— Не знаю, но что-то не так. Что-то такое я знаю, только не знаю что. А ты случайно не знаешь? — она повернулась к Мышке.
— Я знаю только, что наша подруга в беде! — важно ответила Мышка.
— А-а-а! — Мурка махнула рукой. — А ты? Ты не знаешь, Мопс?
— Нет, Мур, даже не представляю, о чем ты.
Пока Мурка устраивала нам допрос с пристрастием, Интеллектуал поплелся вниз к Большой Дмитровке. Мы тихо двинулись за ним. Интеллектуал дошел до какого-то кафе, остановился, сдвинул шапку набекрень и поскреб в меховых ушах. Кафе его, видно, не вдохновило, и он поплелся дальше. Дальше он вышел к памятнику Пушкину и несколько оживился. Это было видно по тому, как он отмахивает рукой и отпрыгивает ногой. Интеллектуал забежал за Пушкина и бросился к ларьку «Крошка-картошка». Мы запарковались у «Известий» и приготовились ждать. В ларьке Интеллектуал взял две здоровенные картофелины с жутким количеством сыра, селедки и жирных майонезных салатов внутри.
— Ну, это надолго, — сказала Мурка.
И промахнулась. Интеллектуал в мгновение ока слопал свою картошку, облизнулся, перебежал на другую сторону скверика и приблизился к ларьку с сосисками. В ларьке с сосисками он взял сосиски. О! Сколько сосисок взял Интеллектуал в этом ларьке! Он взял столько сосисок, сколько примерно весил сам, быстренько запихнул в рот и утерся рукавом.
— Новая куртка! — в ужасе прошептала я.
Между тем Интеллектуал проследовал к метро и нырнул в подземный переход. Мы выскочили из машины и тоже нырнули в переход. Интеллектуал выскочил на поверхность и посеменил к «Макдональдсу».
— Делает чес по фастфуду, — откомментировала Мурка.
— Бедный! — вздохнула Мышка. — Может быть, он голодает?
— Ага, особенно после сосисок с картошкой!
Мы остались на улице и стали делать вид, что мотаемся тут просто так, ну, буквально ознакомиться с достопримечательностями этого замечательного города. А Интеллектуал пристроился у окна с подносом. На подносе громоздились: биг-мак, гамбургер, чизбургер, бутерброд с рыбой, три пирожка, два пакета с жареной картошкой, коробка с какими-то штучками, похожими на куриный помет, два коктейля и большой стакан кока-колы.
— Я все поняла! Он решил покончить жизнь самоубийством! Иду спасать! — И Мышка решительно двинулась вперед.
Но я схватила ее за куртку.
— Не волнуйся, Мышь! — сказала я и улыбнулась печальной улыбкой великомученицы. — Это ему на один укус.
Интеллектуал прикончил последний бутерброд, опустошил стакан с кока-колой и направился к выходу. Выйдя на улицу, он оглянулся, как бы в поисках кого-то, перешел улицу и уселся на заснеженную лавочку в скверике у фонтана. Из кармана той самой новой куртки он вытащил промасленный пакет и развернул его. В пакете лежали бутерброды с колбасой. Тут требуется маленький комментарий. Надо рассказать о том, какие бутерброды и с какой колбасой любит Интеллектуал.
Интеллектуал любит, чтобы хлебушек был порезан тонко-тонко, почти прозрачно. А хлебушек он любит ржаной, бородинский. Интеллектуал любит, чтобы колбаска была порезана толсто-толсто, в два пальца толщиной. А колбаску он любит телячью, с оливками. И этот хлебушек с этой колбаской он еще к тому же любит сочетать. Когда я делаю ему бутерброд, то беру кусок хлеба, кладу на него кусок колбасы и начинаю обрезать со всех концов. Интеллектуалу важно, чтобы колбаса не перевешивалась через хлеб, а хлеб не выступал из-под колбасы. Ему важно, чтобы они были одинакового размера.
