, я способна сотворить вокруг себя подобное пространство; понимаю, на это уйдёт время и много усилий, но я добьюсь своего. Я не хочу идти по стопам деда и убирать людей, которые мне неугодны. Даже с Натальей я поступлю иначе — хоть она и заслуживает гнить в тюрьме до конца своих дней.
Но мой ответ будет другим.
Да.
Я покажу, что играть можно и по другим правилам.
— Анна? — голос Давида заставляет меня выплыть из своих рассуждений и вернуться в действительность.
— Давайте вернёмся домой. Я устала. И мне нужно кое-что обдумать, — произношу, сосредоточенно глядя вперёд.
Давид награждает Исайю задумчивым взглядом, а затем кивает, предлагая следовать за ним.
— Ты ведь понимаешь, что об этом не должен знать никто? — слышу его негромкий голос, пока поднимаюсь за своими ангелами по лестнице.
— Понимаю, — короткий ответ от Исайи.
Ну, вот. Кажется, они договорились. И вновь потребовалось только одно предложение… как бы мне научиться так емко формулировать все свои мысли? А не то, каждое моё обращение к Исайе превращается в огромный монолог — который, к слову, не всегда удостаивается ответом…
— У неё на скуле красное пятно, — неожиданно произносит молодой человек.
Удивленная, прикладываю ладонь к щеке.
Правда? Прямо пятно?.. И как он заметил…
— Кто поднял на неё руку?
А вот этот вопрос Исайи меня конкретно так пугает…
— Давид, — громко зову мужчину, тот останавливается и оборачивается на меня, — никаких имён, — произношу четко, затем перевожу взгляд на Исайю, — а ты — учись спрашивать об этом у меня лично. И чтоб никакой самодеятельности. Я серьёзно.
Оба молодых человека несколько секунд смотрят на меня, затем встречаются глазами и продолжают подъем по лестнице.
— Как-то непривычно, — отзывается Исайя негромко.
— Не говори… — протягивает Давид.
Не знаю — почему, но я фыркаю; а затем улыбаюсь.
Этот странный день завершается не менее странно. Я отдаю свои первые приказы. То ли ещё будет…
— С вами грубо обращались? — негромко уточняет Давид уже у самой машины, пока открывает мне дверцу пассажирского сидения.
— Я не хочу никаких показательных порок, — произношу также негромко, бросив быстрый взгляд на Исайю, усаживавшегося на мотоцикл с другой стороны дороги.
Так вот, на чём он приехал…
Стоп! А откуда у него мотоцикл?..
— Обещаю, я никого не буду убивать, — совершенно серьёзно шутит Давид.
— Откуда у него мотоцикл? Я не видела его на стоянке у дома, — замечаю вслух, напряженно глядя на молодого человека.
Давид оборачивается, смотрит на Исайю.
— Думаю, он позаимствовал его у кого-то, когда искал вас, — спокойно отвечает он.
— Позаимствовал? — нахмурившись, переспрашиваю… а затем перевожу на Давида негодующий взгляд, — Он отобрал его у владельца?
— Не беспокойтесь, до суда дело не дойдёт, — настойчиво указывая на сиденье, произносит мужчина.
Сажусь внутрь, продолжая недоумевать по этому поводу:
— Почему? — спрашиваю у него, когда тот садится за руль.
— Потому что я буду его адвокатом, — спокойно отзывается Давид, и машина срывается с места.
И это должно меня успокоить?!
Впрочем, стоит нам доехать до дома, как мои мысли вновь возвращаются к госпоже Поплавской…
— С возвращением, — улыбается Ян, встречая нас на пороге.
— Я рад, что всё закончилось удачно, — сосредоточенно разглядывая наши лица, произносит Марк.
Смотрю на этих двоих… Совершенно очевидно, что это они помогли Исайе найти меня. И совершенно непонятно, что теперь говорить им по этому поводу.
— Анне нужно прийти в себя. Дайте ей отдохнуть, — Давид ненавязчиво проводит меня в гостиную, намекая, что с объяснениями ему моя помощь не потребуется; в выдумке легенд он — явно мастер.
— Марк, — разворачиваюсь в сторону блондина.
Чувствую, как напрягается рука Давида на моей спине.
Он решил, что я выскажу Марку всё, что думаю по поводу поручения деда?..
