были очень строгие люди. У нас тогда только родился Никола, мы купили этот домик за городом и привели его в порядок, как смогли. Там даже не было колодца. Мы должны были каждый день ходить к фонтану в ближайшей деревне и набирать воду в канистры.
— Вы были хиппи?
— Нет. В смысле, у нас были другие взгляды. Может, мы одевались, как хиппи, но и только. Хиппи не верят в Бога.
— А вы и ваш муж — люди глубоко религиозные.
— Да.
— Ваш муж даже основал секту.
— Он не хотел бы, чтобы это так называли.
— Вернемся к вашей золовке, Марине. Она обратилась к вам за помощью, потому что была беременна. В таком юном возрасте. В те годы, на юге Италии, ей наверняка пришлось нелегко.
— Она хотела решить проблему.
— Как решить?
— Марине было только пятнадцать, ей было очень страшно.
— Вы намекаете, что она хотела сделать аборт?
— Чезаре очень расстраивался. Он ведь ее старший брат, на десять лет старше, и у них в семье… Для Марины он всегда был как отец. Но и он тогда был очень молод. Да мы все были совсем молодые, и нам не хватало денег даже на самое необходимое. Мы каждый день ходили в деревню за водой, с канистрами. Однажды ночью Чезаре вышел из трейлера и отправился в поля. Его не было всю ночь, а вернувшись, он сказал, что мы позаботимся о ребенке Марины, чего бы это нам ни стоило.
— Что он там делал всю ночь?
— Он молился.
— У вашего мужа была такая привычка? Уходить из дому на всю ночь, чтобы помолиться?
— Иногда с ним это бывало. Но не часто.
— А после смерти вашего сына?
— Тоже. Несколько ночей подряд.
— Значит, Чезаре решил, что ребенок его сестры должен родиться. Но при этом не спросил ни вашего мнения, ни мнения Марины. Сказал только, что вы должны это принять.
— Он получил такой приказ.
— Приказ? Уж не хотите ли вы сказать, что он получил приказ от Бога?
— Да.
— То есть это Бог сказал вашему мужу, что ребенок вашей золовки должен родиться, а вы будете его воспитывать?
— Да.
— То есть можно сказать, что Бернардо родился от молитвы вашего мужа?
— От молитвы Чезаре.
— И можно сказать, что этой молитвой ваш муж спас жизнь мальчику, который тридцать лет спустя убил его собственного сына?
Флориана потрогала прозрачную оправу очков, как будто желая убедиться, что они все еще на месте. На несколько секунд наступило молчание. Мария Серафино отложила в сторону еще несколько листков.
— Я бы хотела вернуться к вопросу, на который вы так и не ответили. Не припомните ли вы что-нибудь необычное из детства Бернардо? Что-то, что могло бы стать тревожным сигналом? Какая-то особенность поведения, странный эпизод.
— Он был очень возбужденный ребенок.
— Многие дети бывают чересчур возбужденными.
— Но его возбужденность была не такая, как у других детей. Она не была… нормальной.
— Например.
— Однажды он поймал зайца. И на глазах у брата зарезал его ножницами. Просто чтобы попробовать, каково это. Никола прибежал ко мне в слезах, он был потрясен. Умолял меня не говорить Берну, что он рассказал мне об этом. Боялся, что Берн сделает то же самое с ним.
— Из-за этого случая вы и решили отправить его в Германию, к отцу?
— Мы попросили отца Берна на какое-то время взять его к себе. Он жил во Фрайбурге. Возможно, такая перемена в жизни пошла бы Берну на пользу.
— Мать Берна тоже так считала?
— Она полагалась на Чезаре.
— Она делала все, как говорил Чезаре?
— Чезаре — ее старший брат. Он был ей как отец.
— Итак, он решил отправить Бернардо в Германию, к отцу. А что за человек отец Бернардо?
— Мы мало его знали.
— Однако решились доверить ему мальчика.
— Все же это его отец.
— Как сложилось жизнь мальчика во Фрайбурге?
— Берн не хотел привыкать к новой обстановке. Упрямился с самого начала. Думал только о ферме, это было у него навязчивой идеей. Через несколько месяцев Немец написал нам письмо, в котором…
— Немец?
— Отец Берна.
— Он написал вам письмо? А почему не позвонил по телефону?
— На ферме тогда не было телефона.
— Надо кое-что прояснить, Флориана. Речь идет о событиях 1985 года, верно?
— Да. Приблизительно. По-моему.
— И в 1985 году у вас не было телефона?
— Чезаре не хотел его ставить. Он старался не пускать грязь на территорию фермы.
— Грязь? Вы имеете в виду телефонные звонки?
— Всю грязь, которая проникала из внешнего мира. В том числе и через телефон.
— Значит, Бернардо не мог рассказать вам о своей жизни в Германии, поскольку у вас не было телефона?
— Он мог написать нам.
— А с матерью он мог поговорить?
— Он мог написать и ей.
— Шестилетний ребенок мог написать письмо?
— Берн очень рано научился писать.
— Значит, вы с ним переписывались.
— Он написал нам несколько писем, но Чезаре не хотел, чтобы мы отвечали ему слишком часто. Говорил, что так будет лучше для всех.
