«Бессонница делает замечательные успехи, в точности соответствующие успехам во всех остальных областях деятельности.
Она почувствовала комок в горле. Как просто и как точно.
Стеф понимала, что до сих пор ей очень везло. Она родилась в хорошем месте, в довольно спокойный период мировой истории. За всю жизнь ей не пришлось бояться ни голода, ни холода, она не испытала никакого насилия. Она принадлежала к «желательным группам» (семьи с достатком, доброжелательные люди, учащиеся без проблем, вполне приличные женщины). Жизнь ее шла день за днем со своими минимальными ограничениями и сменяющими их удовольствиями. Поэтому и на свое будущее она смотрела всегда с этаким добродушным безразличием. И вот, очутившись одна, без защиты, вдали от Эйанжа, она оказалась совершенно неспособной, неподготовленной, с жалким багажом в виде нескольких усвоенных еще с начальной школы наивных идей, гордыни и слишком тонкого панциря избалованной домашней девочки.
Она перечитала фразу Валери, попыталась составить план из трех частей. Потом встала, не говоря ни слова, и пошла в туалет. Классный надзиратель привык к такому. Он сам прошел через все это и теперь только понимающе улыбнулся, глядя на выходящую из класса девушку с волосами, завязанными в сбившийся набок узел. Она закрылась в кабине, чтобы как следует выплакаться. Не могла она больше. И вполне серьезно задумалась, что будет проще сделать: броситься в Сену или под поезд.
Но она вернулась в класс. Надзиратель спросил: ну как, полегчало? Да, ничего. Она прошла на место. Ухмылки, волнение… Каждый знал, что и ему так или иначе грозит нечто подобное, бездельники вылетали все чаще, не задерживаясь надолго, надо было браться за ум, держаться или попросту валить отсюда. Скоро Рождество, это будет «мыс Горн» первого курса.
И Стеф держалась.
Она даже добилась серьезных успехов по математике, что не слишком удивило ее, поскольку по этому предмету у нее всегда были отличные отметки. И все же это был настоящий глоток воздуха.
После рождественских каникул она не сбавляла темпа. Вопросов себе она больше не задавала, пахала безропотно, если надо – до часа ночи. У нее стало меньше времени на кокетство. Она меньше заглядывалась на парней. Она писала конспекты. И перешла на второй курс.
Во время летних каникул она продолжала трудиться и, следуя советам преподов, перечитала кучу книг из библиотеки. «Расу и историю», Винока о шестидесятых годах, Арона, «Историю правых во Франции», даже Роб-Грийе и Жионо. На Прусте, правда, застряла. Вся эта дребедень о цветочках, витражах, малейших движениях сердца – хрень какая-то. Потом она провела три недели в Бристоле, в семье, которая специально занималась приемом иностранных студентов. Дом был большой, повсюду ковровые покрытия, даже в ванной. Что вызывало определенные раздумья, когда она сидела на горшке. Остальные «гости» были большей частью из Японии или Кореи. Вели они себя в соответствии с общепринятыми штампами: вежливые, трудолюбивые, девушки, смеясь, прикрывали ладонью рот, к тому же они все время кивали, как будто стараясь каждое свое слово забить лбом – как гвоздь. Стеф с этими азиатами прекрасно поладила. Они находились здесь на стажировке. После годичного совершенствования во владении языком бизнесменов они должны были вернуться на родину и стать менеджерами. О своем будущем в качестве «сараримана»[36] ей рассказывал Юки, парень, с которым она трижды переспала. Все эти три раза они занимались любовью в шесть утра, вернувшись из какого-нибудь кабака. У Юки были жесткие крашеные волосы, как того требовала, вероятно, мода Токио или Осаки. Он трогательно старался сделать так, чтобы она испытала оргазм. Со лба его катились крупные капли пота, Стеф приходилось закрывать глаза. Один раз она сказала, чтобы он успокоился, и у него тут же все упало. После они болтали. Родители Юки потратили бо́льшую часть своих сбережений, чтобы он получил японский эквивалент TOEIC[37]. На него были все надежды. Скоро у него будут хороший оклад, должность, галстук и четырнадцатичасовой рабочий день. В сущности, выбора у него не было. Стеф подумала, что в Европе, к счастью, еще можно разочаровывать людей, которые вас любят.
За все это трудовое лето она не увиделась ни с одним из своих старых друзей из Эйанжа. Она держалась в сторонке, опасаясь пересечений и не желая демонстрировать свои толстые, как у кечистки, ляжки. Пряталась, короче.
Второй курс запомнился ей своей невыразительностью, нейтральным течением – не год, а серый картон. У Стеф было такое ощущение, что она роет тоннель, пытаясь прорубиться сквозь гору работы. От нелепости этой цели она впадала в уныние, но каждый метр, отвоеванный у гранита науки, наполнял ее радостью. Она знала, что в конце пути ее ждет рай, карьера. И тогда уж она возьмет свое, оторвется по полной. Она приколола над своим письменным столом несколько открыток. Репродукции Сислея, «Юдифь и Олоферн» Караваджо, портрет Вирджинии Вульф, Бельмондо с голым торсом – кадр из фильма «На последнем дыхании».
