Публика ожидаемо тут же забыла, с чего все началось, и настойчиво стала просить анекдот. После минутных уговоров Поленов его, конечно же, рассказал. Но в отличие от аудитории он не забыл о неуместном вопросе из зала. И как только объявили кофе-брейк, подозвал зама.
– Чувачка запомнил? – обозначил он предмет беседы.
– Да, так точно, – кивнул помощник, сразу догадавшись, о ком идет речь.
– Помнишь, обсуждали, что надо сделать показательный кейс на тему «Не бросай Родину, сынок»?
Еще один кивок зама.
– По-моему, это отличный кандидат, чтобы вывести его на главную роль в этой истории, – предложил Борис Максимович.
Заместитель достал блокнот и торопливо сделал в нем запись.
Егор. Полиция
Я отправился в полицию писать заявление о пропаже Флоры Алексеевны Елисеевой. И никто не послал меня («Кто вы ей такой?», «На каком основании?»), не отфутболил по какой-нибудь бюрократической причине («Что, у вас даже нет свежей фотографии пропавшей? И вы даже не знаете, в какой день она ушла из дома и во что была одета?»). Меня подробно расспросили, дали подписать бумаги и сложили их в папочку.
Я смутно чувствовал, что режиссер моего фильма недоволен банальностью действий персонажа. Он ожидал большего. Для развития сюжета ему явно требовалось что-то героическое, какой-то Поступок с моей стороны. Но я ничем не мог ему помочь. Я не пытался закрутить сюжет, просто делал то, на что хватило фантазии.
Следователь Дмитрий Станиславович Никитин на первый взгляд казался человеком, из которого выпущен воздух – осталось одно плотное, плохо слепленное тело. Никакой энергии во взгляде или пружинистости в движениях – сырой, неповоротливый кусок глины, весь вид которого как бы сообщал, что ждать от него нечего. Однако я взялся регулярно его навещать и допытываться, как продвигается расследование. Если коротко, то ответ всегда был один: никак. Максимум, что ему удалось раздобыть, – это свежую фотографию Флоры. Он позволил мне скопировать ее на флешку.
Я сделал с этой фоткой объявление «пропала девушка» и отправил его гулять по интернету. Оплатил продвижение. Телефон указал свой.
И однажды зазвонил мобильник. Незнакомый номер. Я сразу понял – это о ней, и прежде, чем ответить, включил диктофон на телефоне – записать звонок.
– Что вы так долго трубку не берете? – сердитый женский голос.
– Извините. А что вы хотели?
– Вы ищете девушку, ландшафтного дизайнера?
– Ищу.
– Я видела ее. Летом она работала в усадьбе Поленова. Я тоже там работала. Недолго.
– Ее там удерживают насильно?
– Похоже, что да. Ни с кем не разрешают общаться.
– Сейчас она все еще там?
– Не знаю.
– Понял! А вы не могли бы рассказать поподробнее? Давайте встретимся!
– Нет-нет, ни в коем случае, я и так слишком рискую, – ответила женщина и бросила трубку.
Это было уже даже не «кое-что», а «о-го-го!». Я бросился перезванивать. Сначала трубку долго не брали, а потом ответил раздраженный мужчина. Оказалось, просто прохожая, незнакомая, попросила телефон на минуточку – позвонить, якобы ее мобильник разрядился.
Я отнес запись следователю. Подкараулил его в конце рабочего дня и пошел провожать до автомобиля, припаркованного тут же, во дворе. Рассказал ему про Поленова, что Флору надо искать у него и нужен внезапный обыск. Никитин на минуту остановился и поморгал короткими ресницами. В руке он держал брелок от машины и постоянно нажимал на кнопку, выбрасывающую металлическую пластинку замка. Тут же складывал его и нажимал снова.
– Версия бредовая, – покачал головой он. – Значит, скорее всего, правдивая. Но вы же понимаете: чтобы получить ордер, надо возбудить дело. Чтобы возбудить дело на должностное лицо, нужно, чтобы другое должностное лицо, рангом повыше, дало на это указание. Лучше, чтобы это второе лицо было с большими погонами. Если кишка не тонка – ищите врага Поленова и преподнесите ему на блюдечке уже готовое расследование. Может, тогда что-то и выгорит.
– Вы разве не хотите сами раскрутить такое громкое дело?
– Я? Шутите? – он снова нажал на кнопку брелока, и ключ выскочил в мою сторону, словно лезвие перочинного ножа. – На вашем месте я бы никому больше об этом не рассказывал. Если только вы не найдете человека, который хочет свалить Поленова.
Флора. Охотница на лягушек
На следующее утро меня вывернуло от запаха бутерброда с копченой форелью. Обнимая унитаз, я вдруг вспомнила, что все это со мной уже было – и набухшие груди, и постоянная усталость, и тошнота – много лет назад, когда я, беременная, готовилась к свадьбе с Антоном.
«Не может быть, – убеждала я себя. – Нет никакой беременности, просто что-то разладилось в организме. Стрессы, нервяки, тревоги – вот тело и сходит с ума. Надо сделать тест на беременность и решать проблемы по мере поступления».