— Вернемся в Германию. Бернардо живет там с отцом…
— Берн. Мы всегда звали его Берном. Никто не говорил «Бернардо».
— Берн, конечно. Извините. Итак, Берн живет с отцом, которого не очень хорошо знает, в городе, который не знает совсем, и думает о ферме.
— Он постоянно сидел в маленьком дворике за домом. А однажды перестал есть. Об этом написал его отец. Утром, перед уходом на работу, он оставлял Берну мюсли с молоком, а вернувшись, находил тарелку с клейкой жижей на том же месте. От обеда и ужина Берн тоже отказывался, он вообще ничего не ел. Отец сначала пытался воздействовать на него уговорами, потом перешел к более жесткой тактике.
— И в чем это выражалось?
— Перестал обращать на него внимание. Рано или поздно он должен был проголодаться и что-то съесть. Но он плохо знал Берна, не представлял, сколько упорства в этом ребенке. Однажды вечером он обнаружил Берна во дворике без сознания и отвез в больницу, где его накормили через зонд. И тогда он решил отправить его обратно. Письмо пришло за несколько дней до приезда Берна.
— Когда он вернулся, ему было семь лет. Так вы мне сказали во время нашей первой беседы.
— Да.
— А Марина, его мать, в этот период работала. Верно?
— Да.
— И она не могла взять его к себе?
— Было предпочтительнее, чтобы о нем заботился Чезаре. Вместе со мной.
— Почему? Обычно считается предпочтительным, чтобы о ребенке заботилась мать. Разве не так?
— Марина славная девушка, но… У нас в этих делах было больше опыта.
Еще одна рекламная пауза. Когда она закончилась, продолжение интервью Флорианы показали не сразу. Сначала на экране появился центр Специале: улица, рассекающая поселок пополам, бар, продуктовый магазин и маленькая церковь с беленым фасадом, где уже так давно я была на отпевании бабушки. Какая-то машина пробиралась по сельским дорогам, которые я знала слишком хорошо, с оштукатуренными каменными оградами по обеим сторонам. Выбрав самый длинный путь из всех возможных, машина остановилась у ворот фермы. Журналист без зазрения совести пролез под шлагбаумом, а затем, не переставая говорить, зашагал по грунтовой дороге, по моей земле, в сопровождении оператора. Дойдя до дома, он обошел его кругом. Двери и окна были закрыты.
Мария Серафино спросила:
— Ваш муж решил, что лично займется образованием Николы и Бернардо. Почему?
— Чезаре сам очень образованный человек.
— Многие образованные люди все же отправляют своих детей в школу.
— У нас было свое мнение на этот счет. Было и остается.
— В том смысле, что, если бы у вас появилась возможность, вы могли бы все это повторить еще раз?
— Да. Ну, может быть, не все. Не все.
— В свете того, что произошло, не думаете ли вы, что такая изоляция могла способствовать изменению личности Бернардо?
— Берна.
— Берна, прошу прощения.
— Чезаре приобщил всех их к прекрасной культуре. Лучше той в какой воспитываются другие мальчики их возраста.
— Это правда, что он заставлял их заучивать наизусть целые страницы из Библии?
— Нет, неправда.
— Когда мы с вами беседовали в первый раз, вы говорили…
— Я сказала, что Берн заучивал наизусть фрагменты из Библии. Он сам так захотел. Чезаре никогда не принуждал его к этому. Для Чезаре было достаточно, чтобы они учили небольшие отрывки, только самое необходимое.
— Самое необходимое для чего?
— Для того, чтобы они поняли.
— Что они должны были понять, Флориана?
На секунду камера показала ведущую, у которой в этот момент было сердитое выражение лица. Прежде чем заговорить снова, она сделала долгую паузу.
— Флориана, мне кажется важным, чтобы вы сейчас прояснили это обстоятельство. Это нужно для того, чтобы наши зрители смогли во всем разобраться. Что именно мальчики обязательно должны были выучить?
— Основы веры. Основы… поведения.
— И у вас существовали наказания для тех, кто отказывался заучивать наизусть то, что Чезаре считал необходимым?
Флориана едва заметно покачала головой: могло показаться, что она вздрогнула.
— Во время нашей первой беседы вы сказали, что к тем, кто не слушался Чезаре, применялись суровые наказания.
Флориана молчала. Мария Серафино чуть понизила голос:
— Никола, ваш сын, и Бернардо когда-нибудь подвергались телесным наказаниям со стороны вашего мужа?
В этот момент Флориана резко повернула голову, словно ища кого-то, а я заметила на экране явный монтажный стык. В следующем кадре на столе возле Флорианы стоял заполненный наполовину стакан воды, и ее верхняя губа была чуть влажной, а ведущая, задавая очередной вопрос, сидела в более напряженной позе, чем раньше.
— После гибели Николы вы решили расстаться с мужем. Считаете, в какой-то мере на нем лежит ответственность за случившееся?
Флориана отпила глоток воды, потухшим взглядом посмотрела на стакан, потом кивнула.
— Почему вы решили поделиться своей историей?
— Потому что я хочу, чтобы люди знали правду.