У нее появились друзья, Рената и Бенуа. С самого начала преподы уверяли, что лучшее лекарство от всего на свете – это соревнование. А еще есть разные хитрости, помогающие добиться успеха. Следить за сном, заниматься с кем-нибудь в паре, спеться с самыми мотивированными, всегда оставлять свободное время для расслабона. Стеф с приятелями применяли свой метод: они писали на бумажках названия глав, которые надо было повторить, складывали в обувную коробку и по очереди тащили. В субботу днем они ходили играть в пинг-понг в соседний молодежный дом культуры.
Постепенно такая организованность сделала свое дело. Стеф показывала хорошие результаты, уверенно шла вперед по всем предметам, даже по философии, а главное, для этого ей требовалось все меньше усилий. Мало-помалу дисциплина вошла у нее в привычку и привела ее способности в боевую готовность. Она не просыпалась больше в пять утра, могла спокойно отзаниматься двенадцать часов кряду и, кроме того, снова похудела. Единственное, что омрачало общую картину, – это остаточная вялость, проявлявшаяся в редкие свободные минуты, некая дымка тревоги, сомнения: к чему все это? Но, в любом случае, свободных минут у нее было не так уж много.
Главное, за этот второй год обучения у нее прочно сформировалась склонность к математике. В коллеже и в лицее у нее никогда не было проблем с пониманием, несмотря на всю поверхностность знаний. Но здесь она вообще раскрылась, став тем, что принято называть «зверь в математике». Самое интересное, что это не стоило ей никакого труда. Математические формулы лились из нее самым чудесным образом. Прямо как в этих историях про нечестивцев, на которых нисходила Божья благодать и они вдруг начинали говорить на разных языках. А в мире, к которому готовила себя Стеф, математика была универсальным языком. Математика не только заставляла самолеты летать, а компьютеры работать, она определяла порядок всей цивилизации, свидетельствовала о вашем уме, лежала в основе научно-технического прогресса.
Первым, кто помог ей оценить масштабы ее везения, был господин Муано, преподаватель экономики. Он подозвал ее как-то в конце лекции, и они пошли выпить эспрессо в маленьком кафе на улице Нотр-Дам-де-Шан. Он стал задавать ей вопросы. О ее методах работы, о том, сколько времени она проводит за подготовкой домашних заданий. Он хотел убедиться, что ей никто не помогает. Еще он спрашивал, чем занимаются ее родители, есть ли у нее друг. Он употребил слово «бойфренд» – наверно, чтобы смягчить впечатление от такого вторжения в ее личную жизнь. Стеф развеселилась: где он откопал это выражение? это же совсем не то! Муано был довольно чопорный тип, волосы ежиком, очки без оправы, вид запущенный, занятия он вел в саркастически-отстраненном стиле, работы исправлял зелеными чернилами. Ходили слухи, что у него проблемы с алкоголем. Говорили, что он учился в Политехе, руководил отделом недвижимости в банке «БНП», а потом покатился вниз. Падение это продолжалось довольно долго, потому что он однажды обмолвился, что ему надо заработать еще двадцать пять лет педагогического стажа, чтобы претендовать на полную пенсию. А лет ему было не меньше сорока пяти. В тот день, когда они вместе пили кофе, на господине Муано был крутой пиджак в клетку, придававший ему сходство с зеленым дятлом, и синий вязаный галстук, который подчеркивал его объемистый животик. Он выглядел сумрачным, вполне готовым к субботнему разгулу. В уголках носа Стеф разглядела у него лиловые прожилки и подумала, что никогда не смогла бы лечь в постель с человеком, у которого такая кожа, такой нос, такие расширенные поры. Если он когда-нибудь начнет ее клеить, она сделает все, чтобы увильнуть. Хотя ради хорошей оценки по экономике она готова была на кое-какие уступки, например, дать себя потискать или самой поработать руками. Но брать в рот – ни за что. В любом случае, ее сексуальная жизнь дальше этого не шла. Однако она ошиблась на его счет. После довольно долгого раздумья Муано сказал:
– Ладно, ладно… В таком случае, мадемуазель Шоссуа, дерзайте. Дерзайте!
В мае Стеф вместе с небольшой группой ей подобных посчастливилось побывать в кампусе Высшей школы бизнеса – чтобы, так сказать, почувствовать атмосферу. Она увидела залитые светом помещения, ухоженные газоны, высокотехнологичное оборудование и преподавателей, живых, харизматичных, получавших больше, чем какой-нибудь заведующий отделом маркетинга. Особенно ее заинтересовали студенты, стройные, как атлеты, обреченные на успех и прекрасные в сознании своего превосходства.
Этот визит стал для нее чем-то вроде конфирмации. Вот именно то, что она хочет делать. Именно такой она хочет быть.
У нее всегда было ощущение, что вне Парижа жить можно только второсортной жизнью. То же впечатление сложилось у нее и при виде этой касты молодых людей, жаждущих успеха. Они одни знали, они одни имели нужное образование, чтобы понимать, как устроен мир и какие рычаги надо задействовать, чтобы управлять им. Все остальное – всякие физики, корифеи-социологи, доктора наук, политики, философы, адвокаты, звезды шоу-бизнеса, футболисты – шелупонь, слепые импотенты, полные придурки. Те же, кто понимает до тонкости этот механизм, кто говорит на языке своего времени, кто слился с этой ненасытной, проникнутой светом, скоростью, деньгами, эпохой постоянного ускорения, неуклонного развития, – они здесь, эти князья от экономики, лидеры бизнеса в голубых рубашках, гладкие, стройные, шикарные до ужаса.