Как выяснилось, доступ в Библиотеку иностранной литературы и отказ от чистоплюйства дают возможность показать себя вполне приемлемым профессионалом почти в любой области.
Начавшись с блефа и беззастенчивого воровства чужих идей, мой путь садовницы так же и продолжился. Все полтора десятка лет, что я промышляла этим делом, всегда тупо срисовывала чужие работы и повторяла их. Конечно, время от времени меня подмывало сочинить что-нибудь свое, оригинальное и авторское. Но красть чужие идеи всегда оказывалось надежнее и проще, чем создавать собственный креатив. Пугали ответственность и высокая цена ошибки. К тому же, когда заказчик начинал надувать щеки и критиковать проект сада, я безо всяких сомнений вставала на защиту эскиза – была абсолютно уверена в том, что это настоящая, грамотная и профессиональная работа. Если бы эскиз рисовала я, то никогда бы не смогла так уверенно его отстаивать и рекламировать.
И поскольку оригинальные ландшафтные идеи раньше меня не осеняли, то и сейчас, при всем желании, я вряд ли бы смогла сочинить настоящий оригинальный проект сада для Марины и БМ. Когда я приняла их приглашение, то рассчитывала точно так же, как и всегда, украсть что-нибудь в иностранных журналах – конечно, для таких высоких господ я своровала бы что-нибудь роскошное и затейливое, из самых лучших образцов. Но в отсутствие интернета я была не способна даже на это. Только на дикие, ни к чему не обязывающие фантазии…
Марина. Посылка
В иные дни зыбкость мира кажется почти неодолимой. Все и всё представляются случайными фигурами на скользкой глянцевой доске, которая сейчас накренится, и все сущее соскользнет в темную бесконечную пропасть, хватаясь друг за друга. Подобные дни лучше всего проводить в постели, обняв кого-то, кто будет шептать тебе на ухо, что падение – это полет, доступный человеку. Или, если уж ты в постели одна, просто замереть, завернувшись в одеяло и стараясь не шевелиться, чтобы не нарушить непрочного равновесия мира.
Так я и лежала. Смотрела на часы на стене, по-мышиному шуршащие секундной стрелкой. Шурх-шорх-шхх. Как будто время было зубастым зверьком, подгрызающим канат, на котором висит та самая глянцевая доска, удерживающая всех нас. Завтрак я уже пропустила. До обеда еще оставалось достаточно времени, чтобы понадеяться, что мир за это время обретет прочность и в нем можно будет без опаски перемещаться.
Вдруг – тихие шаги за стеной. В мягких тапочках – так ходит прислуга. Шаги замерли около двери. Осторожный шорох. Я еще сильнее вжалась в постель. В щель под дверью протиснулся блестящий полиэтиленовый пакет. Шаги удалились. Я боязливо спустила ноги с кровати. С миром ничего не случилось, он не дрогнул.
Внутри оказались журнал и записка. «Ты все сделала правильно», – написал Борис. Я все сделала правильно! Радость, дрожь в пальцах. Торопливо листала слипающиеся глянцевые страницы. Вот она, нужная публикация. Буквы скользили, расплывались акварельными пятнами. Тут говорится обо мне? Но я ведь не произнесла за время интервью ни слова… На фото меня нет. Но Боре что-то понравилось… Перескакивала со строчки на строчку, выискивая свое имя.
«Элегантная моложавая женщина вошла в комнату вместе с господином Поленовым. Это его жена Марина. Она одета дорого, строго и просто, сообразно своему общественному положению. Узкая юбка графитового цвета, утягивающий талию пояс, блузка оттенка слоновой кости. Держится с приветливым достоинством и отстраненностью». «Супруга все время интервью находится в комнате. С вниманием и поддержкой смотрит на мужа. Она сидит не шелохнувшись, словно манекен или персонаж картины».
Манекен? Это комплимент такой?
«Поленов – новый для России тип влиятельного деятеля. Сторонник прогресса, отдающий дань консервативным ценностям. Убежденный технократ и патриот. Его жена – еще один безупречный “аксессуар”, атрибут стиля, положительно влияющий на имидж. Она не прячется от публики за высоким забором. В нужный момент она всегда рядом с мужем, безупречно выдержанная и элегантная. Но уверенно и с достоинством отступает на второй план, как только объектив обращается на нее».
Хи-хи. Безупречный аксессуар, надо же. Это я-то не прячусь за высоким забором? Хотя… да, я не прячусь. Меня прячут.
Интересно, как это корреспондентка заметила, каким взглядом я смотрела и куда? Она же сидела спиной ко мне. Как она вообще смогла написать обо мне столько слов, хотя видела меня от силы секунд десять?
Неважно. Главное, Боря похвалил меня. Я все сделала правильно! Он мною доволен. Я поцеловала записку.
Мир обретал твердость, устойчивость. Я снова понимала, зачем я тут. Я сделала что-то важное для Бориса, не приложив усилий. Просто тем, что присутствовала рядом. Не об этом ли я всегда мечтала? Просто быть. И быть оцененной и ценимой за это. За бытие.
Последние абзацы проглотила с легким головокружением эйфории. «Интервью окончено. Марина встает с кресла и поправляет несуществующую складку на своем безупречном, без единой вольности костюме приглушенных цветов, напоминающем элегантный саван. Поленовы выходят из комнаты, не глядя друг на друга».
