– Ты серьезно?
– За что купил, за то продал. У нее подружка обнаружилась из светской хроники. Чудовищная сплетница, она мне столько нагрузила, за два дня не пересказать.
– И ей можно верить? Надеюсь, ты имеешь в виду не фрау Гримм?
– Об ответственности за дачу ложных показаний предупреждена.
– И насчет Яриловца можно верить?
– Почему бы и нет? Он был близким другом Рыбака. По крайней мере, так считалось.
– Ладно, к чему я все это начал? А к тому, что никто из этих твоих троих-четверых специалистов по чужим женам не пострадал. Почему, спрашивается? До врачей, танцоров и даже журналистов добраться проще, чем до немецкого дипломата, но тем не менее убивают именно его.
– Этому можно дать и очень простое объяснение: убийство немца будут расследовать с особой тщательностью и мимо Рыбака не пройдут.
– Как раз наоборот! Районный следователь на сто процентов удовлетворился бы отпечатками пальцев беглого преступника, а мы, как видишь, не удовлетворились. Ладно, установка тебе ясна, звони Волкову и пытай его на дыбе о Марине и Рыбаке.
Артур потянулся к телефону, но не успел даже снять трубку, поскольку Волков позвонил сам.
– Господин Турецкий? Александр Борисович, мы могли бы встретиться завтра, скажем, часиков в десять утра? У меня появилась для вас кое-какая полезная информация, – сказал журналист. – По-моему, просто потрясающая информация!
– Приезжайте, я уже заказываю пропуск, – быстро ответил Турецкий. И не удержался: – А какого рода информация?
– Пока не могу сообщить. Завтра все узнаете.
Но назавтра Волков не приехал.
Только к нему самому теперь можно было ездить.
В морг.
И перед Турецким встала дилемма: задерживать, тем более арестовывать господина Улыбабова не за что, вызывать повесткой – занятие длительное и неблагодарное, а побеседовать с этим господином об имевшей место перестрелке необходимо. Срочно. Не особо надеясь на удачу, Турецкий обзвонил офисы нескольких принадлежащих Улыбабову заведений – двух ресторанов и одной бани, и ему повезло: «злой гений» оказался в одном из них. Парился. Повезло Турецкому на самом деле дважды. Улыбабов без долгих препирательств пообещал подъехать через полчаса.
Что это за тип, Турецкий представлял себе достаточно условно. Данных на него кот наплакал, фотографии даже нет. Улыбабов Евгений Максимович, тридцать шесть лет, ранее не судим, родился в Москве, в учительской семье. Родители умерли. Не женат и никогда не был. Окончил МФТИ с красным дипломом. Работал в институте физики плазмы. В двадцать пять – кандидат, в тридцать – доктор, один из самых молодых. Защитив докторскую, ушел из института. Открыл собственное дело. Охранная сигнализация и системы связи. Быстро пошел в гору. Есть оперативная информация, что под прикрытием своей фирмы Улыбабов организовал целую структуру, занимавшуюся прослушиванием телефонных разговоров, как в собственных интересах, так и на заказ. Доказать, как водится, ничего не удалось. Потом связь с измайловцами. Акционерные общества, трастовые компании, фонды…
– Фонды – это мы уже проходили, – сказал вслух Турецкий и на всякий случай запер справку в сейф.
Улыбабов оказался очень пунктуальным, аккуратным человеком. Он попросил даже разрешения помыть руки после улицы. Кроме того, Улыбабов оказался лысым. Причем абсолютно: выше бровей ни одной волосинки, ни намека на волосинку. И Турецкий моментально его вспомнил. Именно на него повесилась Наташа Гримм, когда он упустил ее при первом знакомстве – благодаря подвыпившему Славке.
Кстати о Наташе, куда это она исчезла с горизонта? Неужели немецкая общественность утратила интерес к загадочной смерти соотечественника?
– Что явилось причиной вашего интереса к моей персоне? – говорил Улыбабов чуть-чуть насмешливо и все время слегка улыбался. Так, немного снисходительно, чтобы стало понятно: человек из другого мира заглянул к нам по своим делам высшего порядка.
Турецкий буквально прикипел взглядом к лысине посетителя и никак не мог рассмотреть его целиком. Того и гляди, окажется, что он экстрасенс, второй Кашпировский или Чумак, а может, и покруче. А лысина – его магнетический орган. Бред. Турецкий с трудом собрался с мыслями.
– Причина моего интереса, я бы сказал, прозаическая. Перестрелка возле стадиона в Черкизове. Погибли хорошо известный вам Реваз Резо, спортивный журналист Петр Волков и охранник. Совершивший побег из мест лишения свободы Антон Рыбак, также хорошо вам известный, остался жив. В общем, обычное дело. Повседневное. Я бы хотел, чтобы вы в рабочем порядке посвятили меня в те подробности, которые стали вам известны благодаря вашей широкой эрудиции.
Турецкий старался говорить с собеседником на его языке, не теряя собственного достоинства, как апостол Петр, но не было у него ни ключей от рая, ни магической улыбабовской лысины, ни самой завалящей улики против Евгения Максимовича. Поэтому выходило не слишком убедительно.
– Кого конкретно вы намереваетесь изобличить? Как в детстве говорили: против кого дружим? – Улыбабов улыбнулся чуть шире.
