Длинные, пустые участки земли с редкими обработанными человеческими руками полями подернулись дымкой, последние лучи заходящего солнца осветили виднеющиеся вдали заснеженные вершины водораздела, и вокруг начала сгущаться вечерняя мгла.
Внизу показалось озеро. Сквозь клубы образующегося тумана то тут, то там проглядывала его спокойная, застывшая поверхность. Спускаясь и суживая круги в поисках пригодного для посадки места, Рекс заметил на юго-западном берегу беленые здания небольшого городка. И вдруг, посреди вздымающейся серо-белой пелены, его глаз выхватил большой самолет, застывший на краю ровного поля.
— Это — машина Мокаты! — закричал сидевший рядом с ним в кабине и уже проснувшийся Саймон.
Рекс заложил резкий вираж и, идя против ветра, посадил самолет рядом. Друзья по очереди начали выбираться.
Туман, появившийся четверть часа назад, сгустился и плотно окружал их со всех сторон.
Из единственного невысокого ангара к приземлившемуся самолету направился человек. Де Ришло заметил его, пошел навстречу и они о чем-то поговорили, едва различимые сквозь пасмурную завесу. Вернувшись, герцог сообщил:
— Этот парень — французский механик. Говорит, что Моката приземлился полчаса назад. Летел из Монастира, но заплутал в горах и поэтому задержался. Только маньяк или сверхчеловек мог выбрать такой путь. Парень обещает достать нам автомобиль. Он здесь заведует аэропортом. Нам здорово повезло, что мы сегодня вообще кого-то застали.
В этот момент разбуженный Ричард наконец-то открыл глаза. Но не успел он и понять, что происходит, как все пятеро уже сидели, тесно прижавшись друг к другу, в допотопном открытом «форде» с выдвигающимся изрядно прохудившимся верхом. По одну руку от него сидел Саймон, по другую — Мэри Лу. Рекс пристроился на полу в ногах, а де Ришло — впереди, рядом с водителем.
Видимость была не более двадцати ярдов. Включенные фары не помогали и ничуть не рассеивали ватную мглу. Дорога шла по песку, по бокам торчала густая, высокая трава, и всюду валялись огромные валуны. Ни домов, ни огородов, ни каких-либо других строений не попадалось им на пути, лишь поворот за поворотом петляя уходил вверх длинный, извилистый подъем, и они отчаянно тряслись по нему с лязгом и грохотом.
Де Ришло пристально вглядывался в сгущающийся сумрак. Время от времени из тумана появлялись крутые склоны, которые они постоянно огибали, а с другой стороны — уходили вниз в долину острые скалистые уступы.
Он тоже не помнил всего путешествия, а только отдельные эпизоды. Невыносимая усталость, навалившаяся еще в Париже, окончательно свалила с ног в кабине самолета. Даже выносливости оказалось недостаточно, и большую часть тысячи четырехсот миль полета он проспал. Герцога и сейчас еще клонило в сон, но он заставлял себя бодрствовать и следить за этим водителем-самоубийцей, который без лишних слов затолкал их всех в разваливающийся «форд» и, склонившись над баранкой, погонял свою лошадку вперед и вверх как только мог по немыслимым зигзагам и виражам.
Последние лучи света за их спинами становились слабее и слабее, опускаясь все дальше в горы, а они неумолимо двигались по ущелью на восток, в сторону все более высоких и мрачных вершин, скрытых в этот час туманом и темнотой. Горные потоки, устремляющиеся вниз весной, перерезали дорогу многочисленными бороздами, сделали ее ухабистой и опасной. Машина подпрыгивала, проваливалась, то и дело буксовала, плюясь назад галькой и грязью.
На заднем сиденье мучились, переваливаясь из стороны в сторону и стукаясь друг о друга, Саймон, Ричард и Мэри Лу. Они молча ежились от горного холода и, дрожа всем телом, готовились стойко перенести оставшиеся лишения.
Они находились в незнакомой, с низким потолком, комнате в восточном стиле. На грубо тесаном столе стояла масляная лампа и в ее свете видно было, как из-под огромной, массивной деревянной двери, ведущей на улицу, в комнату проникал туман. С низких притолок свисали пучки лука и полоски сушеного мяса. Земляной пол под ногами был неприятно холоден. В широком углублении окна стояли самодельный глиняный кувшин и блюдо с буханкой темного деревенского, хлеба, прикрытые куском муслиновой ткани с бусинами по краям.
Мэри Лу внезапно осознала, что в руках у нее стеклянный стакан с толстыми стенками и что она пьет из него терпкое красное вино. Потом она увидела Рекса. Молодой американец сидел на деревянной скамье у стены и отрешенно смотрел перед собой на закопченное окошко. Остальные о чем-то говорили, стоя у сучковатого стола. Появилась женщина крестьянского вида с шарфом на голове и стала с ними спорить. Лица женщины Мэри Лу не видела, но поняла, что речь идет о деньгах, потому что де Ришло держал в руке пачку банковских билетов. Потом крестьянка ушла, а остальные заговорили сильнее. Отдельные фразы Мэри Лу удалось расслышать.
