Так и теперь: Треггер не впадает в оцепенение до состояния соляного столба, как жена библейского Лота, за то, что она вопреки воле Господа при бегстве из Содома оглянулась назад. Нет, Треггер не цепенеет, а разражается гомерическим хохотом и никак не может успокоиться.
— Аааах! — ревет он. — Аааах! Он полуеврей, профессор Волков! Надо же такое выдумать!
— Да! — кричит Миша возмущенно. Я — полуеврей! И я не понимаю, что в этом смешного!
— Какая выдумка! — с трудом переводит дух Треггер, медленно приходя в себя и двигая туда-сюда свой галстук. — Невероятная наглость!
— Что это значит? — Он, идиот, не хочет верить, что я метис.
— Это значит, что я восхищаюсь вашей выдумкой. Откуда она у вас, профессор Волков? Вы же стопроцентный ариец — позвольте мне это доброе старое наименование! Это так же верно, как то, что вы в Ираке! Неколебимо, как гранит, так сказать. Конечно, мы предварительно навели о вас справки, профессор! Вы хрестоматийный ариец.
— Очень может быть, что этот Валентин Волков хрестоматийный ариец, но я не Валентин Волков. Я Миша Кафанке. А Кафанке хрестоматийный метис первой степени. Посмотрите мои документы, черт побери, там это сказано!
— Это документы Миши Кафанке, — говорит Треггер.
— Ну, именно! Они мои.
— Нет, не ваши, профессор Волков! Это бумаги того Миши Кафанке, которого, Бог знает, где вы зарыли. Вы пользуетесь его документами, где записано, что Миша Кафанке — полуеврей — был, я полагаю, — но вы-то — нет. Вы чистой воды славянин! И профессор Валентин Волков! Разве вы не заявляли нашему связному в России, пространно и подробно, что вы хотите работать на Ирак и президента Саддама Хусейна, если вам только удастся выбраться из России?
— Никогда в жизни я такого не заявлял.
— У нас есть магнитофонная запись.
— Возможно. Но это говорил Волков, а не я.
— Какой смысл так упираться… — Треггер качает головой. — Ладно, я не буду это игнорировать. Вы получите целое состояние, вы станете мультимиллионером, но нет, вы хотите все больше и больше! Можно в самом деле подумать, что вы полуеврей.
— Ну, ну, — ободряет его Миша, — пожалуйста, пожалуйста, еще один шаг!
— О’кей! О’кей, вы наполовину еврей! Извольте! Но тогда вы и наполовину христианин. Так что не набивайте себе цену!
— Я не хочу набивать себе цену. Я не могу работать на вас, потому что я сантехник, а не физик-ядерщик, потому что я Миша Кафанке, а не профессор Волков. Но даже будь я наполовину или полностью христианин, и будь я даже Волков, я никогда не причинил бы зла своим знанием Израилю или кому другому. Вам на это наплевать, мистер Треггер, вы боретесь за победу мусульман — пусть не из-за денег, а по убеждению.
— О да, — говорит Треггер, — у меня чистая совесть, сэр. Я ненавижу как евреев, так и христиан, так же, как и мусульмане. Теперь мы с этим покончим!
Он вынимает из своей папки видеокассету, на которой в примерно двухмиллиметровом углублении находится миниатюрная клавиатура с многочисленными буквами и цифрами. Треггер поворачивается и нажимает некоторые клавиши. Лишь после этого он сует кассету в позолоченный видеомагнитофон, стоящий в углу салона, и включает его. Наконец, он садится возле Мелоди и Миши.
На экране телевизора возникает на русском, английском и арабском языках следующий текст:
«Внимание! Если перед использованием этой кассеты не был установлен правильный код, то через десять секунд она будет стерта. У вас еще есть время остановить процесс, если вы забыли ввести код.»
Десять секунд экран пуст, затем появляется изображение мужчины с квадратным черепом и глазами мальчика, поющего на клиросе, бычьей шеей и густым ежиком волос. На нем дешевый костюм и дешевая рубашка, кричаще пестрый галстук, «ролекс», несколько колец и перстней.
— Кто это? — спрашивает Миша, и голос его неожиданно дрожит.
— Псссссст! — резко произносит Треггер.
— Мое имя, — говорит человек с бычьей шеей на хорошем, если даже не превосходном английском языке, — Руслан Сулейманов. Я родился 22 мая 1954 года в деревне Рошни-Чу в мусульманской стране Чечня-Ичкерия на Кавказе. Этот видеофильм — часть секретного договора между Республикой Ирак и Координационным Советом Содружества Независимых Государств, названным в криминализованных средствах массовой информации мафией, относительно доставки в Ирак русского физика-ядерщика профессора Валентина Волкова. — Руслан держит «ролекс» в кадре крупным планом, как экземпляр правительственной газеты. — Сейчас 16 часов 47 минут по московскому времени, среда, 22 апреля 1992 года. Я нахожусь в служебном кабинете первого секретаря иракского посольства в Москве и сначала поясню общую ситуацию. Координационный Совет вплоть до путча в августе 1991 года в значительной степени, а после него полностью контролирует при помощи своих секций страну, которая прежде называлась Советским Союзом. Двести синдикатов поделили между собой рынок, более 5000 вооруженных формирований проводят операции от Бреста до Владивостока. Наш годовой оборот непрерывно растет и уже превышает 20 % валового национального продукта страны. Мы контролируем все области общественной жизни. Мы, среди прочего, ответственны за то, что только 3 % населения владеют сегодня, в 1992 году, 87 % новых частных предприятий, на которых, конечно, делают то, что мы пожелаем. Разумеется, мы сотрудничаем с высокими и высшими политическими функционерами и политиками.