– Против убийц, а вы как думали? – Поскольку Улыбабов никак не отреагировал, Турецкому пришлось пояснить: – Я не занимаюсь этим делом непосредственно. Меня интересует, что делал на месте перестрелки Рыбак. И каким образом факт его присутствия там связан с боевыми действиями? – Турецкий почувствовал, что ему становится жарко.
– Убийцы, если мы этим термином обозначим непосредственных исполнителей тех, кто нажимал на курок, не должны вас волновать. Не сегодня завтра они пройдут по вашим сводкам как жертвы. Мы оба это знаем наверняка… Домодедовская шпана, если вас интересует их локализация в пространстве.
– Так чем же им не угодили Рыбак, или Реваз, или, может, Волков?
– Я не представляю себе, чем домодедовцам так насолил один из них, что они решили убрать всех троих. И я также сомневаюсь, что Рыбак, Резо и Волков втроем организовали некое совместное предприятие.
– Тогда объясните мне, кто кого представлял? Может, Рыбак и Волков приехали совместно с домодедовской братвой на встречу к Ревазу?
– Вы, Александр Борисович, минуту назад утверждали, что мы с вами по одну сторону баррикад, а убийцы – по другую. Давайте не нарушать диспозицию.
– Ладно, – нехотя согласился Турецкий. – А что понадобилось Рыбаку от многоуважаемого Реваза Резо? Остались какие-то незавершенные общие проекты в «Буревестнике»? Долги, простите за банальность?
– Про долги вам следует расспросить усопшего. Или Рыбака, как вам проще.
Хорошо, что Грязнов не слышит, подумал Турецкий. Он не такой интеллигентный человек, как я. Заехал бы Улыбабову в чайник – вышел бы крупный скандал.
– Из проектов, задуманных Рыбаком и все-таки осуществленных после его ареста, мне лично известен лишь один: продажа Бруталиса в «Баварию», – недолго думая, заявил Улыбабов.
– Бруталис чем-то не устраивал тренера?
– Устраивал. Инициаторами сделки были немцы. Они предложили немалую сумму: пять миллионов марок. Рыбак долго торговался. Потом Реваз долго торговался – и подписал контракт на десять миллионов.
– И со стрельбой это, по-вашему, никак не связано? – поинтересовался Турецкий, почти утеряв интерес к беседе. Совершенно очевидно: от Улыбабова больше кавалерийским наскоком ничего не добиться.
– Все каким-то образом связано. В людей, подписывающих многомиллионные контракты, стреляют значительно чаще, чем в тех, кто не получает зарплату.
– Добавьте: в тех, кто двадцать лет отмотал, и тех, кто с ними имеет дела, – предложил Турецкий. – Спасибо за содержательную беседу, господин Улыбабов. Давайте отмечу ваш пропуск.
Лысый, улыбнувшись на прощанье, так аккуратно закрыл за собой дверь, словно она была из хрусталя.
По словам Улыбабова выходило, что убийство Волкова, Реваза и Дырокола на совести конкурирующей группировки. Совести на самом деле у них, конечно, ни на грош, и подтверждать показания Улыбабова они не станут. И ему верить просто так, на слово, нельзя, как бы складно он ни пел.
Была одна зацепка, по которой можно постараться восстановить ход событий. Незадолго до перестрелки, поблизости от того места, якобы видели машину Лосева. Или похожую… Официальным порядком его не прижмешь – вывернется: свидетели не надежны, а стоит им выяснить, что свидетельствуют они против измайловской группировки, сразу разбегутся, как тараканы, и от показаний откажутся. Остается взять Лося лихим кавалерийским наскоком.
Включив в состав группы для подкрепления Сикорского и захватив по такому случаю табельное оружие, Турецкий выступил незамедлительно (на Артуровой же тачке, как наиболее представительной).
Опоздали буквально на минуту. Подъехав к дому, в котором проживал Лось, они увидели его джип «хонда» в конце квартала.
– За ним! – скомандовал Турецкий. – Посмотрим, что будет делать.
– Уезжать, – предположил Артур.
Лось играть в догонялки не стал, назойливо болтавшихся у него на хвосте сотрудников Генпрокуратуры он то ли не замечал, то ли игнорировал. Давил на всю железку, но откровенно правил не нарушал, на красный свет, во всяком случае, останавливался.
– Круто водит! – одобрил его водительские таланты Сикорский.
Погоня, если это была погоня, продолжалась недолго. Джип проскочил перекресток Тагильской и Открытого шоссе и вырулил на Лесную.
– Куда он так несется?! – чертыхнулся Турецкий. – На историческую родину, что ли, на Лосиный остров?!
Как бы послушав его совета, Лось резко тормознул возле стоявшего у обочины снежно-белого «опеля» с черными, как сажа, стеклами. Из «опеля» тут же выскочили пятеро братков, и вся группа направилась в ту сторону, откуда прибыл Лось с сопровождающими.
– Александр Борисыч! Узнаёте? – Сикорский проехал около ста метров и тоже притормозил.
Двоих по крайней мере Турецкий опознал – их недавние клиенты, которых опрашивали по делу об убийстве в гостинице «Олимпия».
– Серов и, кажется, Пухлый. С ним ты разговаривал.