«Обычно я говорю про инновации и будущее, про надежды и стремления. И конечно, я буду говорить об этом снова и снова. Но… не сейчас. Сегодня у нас вечеринка, и поэтому я хочу произнести тост. Тост-притчу».
Все удивленно замолкли, кое-кто зааплодировал. Поленов говорил неторопливо, даже вкрадчиво: «Давным-давно, в одной далекой-далекой галактике… – публика изумленно загудела и радостно заулыбалась – впервые босс заговорил с резидентами Технопарка не шершавым языком пропаганды, а на «свойском» языке поп-культа. – На одной древней планете жил юный падаван, в котором было великое средоточие Силы и огромные познания в технологиях. Избранный».
Поленов, окутанный контровым светом, выдержал эффектную паузу и очень медленно и внимательно обвел глазами аудиторию. На какую-то долю секунды наши взгляды встретились, и мне показалось, что сейчас он говорит исключительно обо мне. Хотя, наверное, такое же чувство возникло у каждого слушателя. Все как-то подобрались и вытянулись.
«Джедаи открыли падавану путь овладения Силой, обучили и подарили ему тайные знания, – продолжил Борис Максимович. – Но… он предал своих наставников, поддавшись влиянию зерен тщеславия и сомнения, которые посеяли в его душе сторонники Темной силы. Он предал своих учителей и благодетелей. Нарушил обеты. И тем самым погубил всех, кого любил, и все, чем дорожил. Он вверг вселенную в хаос. Мы все знаем, как звали этого падавана и что за судьбу он себе выбрал».
Еще одна эффектная пауза.
«Каждый, кто вошел сегодня в эти ворота, – избранный. В каждом из вас сосредоточена огромная сила. И выдающиеся знания. Не забывайте, ради чего эта энергия вам дана и кто был вашим проводником на пути открытия Силы. И пусть каждый из вас помнит о данных им обетах. Помните о них ради тех, кого вы любите. Ради той идеи, которая вас вдохновляет. И да пребудут с нами сила и великое знание».
Поленов поднял свой бокал высоко – как факел. В хрустале преломился последний солнечный луч. И тут спустились сумерки, пахнущие ароматом влажной скошенной травы. Борис Максимович растворился среди толпы гостей, которая мгновенно стала похожа на хоровод плотных теней.
Гости стояли пораженные и даже немного оглушенные, но когда Поленов замолк, лишь на пару секунд воцарилась пауза, а потом раздались оглушительные аплодисменты, которые перешли в скандирование «Школ-ко-во», «Школ-ко-во», «По-ле-нов», «Рос-си-я», «Рос-си-я». И «Ура-а-а-а!» А потом все бросились неистово расхватывать бокалы и чокаться. Кажется, я даже расслышал «крымнаш». Я тоже взял пару шотов и опрокинул их подряд, друг за другом.
Никогда не верил в силу ораторского искусства и в то, что какие-то слова могут что-то менять в реальной жизни. Я аплодировал стоя, когда в «Игре престолов» Теон Грейджой толкал речь в духе «сразимся так, чтобы все девки потом, давая другим, вспоминали только нас», а его вояки, которые должны были воодушевиться, тут же оглушили его и продали в плен Рамси Болтону. Ха-ха-ха. Но сейчас я ощутил себя героем другого, идеалистического фильма. Героем, который услышал ту самую речь – не Теона Грейджоя, – пробившуюся сквозь скорлупу цинизма. Кажется, на этот раз меня снимали с дрона, и камера летела довольно высоко: одинокий герой в многолюдной толпе, прислушивающийся к внутреннему голосу.
Мне стало стыдно за все, что мы затеяли с Вадимом. Я раскис. К счастью, Вадим оказался не таким впечатлительным нубом, как я, и ехидно проехался по речи Поленова в стиле «зассать и заморозить», напрочь сбивая пафос его слов. Я слушал и соглашался. Конечно, он прав и говорит здравые вещи. Но одновременно я продолжал видеть и слышать Поленова и ощущать, что и его постулаты верны. Я догадался, что напился. И что мне нужно на какое-то время скрыться от всех, чтобы примирить эти голоса у себя в голове. Отступить в тишину и безлюдье. Я отделился от толпы и пошел в парк по освещенной луной дорожке.
Парк был темным, таинственным и настоящим. Он окутывал туманной сыростью, запахами ночи, шорохами, свежестью. Шагая по вымощенной тропинке, я уперся в тупиковую площадку, окруженную цветами. Среди клумбы независимо и инопланетно мерцали озаряемые лунным светом камни. Одни полупрозрачные, похожие на сахарный лед. Другие блестящие, карамельно-глянцевые, будто увеличенная раз в сто конфета «Меллер». Третьи – розовые, похожие на куски свежеразделанного мяса. Еще один камень, на вид рассыпчатый, как халва, менял цвет от молочного до василькового. Возникло странное чувство, как будто я уже был однажды в этом саду, хотя могу поклясться, что в усадьбе Поленова оказался впервые. Жутко. Как будто кто-то подсмотрел мой сон.
Если это сон или кино, подумал я, сейчас самое время встретиться с монстром, маньяком или привидением. И тут за спиной послышались шорох и шаги. Кто-то приближался. Но я не услышал тревожной закадровой музыки. Сцена звучала и выглядела обыденно, даже немного скучно. Видимо, кино про меня – не триллер. Я обернулся и узнал Поленова.