— Да? — хакер внимательно смотрит на меня сквозь стёкла дорогих очков.
— Мне нужна вся информация на Поплавскую, прямо сейчас, — произношу чётко, затем разворачиваюсь и ухожу в сторону спальни, — я буду в библиотеке. Принеси всё туда, — не оборачиваясь, заканчиваю раздавать распоряжения и закрываю за собой дверь.
Через час устало тру глаза. Слишком много информации. Но я должна понять, какой будет самая правильная реакция на её поступок… Я должна найти путь, по которому будет не стыдно идти вперёд.
Я должна…отдохнуть.
Откладываю ноутбук и разминаю шею. Серьёзно, это слишком долгий день. Мне нужен отдых. Вот только сна — ни в одном глазу. К тому же у меня слишком неспокойно на душе, так что заснуть можно даже не пытаться.
Мне нужно на что-то переключиться, перестать думать о том, что произошло сегодня. А решение относительно Поплавской я приму завтра. Утро вечера мудренее. Тем более — эта женщина наверняка считает меня мертвой. Ничего страшного не произойдёт, если я побуду в этом отпуске чуть подольше, и не стану пороть горячку с ответным ходом.
Вот только… чем бы заняться, чтоб окончательно умотать себя? Пойти в тренажерный зал — на беговую дорожку? Посмотреть какой-нибудь фильм?
Глаза вдруг сами собой отыскивают знакомый корешок на книжной полке. Что мне сказал Ян? Чтобы я на досуге дочитала сборник Харуки Мураками?..
Почему бы не отвлечь себя двумя заключительными рассказами японского писателя?
Поднимаюсь с кресла и достаю книгу; усаживаюсь поудобнее… и ныряю в мир «Токийских легенд».
— Анна, — Давид аккуратно прикасается к моему плечу, и я открываю глаза.
— Что случилось?.. — тихо протягиваю.
— Вы заснули, — мужчина опускает взгляд на книгу, а затем с мягкой улыбкой добавляет, — на первых страницах?..
— Я перечитывала начало, — поясняю и закрываю сборник; потягиваюсь, с удовольствием отмечая, что желание спать никуда не делось: так что сейчас переберусь в спальню и засну крепким сном.
А всё из-за того, что волнение прошло. Я поняла, что мне нужно делать.
— Так впечатлило? — немного удивленно переспрашивает Давид.
— Скорее удивило, — отвечаю задумчиво, поднимаюсь с кресла, — в этой книге… словно моя жизнь описана. От первого до последнего рассказа. Это даже странно.
— Боюсь предположить, что за ассоциации у вас сработали, — поднимая сборник и бегло пролистывая его, протягивает Давид, — хорошо, если призрак сёрфера — это призрак вашего дедушки, зовущий вас в тот мир, где ему было хорошо… то, например, что для вас «Перекати камень в форме почки»?
— Вы — мой перекати-камень, Давид, — отвечаю ему, прямо глядя в глаза.
— Я? — слегка озадаченно, но также — заинтригованно, переспрашивает мужчина.
— Вы были тем самым элементом, что вечно двигался, меняя своё положение относительно меня, и вечно возвращался — как бы я не пыталась от него избавиться. Благодаря вам я разобралась в себе. Благодаря вам, я поставила точки в тех отношениях, что больше не должны были продолжаться… И, полагаю, вы не отстанете от меня до тех пор, пока я окончательно не разберусь в себе.
— А обезьяна из Синагавы, которая забирала имена людей? Кто она в вашей истории? — с едва заметной улыбкой уточняет Давид через несколько секунд.
— Знаете… недавно Ян сказал мне любопытную вещь, — протягиваю, прислоняясь спиной к стене, — он сказал, что называет меня по имени-отчеству, чтобы я не забывала — чья я дочь… Я задумалась над этим. Родители не обделяли меня своим вниманием; но сейчас, спустя четыре года после их смерти, я не могу вспомнить ни одного яркого момента, когда я ощущала нас… семьёй — если вы понимаете, о чём я. Они всегда были заняты своими делами, не особо посвящали меня в детали, не сильно давили с выбором будущей профессии и вообще — давали столько свободы, сколько было необходимо для того, чтобы я не чувствовала себя стеснённой. Сейчас я понимаю, чем был