— А я-то думал, что все давно развалилось… надо же, еще живут… умоляют нас не ходить… неофициально, ничего не имеют общего с греческой церковью. На них тут смотрят как на язычников… Что? Подручные Мокаты? — Да нет, это скорее ставшие изгнанниками преступники. Скрываются от возмездия под видом религиозной общины… возможно, что это Талисман так влияет… человек сорок-пятьдесят. Люди и днем-то избегают туда заходить, а уж ночью тем более. Ни за какие деньги… ты нашел, кто нас повезет? — Да, вроде. — А что с ним, не все ладно? — Не знаю, женщина, видно, ему не доверяет. С ней вообще трудно говорить. — А, понимаю, местный юродивый, да?.. Что ж, придется полагаться на него, раз больше не на кого.
Де Ришло устало потер глаза. О чем это они только что говорили? И как же он все-таки устал! Приходила какая-то крестьянка, и он расспрашивал ее о заброшенном монастыре в горах. При одном упоминании о нем женщина застыла от ужаса и вновь и вновь умоляла герцога не ходить туда. А сейчас вдруг ему стало странно: а как это они понимали друг друга? Он неплохо изъяснялся на всех основных европейских языках, но с современным греческим не сталкивался никогда. Впрочем, это не важно. Надо двигаться дальше.
Герцог стоял на узкой деревенской улочке, и все вокруг было в тумане. Остальные сгрудились рядом и походили на разбуженных призраков. Прямо перед ним стоял невысокий горбун с живым смышленым взглядом, на голове у него было большое, темного цвета сомбреро, а врожденное уродство прикрывал опускающийся до пят черный плащ. Лицо горбуна тускло освещалось полукруглым окошком местной гостиницы, а у входа ждала вместительная старинная повозка, запряженная двумя тощими и совершенно не подходившими одна к другой лошадьми.
Они забрались в повозку, и в ноздри сразу ударил прокисший запах от набитых затхлой соломой подстилок. Горбун в последний раз посмотрел на них ясными глазами и влез на место кучера. Громыхая осями и раскачиваясь, они поехали по деревне, миновав одноэтажные домишки с плоскими крышами и, выехав за околицу, нырнули в туман.
За деревней они пересекли вброд быстрый, но мелкий ручей, и после этого дорога стала каменистой. По обе стороны, как привидения, возвышались скалистые громады. Побежавшие было рысью лошади перешли на размеренный, неторопливый шаг и медленно тащили громоздкую коляску по растрескавшемуся и разбитому склону. Саймону никак не удавалось остановить пляшущие от холода зубы. Мокрая, липкая мгла проникала, казалось, в самые кости. Он попробовал припомнить, какой сегодня день и сколько времени прошло с того момента, как они вылетели из Парижа. Было ли это прошлой ночью, или уже двое суток прошло? — так ничего и не вспомнив, он снова стал пытаться обуздать дрожь.
Дорога шла и не кончалась. Никто не разговаривал. Повозка ритмично подпрыгивала, горбун согнулся на своем сиденье, а две худые клячи добросовестно плелись вперед. Друзья не успевали разглядеть, что там за следующим поворотом, как уже теряли из виду то, что только что проехали.
Наконец, лошади остановились. Возница спустился на землю и, показав рукой дальше наверх, взял протянутые герцогом деньги. Когда все вышли, он развернул свой неприхотливый транспорт и скрылся в темноте. Ричард посмотрел вслед, и его поразило, что нигде на повозке не было ни одной лампы.
Скользя и спотыкаясь, они плотной группой пошли далее уже по совсем узенькой тропке, вьющейся как змея между замшелыми камнями.
Через некоторое время мрак начал рассеиваться, над головой высветились яркие звезды. И вот, за очередным изъеденным непогодой выступом, их взору предстал древний монастырь. Он стоял на расположенном чуть выше горном склоне и четко выделялся на фоне очистившегося неба.
Монастырь казался огромным, мрачным и безжизненным. Двумя крутыми стенами он уходил прямо в пропасть. В самом центре, подобно гигантской перевернутой чаше, возвышался разбитый купол. Один сегмент его провалился внутрь, и образовавшиеся зазубрины были хорошо видны в черно-голубой вышине.
Друзья ощутили новый прилив ярости и отваги и с удвоенной энергией вскарабкались на почти отвесный подъем, туда, где еще сохранилась входная арка. Ворота были широко распахнуты, они полусгнили и частично слетели с петель. Никто ни шумом, ни шорохом не приветствовал их появление. Друзья прошли через просторный двор — никого. Никаких признаков жизни.
Не сговариваясь, повинуясь какому-то инстинкту, они направились к главному помещению, идущему вокруг обрушившегося византийского купола. Это — наверняка церковь, значит, склеп находится под ней.
Ступая по выщербленным тротуарам внешнего дворика, герцог тяжело опирался на руку Рекса. Вдруг он замер и кивнул в сторону сооруженных в ряд пристроев. Оттуда пробивался слабый свет. Рекс молча посмотрел туда же, и они поспешили дальше. Пристроенные помещения, очевидно, сохранились лучше всего, и именно в них поселились так называемые монахи. Как бы в подтверждение мыслям де Ришло с той стороны донесся дикий хохот, за которым последовал звук бьющегося стекла и грубое ругательство.
Всю дорогу от гостиницы герцог опасался, что успех задуманного ими предприятия может попасть в серьезную зависимость от этих, возможно, тронувшихся умом, братьев-монахов. Они, считал де Ришло, не более чем мелкие грабители, не желающие жить честно и перебивающиеся с куска на кусок под видом отшельников. Скорее всего они обложили всю округу своеобразной данью, которую регулярно взимают кукурузой, маслом и козьим молоком. Но герцог никак не ожидал, что этот монастырь на горе Перистери окажется таких внушительных размеров, намного больше, чем он предполага