— Что?
— Девушек по ресторанам водил. Ты что, не догадалась? Он так питался.
Что я могу ей ответить?
ПРЕПЯТСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Мопси
Муркин демарш с Ковбоем совершенно выбил нас из колеи. Вдруг обнаружилось, что девушки мы немолодые и не очень здоровые и что душевные травмы сильно отдают в разные части тела. У Мурки начались головные боли в области заднечерепной ямки. Мышка все время жаловалась на коленную чашечку и даже демонстративно подволакивала ногу. Мне ничего не оставалось, как принять на себя язву желудка в ранней стадии развития. Нервы, знаете ли. Нервишки. Пришлось осенью ехать в отпуск.
И мы выехали в Турцию, где пали жертвами системы «все включено». Две недели кряду мы неподвижно лежали на пляже, обмазавшись кремом и надвинув на морды соломенные шляпы, а Лесной Брат и Большой Интеллектуал мотались поблизости и надзирали. Джигита с собой не взяли, да он и не особенно рвался. Придя на пляж, мы первым делом послали их за лежаками, потом за матрасами, потом Мурка велела Брату принести ей из номера крем, а Мышка намекнула Интеллектуалу, что неплохо бы сбегать за темными очками, я попросила воды, но тут у меня унесло шляпу, и Интеллектуалу пришлось вылавливать ее из моря. Выходя на берег, он поскользнулся на гальке и немножко расквасил нос. Примерно двенадцать раз в день мы прикладывались к какому-нибудь салатику, пирожку или шашлычку. Для поправки угасающих сил. Если прикладываться было не к чему — а такие моменты тоже случались, с трех до четырех часов дня питание в этом отеле почему-то прерывалось, — так вот, в эти краткие минуты отдыха Мурка сильно скандалила, что ей недодали положенных по путевке калорий, Мышка трубно вздыхала, дескать, так я и знала, ничего хорошего из этой затеи не получится, а я крепилась. К вечеру первого дня Мышка обгорела и у нее поднялась температура, у меня от салатиков скрутило живот, а Мурка поменяла пижаму. Пижамы она меняла примерно столько же раз, сколько ела. Она притащила с собой целый воз шелковых пижам всех цветов радуги и являлась в них и в ресторан, и на пляж, и на танцы, и даже в турецкую баню, где вообще-то положено быть не в пижаме, а совсем наоборот. Мышка скромненько тусовалась в черной маечке и серых брючках. И только одна я, как единственное здравомыслящее звено в этой цепочке несуразностей, соответствовала уровню сервиса, который мы получали в этом довольно, между прочим, заштатном отельчике, и демонстрировала местному мужскому населению голую спину, засунутую в сарафан с райскими птицами. Мужское население было довольно. Спина — мой главный аргумент в схватке с противоположным полом. Спина у меня очень костлявая, с торчащими лопатками. Ни один нормальный мужчина не может устоять перед такой беззащитностью.
По вечерам Лесной Брат с Большим Интеллектуалом выводили нас на дискотеку. А так как половой расклад в нашей компании был с большим перекосом в женскую половину, а отпускать нас на сторону они не хотели — кабы чего не вышло, — одному из них приходилось танцевать с двумя из нас одновременно. Этим одним выпало быть Лесному Брату, который наотрез отказался танцевать с собственной Муркой. Он вообще старался на нее не смотреть. Поэтому он спихнул ее Интеллектуалу. Интеллектуал не возражал. Комплекция у него малогабаритная, и одной Мурки — хоть она у нас и пузанчик — ему вполне хватало. Нас с Мышкой Лесной Брат засовывал себе под мышки — до них мы как раз доставали — и в такой связке быстро ходил по залу под видом танца. Мы немножко путались в собственных ногах, так как не успевали за его шагом, но Лесной Брат скорость сбавлять не желал. Боялся, что к нам кто-нибудь привяжется.
В Турции мы накупили чертову прорву керамических плошек. Мурка — для красоты интерьера. Мышка — для сервировки стола. А я — за компанию. Лесной Брат с Большим Интеллектуалом страшно ругались, что мы опять используем их как тягловую силу, и по дороге домой нарочно разбили половину плошек. И мы тоже страшно ругались, что они не соблюдают наших интересов и держат за бесчувственных коров, не способных к эстетическому наслаждению прекрасным, то есть плошками, и объявили им бойкот. Короче, в Москву мы прилетели в крайне раздраженном состоянии и разъехались по домам, надутые, как мышь на крупу. Мурка даже специально попросила нас с Мышкой не провожать их с Братом на вокзал, чтобы он осознал всю мощь нашего презрения. Но он, сдается мне, ничего не осознал и был очень доволен, что в ближайшее время больше нас не увидит.
Новый год мы с Интеллектуалом решили встретить тихо-мирно, по-семейному, без лишних хлопот и без лишних людей. На последнем пункте Интеллектуал особенно настаивал. Он никак не мог забыть прошлый Новый год, когда Мурка неожиданно явилась в Москву с Лесным Братом и ребенком Кузей. Ребенка Кузю мы повели в Большой театр на балет «Щелкунчик», где сидели на самой верхотуре в полной изоляции от всего, что происходило на сцене. Ровно три часа мы глазели в потолок, и ровно три часа Лесной Брат держал Кузю на руках, чтобы ему было видно. А Кузя, надо вам сказать, довольно увесистое дитя. Кузя на сцену смотрел очень внимательно и даже как бы задумчиво, к концу третьего часа очнулся, повернулся к Мурке и спросил:
— А принц, что, негр?
