...И духов зла явилась рать — страница 14 из 42

— Эй, — осторожно позвал Джим, — ты!..

Вверх по тускло освещенной шторе поднялась тень. Маленькая тень. Племянник привел мисс Фоли домой, они были в разных комнатах или… О Боже, подумал Уилл, я хочу, чтобы она была дома и в безопасности. А может быть, он, как торговец громоотводами…

— Эй!..

Затаив дыхание, Джим пристально смотрел вверх с тем горячечным видом, какой у него бывал летними ночами, когда он смотрел представление в окне Театра в том доме через несколько улиц отсюда. Он вглядывался вверх со страстной дрожью, забыв обо всем на свете, Джим сейчас напоминал кота, стерегущего какую-то необыкновенную мышь, которая вот-вот выскочит. Казалось, он медленно тянулся ввысь, его кости росли, притянутые тем, что показалось и тотчас же скрылось в верхнем окне.

Уилл стиснул зубы.

Он почувствовал некую тень, просочившуюся сквозь дом, тень, подобную леденящему вздоху. Больше он не мог ждать. Он выскочил вперед.

— Джим!

Он схватил Джима за руку.

— Уилл, что ты здесь делаешь?!

— Джим, не говори с ним! Пойдем отсюда. Черт меня побери! Да он сожрет тебя и выплюнет кости!

Джим изогнулся, стараясь освободиться.

— Уилл, уходи домой! Ты все испортишь!

— Я боюсь его, Джим, что тебе от него надо? Днем… В Лабиринте ты что-то видел!!?

— Да…

— Черт побери, что же!

Уилл схватил Джима за рубашку и почувствовал, как колотится его сердце.

— Джим…

— Пошел отсюда. — Джим был ужасающе спокоен. — Если он узнает, что ты здесь, он не выйдет. Уилли, коль ты не уходишь, я скажу тебе, что я…

— Что же?

— Что я старше, запомни это, старше тебя!

Джим плюнул.

Уилл отпрянул назад, словно его ударила молния.

Он зачем-то посмотрел на свои руки и поднял одну, чтобы стереть плевок со щеки.

— О Джим, — печально промолвил он.

И ему почудилось движение карусели, скользящей по черным ночным водам, по кругу, по кругу; и Джим на черном жеребце, уплывающий вдаль и остающийся там, крутящийся в тени деревьев, и ему захотелось закричать: смотри! карусель! ты хочешь, чтобы она крутилась вперед, ведь так, Джим? вперед, а не назад! и ты на ней; один круг — и тебе пятнадцать, еще повернулась — и тебе шестнадцать, еще три раза — и девятнадцать! музыка! и тебе двадцать, и все, ты стал взрослым! не надо, Джим, останься здесь, где тебе тринадцать, почти четырнадцать, здесь, на пустой дороге, со мной, маленьким, юным и напуганным!

Уилл оттащил Джима от дома и что есть силы ударил по носу.

Затем он прыгнул на Джима, скрутил его, повалил, тот закричал и покатился в кусты. Он зажал Джиму рот, сдавил пальцами, а тот кусал их, задыхаясь от душившего его крика.

Открылась дверь.

Уилл совсем смял Джима, навалился на него, крепко зажимая ему рот.

На крыльце кто-то стоял. Крошечная тень внимательно оглядывала все вокруг, выискивая и не находя Джима.

Но это был просто мальчик Роберт, самый обыкновенный мальчик; он совершенно случайно вышел на улицу, держа руки в карманах и тихонько насвистывая; он хотел всего-навсего подышать ночным воздухом, как это обычно делают все мальчишки, охочие до приключений, которые нужно искать, потому что они редко случаются сами по себе.

Мертвой хваткой стиснув Джима и прижавшись к нему, Уилл уставился вверх и был просто потрясен, увидев совершенно нормального мальчика с веселым взглядом; он был маленький и легкий, и в нем не было ничего от мужчины — вот что выяснилось при свете уличных фонарей.