– Вам нравится сериал «Обмани меня»? – спросил он, и голос прозвучал расслабленно, даже по-приятельски.
– Да, Тим Рот великолепен, – оживился я, удивленный тем, что Борис Максимович заговорил на столь неформальную тему. Он сегодня был в ударе.
– Это он натолкнул вас на мысль создать алгоритм распознавания жестов?
– Нет. Нет-нет! – я замотал головой, меня бесили эти – увы, частые – подозрения, граничащие с обвинением в плагиате. – Когда фильм начался, я за голову схватился: мне казалось, что сейчас сотни команд по всему миру станут делать то же самое, о чем мы с Вадимом давно всерьез задумались.
– Вы же верно спрогнозировали, конкурентов оказалось много? Сколько команд занялись тем же? – прочитал мои мысли Поленов.
– Я знаю полтора десятка стартапов в этой области, – ответил я. Тема разговора все-таки оказалась не очень-то приятной, однако я уже привык отбиваться от обвинений во вторичности. – Но такого алгоритма, как у нас, нет ни у кого из них. Наша разработка уделала Google на международных соревнованиях.
Мне показалось, что я догадываюсь, куда клонит Поленов: видимо, сейчас расскажет про наших менее удачливых конкурентов – бедных стартаперов, которым не удалось создать такую крутую программу, потому что их не поддержало мощное «Школково» и у них не было возможности сосредоточиться на продукте, а вместо этого они бегали и искали деньги. И что мы должны быть благодарны Технопарку и ему лично за то, что нам удалось воплотить свои фантазии. Словом, душить меня чувством долга и благодарности. Но я ошибся. Поленов резко повернул разговор на другую тему:
– Интересно, да? Одна и та же мысль одновременно приходит в голову множеству людей. Вы верите в то, что наши мысли рождаются именно в нашей голове?
– Вы хотите поговорить про ноосферу? – я не мог понять, чего он добивается.
– Это в вашей голове родилась мысль уехать в Литву? Как вы думаете? Или вам ее забросили? Тогда кто и зачем?
Я потерялся. Мне казалось, что мы такие карлики в толпе резидентов, что все происходящее с Future Vision совершенно незаметно там, наверху. И никто не видит, как мы тихонько пакуем чемоданы. А оказалось, что мы как на ладони, если даже не под микроскопом.
– Юридически, – в своем кино я уже видел себя мальчиком в картонных рыцарских доспехах, скачущим навстречу громиле на исполинском коне. – Юридически мы в своем праве. От «Школково» мы получили не инвестиции, не субсидии, не кредит, за которые должны были бы предоставить долю в бизнесе или еще какие-то обязательства, а грант. Грант не подразумевает возврата вложенных денег. Это безвозвратная поддержка, меценатская.
– Вы думаете, я не знаю, что такое грант? – в его голосе звучала не то насмешка, не то угроза. – Юридически вы все делаете грамотно. А если по-человечески?
– А что по-человечески? – взвился я. – Остаться здесь и закопать все, на что мы потратили годы?
– Вы гонитесь за деньгами, но вы не найдете их там. Вы там не нужны. Вы станете просто дешевой политической разменной картой. Вы же знаете, откуда взялись ваши стеклянные офисы, безбедная жизнь и смузи?
– Я не пью смузи, – фыркнул я.
– Вы же понимаете, что в какую-то больницу не купили УЗИ или аппарат вентиляции легких, где-то дети не получили учебников или грамотного учителя, чтобы вы сидели в тепле, уюте и изобретали? Это народ оторвал от себя последнее и сделал ставку на вас. Надеясь, что вы создадите что-то дельное, что изменит жизнь к лучшему. А теперь вы, как крысы, сожрав все, бежите на чужую жирную помойку за длинным долларом. Совесть-то не плачет?
Ну вот наконец то, чего я и ожидал, – давление на чувство долга. Навязывание вины. Начинал бы сразу с этого, а то «Обмани меня», «откуда берутся наши мысли». Знал же, чем все в итоге обернется.
– Мы бежим не за деньгами. Дело не в них, а в том, кто мы, что делаем и зачем. Мы хотим создавать нечто новое и важное, чтобы воплотить его в жизнь. А здесь никакой интеллектуальный продукт не приживается и не начинает дышать. Вы душите все живое, вы перессорились со всем миром, так что все двери для нас закрылись. Если мы останемся здесь, наши усилия точно сдохнут, как крыса в вакууме. Мы бежим за будущим и за надеждой.
– Не надо этого делать, – сказал Поленов. У него это получилось даже по-отечески. – Все будет и здесь.
И вдруг запел:
Надо просто выучиться ждать.
Надо быть спокойным иупря-а-мым…
«Напился он, что ли?» – подумал я. Но Поленов выглядел вполне трезвым. Черт знает этих топ-чиновников. Говорят, их учат так пить, чтобы всегда оставаться огурцом.
– Вы подумайте над тем, что я сказал, – подытожил Поленов, взял меня под руку, как барышню, и повел назад к особняку, хотя я предпочел бы еще побродить по саду. – А главное, подумайте о том, как и когда появилась в вашей голове мысль бросить Россию и уехать в Прибалтику. И в вашей ли голове она родилась?
И он неожиданно, очень чувствительно, вбуравился пальцем мне в череп, как будто хотел просверлить в нем дыру. «Все-таки пьян», – понял я. От этой мысли сразу стало как-то легче и веселее.