Что-что-что? Напоминающем что?
Как? Как, черт побери, эти люди с блокнотами умеют одной строчкой перечеркнуть все?
Я еще раз посмотрела на записку, написанную рукой Бори. «Ты все сделала правильно».
Теперь я понимала, что это не похвала. Это прощение. За то, что я опять все сделала неправильно.
Я с головой уползла под одеяло. Было душно, почти невозможно дышать. Хотелось вскочить и прыгнуть, с силой пнуть весь этот чертов мир. Чтобы все полетело в тартарары, в пропасть, в геенну огненную и исчезло. Но я знала, что сейчас, когда хочу, чтобы мир захлебнулся в беспорядке, он назло мне окажется невероятно крепок, устойчив, непоколебим и упорядочен. Они, которые там, снаружи одеяла, сейчас хохочут и насмехаются надо мной, пока я кусаю мокрую от слез простыню.
То, чего я хочу, совсем рядом, но постоянно ускользает. Когда я закрываю глаза, вижу это все почти реально.
Ладно… Ладно, ладно. Еще не все потеряно. В конце концов, Борис же все понял и извинил меня. Значит, он еще дает мне шанс. Он говорил про прием, который будет в усадьбе. Там я ему все докажу. Он увидит, что я – та, такая, правильная.
Флора. Взяться за старое
Я понимала, что сад, который нарисую, никогда не будет воплощен в реальности – а значит, я могу решиться на все, чего душа пожелает.
Рука сама собой начала хулиганить: рядом с очень разумно расположенным розарием вдруг выскочила мини-плантация конопли (она тоже любит такие южные опушки). На лужайке перед большим домом разлился прудик с декоративными рыбами.
Несколько вечеров я с нереальной тщательностью продумывала туевый лабиринт, которым очертила границы участка. Он причудливо вился вдоль всего забора. Аттракцион был устроен издевательски: чем настойчивее человек стремился к границе участка, тем искуснее тропинки неизменно уводили совсем в другую сторону. И наоборот – стоило только отказаться от этой идеи и повернуть к забору спиной, как тропка тут же выбрасывала тебя почти к самой границе.
Нарисовала я и зеленые кабинеты-шкатулки, забраться в которые было не так-то просто. Со всех сторон окруженные акациями, елками или крыжовником, они выглядели снаружи абсолютно закрытым и недоступным, «потерянным» пространством. Но если знать секретный вход, в них можно было запереться от любопытных глаз и слушать искусственный ручеек, собирая сладкую лесную землянику. Травы я там высеяла мягкие, душистые – те, что и не скошенные пахнут сеном. Хватит уже с меня монотонной, невыразительной, ничем не пахнущей газонной травы «Канада грин».
За домом, в продолжение вишневого сада, вырос небольшой классический сад изобилия. Цветы и плоды. Прованские травы, виноградная лоза, яркие многолетники и смородина. В центре – яблоня, пусть будет кроваво-красный апорт, древнейший сорт. Дерево познания. Это же рай, в конце концов!
Словом, это был совершенно не похожий на ровно выстриженный, спланированный по линейке и торопящийся выставить напоказ все свои богатства официозный парк вроде регулярных садов Версаля, Трианона или Марли. Нет, в моем парке человек не ощущал бы себя королем мироздания, укротившим природу и вогнавшим ее в задуманные им рамки. Не был это и пейзажный парк вроде Кью Гарден, Централ-парка или Гайд-парка, расчетливо прикидывающийся «делом рук самой матушки-природы». Нет, я не хотела дарить людям иллюзию, будто они непринужденно вписываются в естественную жизнь и сам человек – необходимый элемент мировой гармонии.
Не был это и милый восточный садик с играющими в прятки камнями, загнутыми крышами беседок, мостиками и отражениями деревьев в воде. Это был русский сад – каким я его понимала. Неразгаданная и полная неожиданностей земля. Место, в котором невозможно ориентироваться, опираясь на память или логику. Только интуиция и прозрение направят в нужную сторону. В этом грандиозном хаосе напрасны были бы поиски принципов и законов, которые помогут найти порядок в бескрайней мозаике бытия. По моему замыслу, каждые десять-двенадцать дней облик сада должен был меняться и дезориентировать своего гостя. Если ты не заглядывал в эти земли пару недель, придется изучать их заново.
Только на нашей земле с ее выматывающей сезонностью и можно создать такой сад. Очень зримая смена зимы-весны-лета-осени, полный круг превращений: абсолютное умирание и абсолютное возрождение – это наш сад. Лондонскую зиму легко можно спутать в иной день с лондонским летом. А у нас крайности: морозы, весенние ливни, зной. Поэтому прочь из моего сада всех европейских неженок, которых надо укрывать на зиму. Как уродливо смотрятся все эти деревянные ящики и матерчатые кульки лутрасила, защищающие растения от наших холодов! Из недотрог я оставляю в саду только розы, да и то зимостойкие канадские сорта.
Летняя зеленая стена, сбросив осенью листья, станет тонкой гравюрой, царством объема и света. Когда взгляд не отвлекают яркие листья, цветы и бабочки, становятся заметными изящные изгибы ветвей, шерохо