Я достала блокнот для заказов и аккуратно вывела: «Тест на беременность». Подумала и дописала: «3 штуки». Подумала еще раз и… вырвала листок из блокнота. Бросила в раковину и подожгла – нет, я не могла так рисковать и давать охране, Марине и самому БМ повод заподозрить, что я беременна. Даже представить не могла, как каждый из них воспримет эту новость. Особенно Марина.
Я вспомнила, что люди умели диагностировать беременность еще до изобретения тест-полосок. Порылась в сарае с садовым инвентарем и нашла марлю и около метра проволоки. Согнула обруч, который прикрутила к ручке швабры. С помощью степлера окутала обруч марлей – получился просторный сачок. Надела резиновые сапоги.
На краю участка прятался небольшой прудик с подболоченными берегами. Мы выстроили вокруг него высокие деревянные дорожки-настилы, опиравшиеся на столбики из лиственницы. Туда-то я и направилась. Аккуратно спустилась с настила. Сапоги с чавканьем засосало в илистую жижу. Вода, покрытая светлой ряской, задрожала, разбегаясь кругами. Я внимательно всматривалась в воду близ бережков. Пруд снова превратился в застывшее грязное зеркало, и встревоженные было моим появлением водомерки опять заскользили по его поверхности. Над камышами пронеслась тяжелая переливающаяся стрекоза. Наконец я увидела того, кого ждала – на мелководье раздался тихий всплеск и показалась лягушачья морда. Я тихо, но стремительно накрыла ее сачком, подцепила и вытащила на воздух. Лягушка дергалась и сучила лапками, но молчала. Я бросила ее в мешок, затянула тесемку и продолжила охоту. Примерно через час стояния по колено в воде ноги замерзли, резиновые сапоги не спасали. К этому моменту в мешочке трепыхались уже пять лягушек.
Вернувшись в дом, я налила в ванну немного воды и выпустила туда своих пленниц. Теперь предстояла самая сложная для меня задача – определить, кто из них самки, а кто наоборот. Я сравнивала скользкие пупырчатые тельца, терла мозолистые пальцы на передних лапках, разглядывала брюшки. Наконец убедила себя, что вот эти две красотки с мягкими лапками без мозолей и маленькими хвостиками между задними лапками и есть самки. Я выпустила их в ванну и оставила привыкать к перемене обстановки, остальным повезло в тот же день вернуться в родное болото.
Шприцы, к счастью, у меня сохранились еще с весны – я боролась с конским щавелем, заполонившим цветник, делая сорняку инъекции раундапа. После пары таких уколов прожорливые вредители увядали навсегда, уступая место благородным садовым цветам. И вот шприцы пригодились снова. Набрав в один из них немного утренней мочи, я сделала каждой из лягушек по инъекции, а потом отпустила их снова плавать в ванну. Весь день я заглядывала к ним, ожидая результата. Но перемен не было – квакухи продолжали вяло дрыгаться в воде или сидеть, высунув морды. Вода в ванне оставалась чистой и прозрачной. Если она останется такой до утра – значит, я не беременна и можно выдохнуть. Я почти успокоилась. Но на следующее утро, зайдя в уборную, испуганно ахнула. Мои худшие опасения подтвердились: в ванне лежали два слизистых комочка, состоящих из полупрозрачных бусинок лягушачьей икры. Древнейший тест на беременность дал положительный результат. Лягушки беззаботно плавали возле своего будущего потомства.
У меня будет ребенок от БМ. Если мне позволят его родить… Какая жизнь его ждет? Он вырастет здесь? Во мне звучали два голоса. Один возмущенно роптал: растить ребенка взаперти? Без игр со сверстниками? Без настоящей жизни? А другой звучал по-матерински убедительно: «Что может быть лучше, чем растить ребенка в усадьбе? Без компьютерных игр, среди потрясающей природы? Под покровительством замечательного мужчины? Мне же тут хорошо. И ребенку будет замечательно. Теперь со мной рядом тот, кто не позволит мне поднимать даже пакет с продуктами, не говоря уж о носилках. На этот раз я защищена».
В моем дневнике выросла розовая гвоздика, символ материнства, которую я нарисовала с особым трепетом.
Флора. Бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе
Мама умерла через несколько недель после нашей с Антоном свадьбы. Внезапно. То есть для меня совершенно неожиданно. Да, я знала, что она болела, знала, что диагноз серьезный. Но все равно не могла поверить, что ее не станет так скоро. Я не сомневалась – до рождения внука она точно дотянет. Мама столько энергии вкладывала в телефонные скандалы со мной и Антоном, что казалось, этого запала хватит еще на годы. Когда она позвонила из больницы и сказала, что ее увезли на скорой, я даже заподозрила, что это какой-то очередной виток развития «семейных отношений». Пообещала навестить, но так и не доехала за два дня, потому что гинеколог велел мне побольше лежать и поменьше ходить – из-за гипертонуса.
А на третий день мы с Антоном поехали забирать тело мамы из морга. Вдвоем, потому что папа тут же провалился в запой.
Маму вывезли на каталке, накрытую простыней. Санитар отбросил покров с ее лица и спросил:
– Она?
Я не сразу ее узнала. Впервые за долгое время я видела мамино лицо абсолютно расслабленным, даже с легкой улыбкой. Без скорбно сжатых губ, нахмуренных бровей и застывшего выражения н