— Назовите имена! — говорит голос, видимо, первого секретаря иракского посольства, за кадром.
Руслан, сидящий на диване перед обитой коврами полосатой стеной, ухмыляется.
— Сколько вам хотелось бы еще прожить?
— Хорошо, — говорит голос невидимки. — Продолжайте, пожалуйста!
— В хаосе политической и хозяйственной реформы, которая привела к развалу и упадку страны, многие политики, военные и частные предприниматели видят нас, Координационный Совет, единственной внушающей доверие властью, которая может установить порядок. Милиция, например, сама признает, что она «живет в каменном веке». Работники милиции, так же, как сыщики, следователи и сотрудники уголовного розыска, получают неприлично низкую зарплату и все, за редким исключением, коррумпированы. Только в московской милиции 6700 ставок не заняты, в прокуратуре Петербурга свободно каждое второе место. Из ста случаев коррупции раскрывают максимум три. Лишь за один год — 1991-й — рост преступности в России составил 18 %. Никто не отваживается хотя бы внести на рассмотрение парламента закон о борьбе с организованной преступностью. Многие депутаты одновременно являются бизнесменами и связаны с нами! Против них прокуратура не имеет права возбуждать уголовные дела — они пользуются парламентским иммунитетом…
— К нашему делу, пожалуйста! — говорит невидимка.
— Привожу сведения по нашему делу. Уже в январе 1991 года, задолго до августовского путча, физик-ядерщик с высоким международным авторитетом вышел на нас через посредников и выразил пожелание, чтобы мы помогли ему покинуть тогда еще существовавший Советский Союз. Он получил от вашей страны, от Республики Ирак, благоприятное предложение, которое он хотел бы принять. Наш запрос, господин первый секретарь, получил подтверждение, что такое предложение действительно было выдвинуто, ваше правительство желало бы назначить профессора Волкова ответственным за иракскую программу разработки ядерного оружия…
Январь 1991 года, думает Миша в ужасе, ведь я тогда был еще в Ротбухене! Если этот с квадратным черепом говорит правду, то все то, что здесь со мной происходит, было запланировано уже почти полтора года назад.
— После того, как мы пришли к соглашению относительно гонорара за наши хлопоты, — я не буду называть сумму, — мы принялись за поиски двойника для профессора Волкова, потому что для нас с самого начала было ясно, что мы можем вывезти из страны и доставить в Ирак крупного ученого, которого круглосуточно охраняют, только при помощи двойника.
— Когда вы были готовы?
— Уже три недели спустя, господин первый секретарь. Общеизвестно, что мы уже давно нашли опору в Западной Европе и собираемся так же полностью контролировать ее, как и СНГ, бывший Советский Союз. Мы тогда же известили все наши европейские филиалы и обеспечили их информацией, чтобы они могли искать двойника для Волкова, мужчину, который был бы внешне как можно больше похож на него. Мы нуждались в нем только на коротком этапе операции, после чего его следовало бы ликвидировать…
У Миши на спине выступает холодный пот. Ликвидировать, говорит он! Но я пока жив! Я еще жив? Если так пойдет дальше, я скоро сам не буду знать, кто я, — я или Волков, или это только галлюцинация, что я жив.
— …Мы нашли идеального двойника, после того как изучили 27 других, но не нашли никого полностью подходящим, в германском городке Ротбухен, в 30 километрах северо-восточнее Берлина. Человека звали Миша Кафанке, у него был магазин сантехники по адресу; Кройцкаммерштрассе, 46, там же он и жил. Вся информация относительно его личности, все даты и несколько снятых скрытой камерой видеофильмов, по которым профессор Волков мог изучить поведение и повадки этого Кафанке, были переданы вашему посольству уже в конце февраля. Для этого видеофильма если вы подтверждаете это, скажите об этом, пожалуйста.
— Да, это так, — говорит голос за кадром. — Все, что Руслан до сих пор говорил, соответствует действительности. Пожалуйста, продолжайте, Руслан!
— Спасибо. Условием было, конечно, то, что двойник говорит по-русски, по-английски и по-немецки, как и профессор Волков. В случае Кафанке это соответствовало действительности. Следующее удачное совпадение: у Кафанке был друг, лейтенант Советской Армии по имени Лева Петраков, служивший в Ротбухене, родом из Димитровки, деревни в 50 километрах от Москвы. С тех пор, как мы решили выбрать Кафанке, — так же, как и вы, господин первый секретарь, и, прежде всего, профессор Волков, — этого человека стали днем и ночью охранять наши люди. Это происходило так незаметно, что он ни разу ничего не заподозрил…