венничать про отношения с БМ, случайно столкнувшись с ним на официальном приеме.
И все-таки, как бы ни была интересна пресс-конференция, не она стала для меня самым волнующим сюжетом в программе, а прогноз погоды, который с задором зачитала фигуристая девица в обтягивающем платье. Будто не понимая всей серьезности и убийственности того, о чем она говорит, ведущая объявила, что весна ненадолго возвращает права зиме и в ближайшие ночи в Подмосковье возможны заморозки – до двух-четырех градусов ниже нуля.
Я вышла на крыльцо. К деревянной раме окна снаружи был привинчен градусник с красным ртутным столбиком. Термометр показывал плюс два. Это еще не катастрофа, но если хочешь спасти сад, пора активно действовать.
Я колебалась – стоят ли деревья отказа от плана игнорировать обитателей большого дома? Оглянулась в темноту – туда, где за особняком прятался вишневый сад. Эти неженки так наивно доверились первому теплу и пригревшему их солнышку. Могу ли я бросить их в беде? Сделать их лето бессмысленным? И – без цветов и ягод – бесплодным? Что может быть сиротливее этого вишневого сада в июле, когда он будет стоять выхолощенный? Эх! Я отправилась к большому дому, на ходу застегивая теплую куртку.
Чем ближе я подходила к главной усадьбе, тем мощнее разрастался страх и тем больше хотелось развернуться, убежать в свою избушку, посильнее врубить отопление, забраться под одеяло и забыть о надвигающихся заморозках. Начало двенадцатого. Большой дом спал, задернув гардины. Лишь в пяти окнах виднелся приглушенный свет – там горели ночники или настольные лампы. Весь первый этаж выглядел безжизненным, светилась только огромная стеклянная дверь центрального входа. За ней дремал дежурный. Я остановилась перед дверью. Сердце бешено колотилось. Решительно выдохнула. Дыхание взвилось легким морозным облачком. Втянула ноздрями воздух – он пах зеленью, свежей травой и… снегом, зимой, морозом. На нос мне, покружившись, села снежинка. Я смахнула ее ладонью и, зажмурившись, постучала в стекло. Охранник подскочил почти сразу. Поправил кобуру, достал пистолет, взвел курок и лишь затем чуть-чуть приоткрыл дверь.
– Заморозки, – сказала я. – Надо спасать сад. Разбудите хозяев.
– Ждите, – ответил он. И захлопнул дверь.
«Что я творю? – подумала, топчась перед стеклянной дверью и вглядываясь сквозь нее в галерею темных комнат. – Сама приперлась к БМ в дом посреди ночи. Попросила разбудить. На что я нарываюсь? Или хочу, чтобы случилось еще одно приключеньице? Нечто такое, после чего я вообще никогда не смогу отсюда выйти?»
Я представила, что сейчас из темноты выйдет Поленов. В пижаме. Что он сделает, услышав мой лепет про вишни? Позовет помощников? Вызовет цветочную армию спасения? Побежит за курткой и зажигалкой? Или схватит меня и потащит в темную пещеру пустынных комнат? Сорвет с меня одежду? Чтобы я не орала, засунет мне в рот кулак? Или еще что-то?
Тело странно отозвалось на эти мысли. Страх остался – где-то чуть ниже солнечного сплетения. Но он неудержимо преображался. Только что это был огромный туго сжатый бутон, и вот – он стремительно распускается в трепещущий, дрожащий цветок, тут же теряющий свои лепестки. Через секунду это уже был огромный плод, рассыпающий вокруг свои семена, которые вихрем разнеслись по всему телу и проросли мурашками на коже. Дыхание перехватило. Ноги подкашивались. «Эй, тело, ты чего? Что это было?» Я не успела закончить внутренний допрос: на пороге появилась Марина. В безразмерных спортивных штанцах с начесом, футболке и флисовой курточке.
Я объяснила ей всю трагичность сегодняшней ночи. Что цветы могут погибнуть, но есть шанс спасти ситуацию. Честно говоря, мало верила, что кому-то кроме меня важны эти глупости. Ну подумаешь, вишня в саду в этом году не принесет ягод. Как будто это имеет какое-то значение для обитателей усадьбы, которым в любое время доступны любые экзотические плоды. Если все можно купить за границей, зачем выращивать тут? Никакого практического смысла.
Примерно так и высказалась Марина – мол, подумаешь, какая беда. Они никогда эту вишню не собирают и не едят! Все фрукты привозные. Беспокоиться не о чем, и я должна идти спать и не мешать отдыхать занятым людям.
Я вернулась в домик, но не стала раздеваться и открыла окно. С каждой новой снежинкой, залетавшей в комнату с улицы, мне делалось все грустнее и тоскливее. Вдруг в дверь ультимативно громко постучали. На пороге стояла Марина. Как выяснилось, она тоже не могла заснуть после разговора со мной. И так же смотрела в окно на снег. А потом, не успев толком и задуматься над тем, что делает, просто встала и пошла ко мне.
