Придя домой, он позвонил матери, чтобы поделиться мыслью, пришедшей ему в голову:
– Знаешь «Помойку», пляж, куда мы все время ходили с кузеном?
– Ну?
– Я подумал, может, нам там поесть?
– Пикник?
– Ага.
Мать немного помолчала в нерешительности. Это было так на него не похоже – инициатива такого рода.
– Почему бы нет…
– У тебя есть что взять с собой? – спросил сын.
– Да-да, у меня осталось немного табуле[51] и куриные окорочка.
– Я возьму чипсов и что пить.
– Хорошо… У тебя ничего не случилось?
– Нет-нет, – сказал Антони. – Не волнуйся.
Она повесила трубку первой. Антони был скорее доволен произведенным эффектом. Он положил в рюкзак стаканчики, бутылку «розе́», чипсы, плитку шоколада. Потом пошел в гараж и оседлал «Судзуки» Хасина. Завел и стал с наслаждением слушать этот чудесный шум механического кружева, трескучий, колючий – как буква «i». Мотор слушался с полуоборота. Он дал ему немного прогреться. Решение было принято. Позже вечером он оставит байк в Ламеке перед «Дарти», где работает Хасин. А ключи бросит в почтовый ящик магазина. Всего и делов-то. Сам вернется пехом или автостопом. И он поехал.
В долину спускался вечер. Он мчался через лес, выставив в стороны локти и раздвинув ноги. Мимо изменчивым, судорожным строем проносились деревья. Июль – блаженство, и он очертя голову летел в это блаженство, ему было больно, но он – живой, двадцатилетний, и тут, в средоточии скорости ему самое место. Он прибавил скорости, и возбуждающий рев «Судзуки» разодрал легкий опаловый воздух.
Несмотря ни на что, Антони чувствовал себя свободным.
Мать ждала его на пляже. На клетчатой подстилке она расставила картонные тарелки. Табуле – в большом салатнике, закрытом фольгой, куриные окорочка – в пластмассовом контейнере. Даже про бумажные салфетки не забыла. Антони припарковался рядом. Чуть поодаль, у самой воды, тусовалась вокруг костра компания подростков. Сколько им? Пятнадцать-шестнадцать. Три девчонки, пять ребят, пиво, гитара.
– Что это за мотоцикл?
Он поцеловал мать, потом снял кроссовки и сел.
– Приятель дал покататься.
– А.
Один из мальчишек заиграл «No woman no cry». Антони откупорил бутылку. Чуть ниже простерло свои таинственные глубины озеро.
– Ну, твое здоровье!
– И твое.
Они выпили. Элен смотрела на него доброжелательно и одновременно с подозрением, словно ожидая каких-то признаний, новостей – чего-то важного.
– Ну так что?
– Что – что?
– Ты же не просто так позвал меня сюда.
Как ни странно это могло показаться, но сам он ничего такого в виду не имел. Просто ему захотелось чего-то новенького. Погода стояла прекрасная. Он давно не был на пикнике. Вот и все.
– А я думала, ты хочешь поговорить об отце.
Она махнула рукой со стаканом в сторону озера. Мать и сын несколько мгновений смотрели на поверхность воды. Вечерами она казалась подернутой нефтяной пленкой. По ту сторону – берег, дальше – смутная зелень деревьев. И поверх всего этого – небо.
После исчезновения Патрика у них не было случая нормально поговорить об этом. Антони служил в Германии. Мать предпочла сообщить ему новость в письме. Он приехал на похороны, но они сразу погрязли в формальностях, бумажной волоките, еще и квартиру надо было освобождать.
– Что со всем этим делать? – спросил тогда Антони.
– Да сколько тут?
Отец и правда жил в крохотной квартирке, у него ничего не было: пара джинсов, три футболки, телик, несколько кастрюль. Он давно уже начал понемногу «убирать паруса». И его гибель стала логическим завершением этого процесса – медленного самоустранения. Прошли недели. Месяцы. Ни Антони, ни мать даже не подумали о трауре и о прочей подобной фигне из американских сериалов.