Мурка наклонилась вниз и взглянула на сцену. На сцене раскланивался артист Цискаридзе, которого Мурка в этот вечер увидела впервые. Артист Цискаридзе был темно-коричневого цвета в золотом парике. Мурка артиста Цискаридзе почему-то сразу за это невзлюбила и больше на него не смотрела. Тем более что балет уже закончился.
Накануне Муркиного приезда я подумала: вот хорошо, ребенок в доме, дай сделаю сюрприз, будет радость. Взяла кисточку, красную краску для волос, малого пуделя Найджела Максимилиана Септимуса лорда Виллероя и раскрасила ему шапочку, уши, манишку и хвостик. Пудель эти уши опустил в миску с водой, а воду выпил, после чего мы ровно три дня ходили за ним впятером с мокрыми половыми тряпками. Пуделя несло во всех доступных человеческому зрению и обонянию местах, а также в большой супнице, в которой я по причине ее никчемности развела цветочную плантацию. На четвертый день мы повезли пуделя в ветеринарную клинику, где ему побрили брюшко и сделали ультразвук.
— Налицо отравление химическими веществами! — строго сказал молодой врач. — Что вы ему давали?
— Ничего. Только покрасили чуть-чуть.
— Как это — покрасили?
— Ну, краской для волос. Новый год все-таки. Карнавал.
— Оч-ч-чень смешно! — процедил врач и больше на нас не смотрел.
После чего Большой Интеллектуал дал клятву, что ни Мурку, ни ее семейство в Новый год больше на порог не пустит. Хотя в принципе виновата была я и для Интеллектуала представлялся хороший повод высказать мне все претензии, накопившиеся за восемнадцать лет совместной жизни. Он вообще это дело любит и не упускает возможности поставить мне на вид. Тут, наверное, надо рассказать о той большой любви, которую все эти годы испытывал ко мне
Большой Интеллектуал
С этого и начнем. Последние восемнадцать лет Интеллектуал позиционировал себя как большой любитель меня во всех, даже самых непрезентабельных видах. Это такое свойство организма. Некоторые люди сильно потеют. Некоторые много едят. Некоторые стесняются в чужих компаниях. А Интеллектуал любит меня. Спросите «за что?», «почему?» — не ответит. Мужчины его типа вообще не склонны к самоанализу. Они принимают жизнь такой, какая она есть, что меня в принципе устраивает. Мне это дает — как бы сказать — свободу волеизъявления. Ну, например, покупаю я кофтюлю за триста долларов. Другой бы сразу убил, а Интеллектуал мягко улыбается и пожимает плечами. Дескать, что тут поделаешь, раз так сложилось. Или собираемся в отпуск. Интеллектуал жаждет тихих растительных радостей, но тут выясняется, что за нами тащатся Мурка и Мышка со своими хвостами. Интеллектуал морщится, но молчит. Дескать, что тут скажешь, раз нельзя ничего изменить. Интеллектуал вообще потакает мне с большой самоотдачей. Такая у него прихоть. Можно сказать, что вся я целиком — прихоть Интеллектуала.
А началась вся эта заварушка в московском метро, куда я спустилась исключительно по делу — доехать из одного пункта назначения в другой. И Интеллектуал спустился туда с той же целью. И мы случайно оказались в одном вагоне метро. И Интеллектуал смотрел на меня с большой тоской и по мере следования поезда все больше влюблялся. Был он тогда уже не очень новый, лет под тридцать. Может, истомился по женской ласке. Может, «пора пришла, она влюбилась». Я тоже его заметила, потому что не заметить мужчину с таким носом невозможно. Нос у Интеллектуала висячий, как сады Семирамиды. Если вы внимательно читали эту повесть, то, наверное, обратили внимание, что у всех ее персонажей небольшая неприятность с носами. У Настоящего Джигита — по национальному признаку, у Мышки — по аристократическому, у Мурки — просто кошмар без всяких признаков, у Лесного Брата — кошмар в отместку Мурке. Большой Интеллектуал на этом параде носов занимает первое место. Нос у него крупной формы и богатого содержания. Тогда, в вагоне метро, я еще этого не знала, а теперь знаю и всегда заставляю его брать с собой по три носовых платка. Под носом у Интеллектуала располагаются усы. Они ему нужны для красоты лица. Так он думает. А я думаю, что это такая форма самозащиты. Усы — единственное, чем он может меня уколоть. Вернее, это единственный укол, на который я реагирую.
Так вот, если вы думаете, что, выйдя вслед за мной из метро, Интеллектуал бросился знакомиться, то сильно ошибаетесь. Интеллектуал не бросился знакомиться. Интеллектуал шел следом, стеснялся и глазел на мои пятки как побитая собака. Я села в автобус, а он остался. И начал меня искать. Каждый вечер после работы он отправлялся к станции метро, где встретил чудное виденье, и ждал, когда я появлюсь на поверхности земли. Идея в принципе была глупой, потому что у этой станции метро я вообще могла оказаться случайно. Но Интеллектуалу повезло. Я там жила. И недели через полторы он опять меня увидел. И опять не подошел. Я садилась в автобус, а он стоял рядом и улыбался. И опять я его заметила, потому что не заметить мужчину с такой идиотской улыбкой