Посреди ночи мы с ней и парнями из охраны бродили среди вишневого сада и жгли костры, подкидывая в них побольше хвороста и листьев, притащенных из лесной части участка, чтобы дым валил погуще. С неба сыпались снежинки. Проснувшиеся птицы носились низко над землей. Тени от костров плясали на стенах сонного большого дома. Все подзамерзли. Марина неожиданно вытащила из сумки термос с горячим чаем и протянула его сначала мне. Я хотела гордо и презрительно отвернуться, но сейчас в Марине было что-то беззащитное и даже трогательное, она нахохлилась, как замерзающий воробушек, и моя рука протянулась ей навстречу. Я отхлебнула пряный, согревающий напиток. Между нами возникла та взаимная открытость, которая появляется между людьми, стоящими вместе под ночным весенним небом и пьющими чай из одной чашки.
Я не без иронии поинтересовалась, как отнесся БМ к тому, что его жена среди ночи подорвалась спасать какие-то дурацкие вишни.
– А он и не заметил, мы не спим в одной комнате, – запросто призналась Марина.
– Ха-ха, – совершенно неуместно рассмеялась я. – А помните, когда я в первый раз приехала в усадьбу, вы заявили, что не сомневаетесь, что у меня нет любящего мужчины. Мол, если бы он был, то ни за что бы не отпустил меня среди ночи из теплой супружеской постельки устраивать какие-то дурацкие насаждения?
Марина кивнула, отхлебывая.
– Ну так сейчас вы точно такая же, как я, безумная садовница! – рассмеялась я. – Раз в ночи гоношитесь среди посадок.
– Ну да, конечно! – подозрительно весело согласилась Марина. – Это же здорово. Именно так я и представляла себе наше общение, когда приглашала вас сюда. Что мы будем вместе делать что-то очень живое.
Эта волна искренности ошарашила. Пожалуй, она первый в моей жизни человек, который так запросто признается в своей нелюбимости и оставленности. Не жалуется, не сетует, а просто констатирует. Я смущенно отвернулась – к большому дому, на стенах которого плясали тени костров. В окне второго этажа шевельнулась занавеска, мелькнул мужской силуэт. Успокоившийся было вихрь внутри меня снова порывисто закружился, разнося по телу мурашки, словно летучие невесомые семена.
– Между прочим, я подготовила проект сада, – вдруг призналась я.
– Вообще-то, я думала, что мы вдвоем будем рисовать эскизы, – оживилась хозяйка.
– Если мы хотим успеть сделать хоть что-то в этом году, надо приступать немедленно, – сказала я. – Даже в конце мая делать серьезные посадки уже поздно. Утром после завтрака я зайду к вам и мы все обсудим.
В третьем часу ночи Марина начала зевать, поскучнела и ушла в дом. Мы с парнями остались в саду поддерживать костры. Ребята были вполне симпатичные, но не то слишком молодые, не то прибитые секретностью – поболтать с ними не получилось, как я ни старалась. С командой терминаторов и то удалось бы веселее провести время. Жаловаться им на свое заточение мне тем более не пришло в голову. Уж они-то знают местные порядки и вряд ли поспешат меня вызволять.
Солнце взошло и принялось помогать нам своими теплыми лучами, но еще около двух часов после восхода мы обогревали деревья. И наконец затушили огонь.
Впервые за долгое время, укладываясь спать, я завела будильник. Я больше не буду отсиживаться и ждать чудесного спасения. Я буду действовать.
Приступили к обсуждению эскиза сада. Марина сразу заявила:
– Главное, чтобы это было настоящее искусство. То есть чтобы не слишком просто.
Я была с ней согласна – прекрасное должно быть замысловатым. В чужих работах меня всегда восхищали именно мастерство, достигнутое с опытом, и невозможность повторения или даже более-менее похожей имитации профаном.
Бумажная работа, которая обыкновенно кажется нудной, шла бодро. Подробную документацию мы готовили вместе с Мариной – генплан, дендроплан, разбивочный чертеж, ассортиментную ведомость посадочного материала и так далее. Это ее развлекло, но увлекло гораздо меньше, чем я ожидала. Даже самые отстраненные прежние мои заказчики погружались в тему гораздо въедливее и глубже. Марина разговаривала со мной как будто с морской глубины – словно сигналы доходили до нее с большим искажением и очень приглушенными. Или как будто она всегда была немножко под транквилизаторами.
Когда все было описано и посчитано, пришло время приступать к делу – потребовались рабочие.
Я не представляла, как справлюсь с работой без моих киргизов, с которыми трудилась уже несколько лет. Но затаскивать их сюда я не имела права – они не заслужили такой подставы. К тому же мне вряд ли бы это позволили.
– Кто же будет непосредственно копать, поливать, перетаскивать плитку и так далее?
– Да вон тут сколько парней! – разрешила мои сомнения Марина, махнув рукой в сторону домика охраны. – Вы им все покажете, они люди сообразительные, схватят на лету. Вам надо всего лишь дать им точные инструкции и показать, что и как.
«Ну надо же, как мило, – с раздражением подумала я. – “Всего лишь” надо им все показать и подробно объяснить, что делать». Можно подумать, я в курсе подробностей, как там и что делается. Киргизы сами, без моих указаний, все знали. Честно говоря, я не представляла, как выполнять множество вещей, с которыми рабочие как-то сами шутя справлялись. Как замешивается цементный раствор? Как именно утрамбовывается газон? Чем отличается хороший плоскорез от неудобного и бесполезного? Я знала только, что киргизы постоянно искали тот самый «правильный». Где они его находили, в конце концов? И это только первые вопросы, которые возникли в голове. На самом деле было еще множество моментов, в которых я ни черта не соображала.