С тех пор, вспоминая бывшего мужа, Элен не говорила о нем ни хорошего, ни плохого. Воспоминания сыпались, как медяки. Она расставила все эпизоды по порядку и сочинила историю, которая ее устраивала. В конце концов, были и у них хорошие моменты. Целый кусок жизни, о котором она не жалела. Никто не виноват, и уж точно не кризис. Разве что выпивка. Это – судьба, их жизнь, и ей не было стыдно. Правда, время от времени, когда Антони грубил или упрямился, она говорила ему: «Ты прямо как отец». Это не было комплиментом. Но он гордился этим.
– Ему хорошо там, где он сейчас.
– Ага, – согласился Антони.
Элен сменила тему. Ее сестре предстояло пройти обследование по поводу щитовидки. Она многого ждала от этого. По словам ее нового врача, это могло объяснить немало вещей.
– Она считает, что все у нее от этого. И нудит, и нудит…
Они от души поели, сплетничая о знакомых. Короче, приятно провели время. По крайней мере, у них нашлись точки соприкосновения. Бутылка быстро опустела. Компания у озера громко хохотала. Темнело.
– Надо было мне взять еще бутылку, – сказал Антони.
– Нет. Так хорошо. В любом случае, уже поздно.
Пора было заканчивать. Скоро по первой программе должен начаться летний сериал. Антони решил еще ненадолго остаться. Он помог ей сложить вещи. Элен искоса на него поглядывала. Все же он выглядит не лучшим образом.
– Ну, давай я тебя поцелую, – сказала она.
– Ага. Пока.
Она коснулась губами его щеки. Так, чуть-чуть.
– У тебя точно все в порядке?
– Да-да, не бери в голову.
– Ну давай, завтра все будет по-другому.
Она нерешительно пошла к машине в босоножках на платформе, с тяжелой сумкой в руке. Такая же стройная, как прежде. А локти похожи на сухофрукты. И джинсы широковаты в бедрах.
Оставшись один, Антони закурил. Он думал об отце. О навязанной им всем жизни. Ему было и правда жалко, что не осталось выпить. Он порылся в карманах: может там найдется немного мелочи, он тогда купил бы пару банок пива у тех пацанов у воды. Но в карманах было пусто. Он смотрел, как солнце скатывается на запад. Вскоре горизонт запылал. Паренек с гитарой играл теперь что-то сложное, наверняка испанское. Девчонки хлопали в ладоши. Потом двое решили искупаться. Они разделись, а остальные тем временем прикалывались над ними – для порядка. У мальчика было очень красивое тело, длинное, стройное, он явно занимался плаванием. Его подружка была поплотнее, толстые икры, маленькая грудь, тоже очень красивая, типа туристка, сторонница здорового образа жизни, всегда улыбающаяся, перед которой открыты все пути. Войдя в воду, они еще какое-то время со смехом брызгались и ныряли. Потом парень с гитарой предложил им переплыть озеро на пари.
– С ума сошли, сейчас уже стемнеет.
– Да ведь это по прямой, не сложно.
– Ну давайте!
– На что спорим?
– На сотню, – сказал парень с гитарой.
И они поплыли прочь от берега. Остальные сбежались к кромке воды, аплодировали, свистели, всячески их подбадривали. Они были полны энтузиазма, абсолютно молоды, а двое их друзей с совершенной грацией разрезали тем временем водную гладь, едва нарушая равномерными всплесками грузный покой озера.
Антони предпочел не видеть этого. Он оседлал «Судзуки» и быстро выехал на шоссе. Снова паническая дрожь мотора в его руках, снова это предчувствие неминуемого взрыва, адский рев, восхитительный запах выхлопа. И особый, маслянистый июльский свет, когда Эйанж вздыхает в наступивших сумерках и небо над ним принимает вид розовой ваты. Все как прежде, те же летние вечерние впечатления – тени в лесу, ветер в лицо, тот же запах воздуха, зернистость дороги, знакомая, как девичья кожа. Долина глубоко впечаталась в его плоть. И как ужасающе сладко принадлежать ей.