Именно такой бутерброд мы и увидели сейчас у Интеллектуала в руках. А раз такой бутерброд у Интеллектуала в руках, значит, его кто-то сделал. Такой напрашивается логический вывод. А раз кто-то его сделал, значит, этот кто-то Интеллектуала кормит. А раз кто-то в состоянии Интеллектуала прокормить, значит, этот кто-то в состоянии его выдержать. Мысли эти не доставили мне никакого удовольствия, а совсем наоборот. Можно сказать, они окончательно выбили меня из колеи.
Интеллектуал между тем доел свои бутерброды, аккуратно свернул бумажку, выбросил в урну и поднялся. После чего снова нырнул в подземный переход. И мы нырнули вслед за ним. Мы думали, что он опять куда-нибудь из подземного перехода вынырнет и приложится к очередному ларьку в поисках пропитания. Но Интеллектуал ни к чему не приложился. Он закончил выпас. С нахальным независимым видом, насвистывая и напевая, он прошествовал сквозь стеклянные двери и спустился в метро. Этого мы не ожидали. Потому что джип, сами понимаете. Этот джип фактически перекрыл нам кислород. Без него Мурка передвигаться по городу отказывалась и начала намекать на скандал. Скандалы у Мурки получаются хорошо, это всем известно. Она уже приготовилась было открыть рот, но тут Мышка потянула ее за рукав. Мурка оглянулась. Интеллектуал просочился сквозь турникеты и отъезжал вниз на эскалаторе. Погоня становилась бессмысленной.
Домой мы приехали усталые, голодные и понурые. Мурка с Мышкой пошли готовить ужин, а я легла на кровать и принялась плакать. Ну, сами посудите, что у меня получалось. Мой Интеллектуал ночует на чужих подушках, ест чужие бутерброды, а мы два дня скачем по Москве и не можем отследить ни эти подушки, ни эти бутерброды. Плакала я долго, часа два. Потом немножко поикала и чуть-чуть поскулила. Мышка с Муркой ужинали на кухне, и у меня на почве их наплевательского отношения начались судороги. Но они судорог не заметили, так как перешли на чай с тортом «Птичье молоко», поэтому судороги у меня быстренько прекратились за ненадобностью, и я решила повыть. Выла я тоже довольно долго и даже стала подумывать, не выйти ли мне на кухню, не повыть ли прямо перед их носом, а заодно выпить чаю с тортом, но тут они сами явились в комнату. Явились, встали у кровати и принялись смотреть, как я там вою.
— Воет, — сказала Мурка.
— Воет, — с удовольствием согласилась Мышка.
— Несчастная женщина, — сказала Мурка.
— Несчастная, — с удовольствием согласилась Мышка.
— Брошенная, — сказала Мурка.
— Брошенная, — с удовольствием согласилась Мышка.
— Наверное, волосы на себе рвать будет, — сказала Мурка.
— Наверное, — с удовольствием согласилась Мышка.
— Облысеет, — сказала Мурка.
— Облысеет, — согласилась Мышка.
— Хорошо ли это будет? — спросила Мурка и воздела очи небесам.
— Хорошо! — ответила Мышка и мерзко хихикнула.
На этих словах я села в постели, всхлипнула последний раз и строго сказала:
— Пудель на вас! Убейте, гулять не пойду!
Девицы молча вышли в прихожую, молча натянули одежку, молча заковали пуделя в ошейник и молча повели на улицу. Пока они гуляли, я быстренько сбегала на кухню, съела кусочек торта и плюхнулась обратно в постель с выражением глубокой скорби на лице. Вернулись они минут через пятнадцать, все трое в крайне раздраженном состоянии.
— Полюбуйся! — крикнула Мурка, проходя в комнату прямо в унтах. — Полюбуйся! — она взяла пуделя за шкирку, подняла вверх и бросила мне на кровать. Пудель скалил зубы и ронял слюну. — Как тебе это нравится! Прогрыз дырку в Викентьевной двери! Еле оттащили.