В любой миг Роберт с веселым криком мог спрыгнуть к ним с крыльца, чтобы начать общую игру, поэтому крепко сцепленные руки, больно сдавившие кожу, были теперь просто ни к чему, ужас испарился, страх растворился в слезах облегчения, и страшный призрак, нарисованный воображением, растаял, как снежинка тает в широко раскрытом глазу. Там действительно стоял племянник, повернувшийся к ним круглым кремовым, свежим как персик лицом.

Он улыбался, глядя на двух мальчишек, непонятно почему валявшихся в траве.

Потом он нырнул в дом. Должно быть, он взбежал вверх по лестнице, порылся где-то и бросился вниз. Совершенно неожиданно, едва мальчишки прекратили драку, к ним на газон полился удивительный сверкающий звонкий дождь.

Племянник съехал по перилам крыльца и мягко, как пантера, спрыгнул, угодив точно в свою тень на траве. У него в руках сверкали удивительные звезды, которые он щедро разбрасывал вокруг. Они летели, скатывались, скользили, мерцали, и друзья лежали под дождем золотого и алмазного огня, который барабанил по их бокам и спинам.

— Караул! Помогите! Полиция! — заорал Роберт.

Уилл был так потрясен, что отпустил Джима.

Джим так изумился, что отпустил Уилла.

Они оба разглядывали разбросанные вокруг ледяные искры.

— Ничего себе несчастье — браслет!

— Кольцо! Ожерелье!

Роберт ударил ногой, с грохотом полетели две жестяные коробки.

Наверху в спальне вспыхнул свет.

— Полиция! — Роберт бросил к их ногам последнюю сверкающую каплю, спрятал свою персиковую улыбку, словно затолкал взрыв в ящик, из которого тот вырвался, и стрелой понесся вниз по улице.

— Подожди! — прыжком бросился за ним Джим. — Мы не тронем!

Уилл поставил ему подножку, и Джим упал.

Окно наверху открылось. Выглянула мисс Фоли. Стоя на коленях, Джим держал женские часики. Уилл окинул взглядом ожерелье, которое блестело в его руках.

— Кто тут! — закричала она. — Джим? Уилл? Что это у вас?!

Но Джим уже удирал. Уилл же остановился на миг, увидел пустое окно и услышал раздавшийся из него вопль — это мисс Фоли решила проверить, все ли на месте в комнате. Услышав этот ее жуткий крик, он понял, что учительница обнаружила кражу со взломом.

Бросившись бежать, Уилл осознал, что поступает точно так, как того хотел племянник. По-настоящему-то ему надо вернуться, собрать драгоценности, рассказать о случившемся мисс Фоли. Но он должен был спасти Джима!

Уже далеко позади он слышал вновь раздавшийся крик мисс Фоли, включающей в доме лампу за лампой. Уилл Хэлоуэй! Джим Найтшейд! Ночные воры! Это про нас, подумал Уилл, о Боже! Это про нас! Никто теперь ничему не поверит, что бы мы ни говорили! Ни о карнавалах, ни о каруселях, ни о зеркалах или злых племянниках — ничему не поверят!

Так бежали они, словно три зверя под звездами. Черная выдра. Кот. Кролик.

Я, подумал Уилл, я кролик.

Он был бледным, совсем белым от смертельного испуга.

23

Они ворвались в карнавальный городок со скоростью добрых двадцать миль в час (плюс — минус одна миля), — племянник впереди, Джим чуть поотстав, а Уилл далеко позади, задыхающийся, с колотящимся сердцем, с тяжелой усталостью в ногах.

Бежавший впереди племянник оглянулся, улыбку с его лица мигом стерло.

Одурачил я его, подумал Уилл, он-то надеялся, что я не побегу следом, рассчитывал, что я вызову полицию, мне не поверят, или что я побегу прятаться. Теперь он испугался, что я изобью его до полусмерти и захочу влезть на карусель, закружусь, сделаюсь старше и больше, чем сейчас. О Джим, Джим, мы должны схватить его, чтобы он остался молодым, и сорвать с него маску!

Но по тому, как бежал Джим, он знал, что помощи от него не получит. Джим бежал не за племянником. Он бежал к аттракционам под открытым небом.

Далеко впереди племянник исчез за одним из шатров. Джим следом за ним. В тот момент, когда Уилл добрался до дороги, пересекавшей карнавальный городок, карусель скрипнула, хлопнула и ожила. Среди шума, грохота и визга закрутившейся музыки, в вихре полуночной пыли розовощекий племянник вскочил на огромную платформу.

В десяти шагах от карусели стоял Джим и так смотрел на скачку лошадей, что высекал своими глазами искры из глаз проносящегося мимо жеребца.

Карусель крутилась, как положено, вперед!

Джим подбирался к ней.

— Джим! — закричал Уилл.

Племянник выразительно посмотрел на механизм карусели. Отнесенный ею и вновь возвратившийся, он вытянул руку и поманил розовыми пальчиками:

— Джим… чего ж ты?

Джим с готовностью шагнул вперед.

— Нет! — Уилл бросился ему наперерез.

Он ударил, обхватил и удержал Джима, они повалились на землю.

Удивленный племянник умчался в темноту, чтобы стать на один год старше. На один год старше, думал Уилл, он становится на год выше, больше, значительней!

— О Господи, Джим, быстрей! — Уилл вскочил и побежал к пульту управления каруселью, к сложным тайнам медных выключателей, фарфоровых изоляторов и шипящих проводов. Он ухватился за рукоять регулятора. Но Джим, подскочив сзади, оттащил его.

— Уилл, ты сломаешь ее! Нельзя!

Джим одним ударом вновь включил полную мощность.

Уилл завертелся на одном месте, сжав ладонями лицо. Потом они опять схватились, сцепились, готовые бороться до изнеможения, и в конце концов повалились около пульта управления.

Уилл увидел злого мальчишку, ставшего еще на год старше, скользящего по кругу в ночную темноту. Еще пять или шесть кругов, и он станет больше и сильней, чем они вдвоем!

— Джим, он же убьет нас!

— Не меня, только не меня!

Уилл почувствовал вдруг, что его ударило током. Он пронзительно вскрикнул и отскочил, успев стукнуть по рукоятке регулятора. Пульт управления затрещал, зашипел. Из него в небо вырвалась молния. Отброшенные взрывом, Джим и Уилл лежали на земле, наблюдая бешеное вращение карусели.

Дрянной мальчишка просвистел рядом, обхватив медную стойку. Он ругался. Он плевался. Он боролся с ветром и с центробежной силой. Хватаясь за лошадей и столбы, он пытался пробраться к наружному краю карусели. Его лицо то появлялось, то исчезало, то приходило, то пропадало. Он цеплялся. Он пронзительно орал. Пульт управления извергал голубые ливни. Карусель подпрыгивала и тряслась. Племянник поскользнулся, упал. Черный жеребец лягнул его в лицо стальным копытом. Над бровью проступила кровь.

Джим шипел, катался по земле и сыпал удары; Уилл оседлал его, прижал к траве и отвечал криком на крик, оба были бледны от испуга, сердце Уилла колотилось в унисон сердцу Джима. Электрические удары грохотали в пульте управления, выстреливая к звездам огни фейерверка. Карусель прокрутилась тридцать раз, прокрутилась сорок. «Уилл, отпусти меня!» Прокрутилась пятьдесят раз. Орган-каллиопа выл, исходя паром, который вскоре иссяк, и он перестал играть, лишь изредка принимаясь тараторить, когда последние клочья пара вырывались через клапаны. Молния вспыхнула над вспотевшими от борьбы мальчишками, ударила в безмолвную лошадь, и та обратилась в паническое бегство; вспышка озарила фигуру, лежащую на платформе, которая по величине была уже не с мальчика, и даже не с мужчину, а еще больше, еще много больше, и пролетела еще круг, еще круг, еще…