— Надо ему дать таблетку, — встряла Мышка.
— Какую таблетку, Мыша?
— От сексуального влечения.
— Ну, нет! — тут я была непреклонна. — Пуделя калечить не дам! — я поцеловала пуделя в морду, сунула под мышку и понесла к выходу. — Идем на случку. Пусть хоть ему повезет в любви!
И мы идем на лестничную клетку. И звоним Викентьевне. Викентьевна открывает дверь, видит нас с пуделем и сильно радуется. Я уже писала, что она любит нашего пуделя, как родного сына.
— Вот, — говорю я, — у вас товар, у нас купец. Принесла, так сказать, для сладостных утех.
Но тут пудель выскальзывает у меня и рук и несется в глубь квартиры. Мы несемся за ним. Пудель пробегает прихожую и останавливается как вкопанный на пороге комнаты. Мы тоже пробегаем прихожую и останавливаемся как вкопанные на пороге комнаты. В комнате за столом, покрытом вытертой клеенкой, на стуле типа «мой коммунальный ампир», сидит сутулая спина. С трудом отрывая ноги от пола, я двигаюсь по направлению к спине. Спина ежится и втягивает голову в плечи. Это мой Интеллектуал.
— Так вот почему пудель психовал-то! — слышу я за спиной Муркин потрясенный шепот.
Перед Интеллектуалом на столе лежит лист бумаги и стоит алюминиевая миска с остатками отвратительной перловой похлебки. В одной руке у Интеллектуала ручка, в другой — алюминиевая ложка. Интеллектуал корябает ручкой по бумаге, останавливается, задумчиво опускает ложку в миску и зачерпывает похлебку. С другой стороны миски на столе сидит собака Клена. Собака Клепа с обожанием смотрит на Интеллектуала. Она ждет, когда он вынет из миски свою ложку, опускает туда морду и производит несколько хлюпов. Собака Клепа хлебает суп. Потом она отряхивается и в суп в обратном порядке летят недоеденные Клепой ошметки перловки. Я подхожу вплотную к Интеллектуалу, осторожно вынимаю из-под его руки лист бумаги и подношу к глазам. «НУ ЧТО? ПОЛУЧИЛИ?» — написано на листе кривыми печатными буквами.
— Так это ты… — говорю я и чувствую, как начинаю задыхаться. — Так это ты все устроил!
Тут Клепа видит нашего пуделя, прыгает со стола, вцепляется ему в шкирку и тащит на свою подстилку. Я тоже вцепляюсь Интеллектуалу в шкирку и тащу его домой. Мурка, Мышка и старушка Викентьевна бегут за мной. Но я захлопываю дверь перед их носом. Дома я ставлю Интеллектуала в вертикальное положение.
— Так это ты все устроил? — спрашиваю я, и в голосе моем звенит медь.
Интеллектуал кивает. На лестничной клетке орут, визжат и колотят в дверь ногами. «Она убьет его! Убьет!» — слышится истерический Мышкин крик. Вдруг раздается страшный треск. Дверь распахивается. В белых трусах с кровавым подбоем и морковкой на переднем месте, расставив ноги на ширину плеч и уперев руки в боки, в двери стоит Колян.
— Ах, вот вы где, голубки! — радостно смеется Колян и колышет грушевидной грудью. — Дуся, с тебя пузырь!
Позади Коляна скачет Мурка. Она пытается хоть что-то разглядеть из-за могучей колянской спины. Но из-за колянский спины фиг чего-нибудь разглядишь. Не родилась еще такая Мурка, которая может хоть что-нибудь разглядеть из-за колянской спины. Тогда Мурка пытается его отодвинуть. Но Коляна фиг отодвинешь. Не родилась еще такая Мурка, которая может сдвинуть Коляна с места. Тогда Мурка пытается просочиться сбоку. Но Колян плотно занимает весь дверной проем слева направо и сверху вниз. Да и Муркино хомячье брюшко тоже делу не подмога. Но Мурка все-таки просачивается.