— Есть… Но, ты же сам говорил, что оно неудачное получилось.
— Это смотря для каких целей, дружище… — я даже рассмеялся. — Костер им разжигать и в самом деле, гм… несколько неудобно. Можно, брови опалить. А сейчас — думаю, то что доктор прописал. Доставай. Только сам ничего не делай. Подожди, я стежку проложу….
Моя затея может и не блистала изысканностью и глубиной стратегического мышления, но тоже годилась.
Теперь я не просто отмахивался от летящих в меня щупалец, пока их не набиралось достаточно для аутодафе, а изменил тактику. Отрубал и делал шаг вперед. Рубил следующее — и двигался дальше. С каждым шагом все ближе к чудищу, оставляя за собой длинный ручеек из черной субстанции.
До тех пор, пока дистанция не сократилась до полутора десятка шагов. Ближе подойти не удавалось. Чудовище выстреливало в меня своими отростками уже на пределе того, что меч успевал рубить. А ощутить прикосновение этого… у меня не было ни малейшего желания. Понятия не имею, каким был бы результат, но готов спорить на все королевское имущество — он бы мне не понравился.
— Поджигай ручей! — крикнул я Мэтью, после чего отпрыгнул рыбкой в сторону, уходя в кувырок. И еще раз…
Огонь загудел за спиной, поднимаясь поперек пещеры высокой и яркой стеной. Ослепляя глаза чересчур обильным светом.
— Дай свиток!
Мэтью уже был рядом и протягивал мне свернутый в трубку пергамент.
Я поднял с пола небольшой обломок камня. Завернул его в пергамент. Потом указал на чудовище, как учила Леонидия, свитком, и метнул его туда же.
— Гори!
Глава 14
Говорят, человек трижды бывает глуп. Когда, сидя у костра, прикуривает от спички. Гребя в лодке — поплевывает на ладони. А посреди степи, чтобы развернуться, зад телеги заносит… Мы с Мэтью изобрели еще один вариант. Кому доводилось видеть, как взрывается цистерна или, хотя бы, бочка с горючей жидкостью — поймет, о чем я.
Шандарахнуло так, что меня как кутенка кувырком протащило по полу. Никогда бы не подумал, что в просторной пещере столько твердых выступов и углов.
К счастью, похоже, студенческий «Колпак» предоставлял защиту не только в мире тонких материй, но и от осязаемых преград тоже. Хоть и не полностью, но все же существенно смягчил соприкосновения тела с полом и стенами. А так же — от обдавшей нас волны огня уберег. Опять таки, частично. Так что я успел получить общее представление, о том что чувствует жарящийся в гриле каплун, но кратковременно и без фатальных последствий. Даже одежда не вся сгорела…
Дальнейшее помню смутно. Бежали, лезли, ползли… Опять бежали. Очухались и остановились только снаружи рудника. Да и то не по собственной воле.
Вполне вероятно, мы с Мэтью могли бы еще пару-тройку верст пробежать, если бы нас не схватили те самые горняки, ради которых мы и полезли в шахту.
— А-а! — вопило сразу несколько глоток. — Попались!
— Гляньте, ваше сиятельство! Вот они! А вы не верили! — выкрикивали другие работяги, одновременно продолжая заламывать нам руки.
Все еще пребывая в слегка контуженом состоянии, я понял только одно: шахтеры действуют не сами по себе, а стараются для некоего «сиятельства». То есть, дворянина в титуле не ниже графского.
Поискал взглядом…
Нашел. Чуть в сторонке, верхом на великолепном гнедом мерине. Яркие, пышные одежды. Судя по блеску — парча или шелк. Много серебряных и золотых нитей. А на голове — тонкий золотой обруч. В отличие от покойного барона — не в доспехе. Да ему и без надобности. Если барон удерживал власть собственным мечом, то у сиятельства для этого имелась весьма внушительная дружина. Только рядом с ним было больше десятка тяжелых конников. Закованных в броню аж по глаза… В том смысле, что только глаза и посверкивали из шлемов.
— Кто такие? Что здесь делаете?
Понятное дело, сам сиятельный до разговора с подозрительными оборванцами не снизошел. Спрашивал один из его людей.
Ну, точь-в-точь, как бугры и шишки из моего мира. Самим западло с чернью общаться, вот и держат для этого замов по разговорам. Хотя, зная уровень развития тех, кто всплыл на самый верх, скорее всего просто боятся сами открывать рот. Ведь, пока молчишь, и за умного сойдешь. Тогда как слово не воробей. Брякнешь — потом не сотрешь и, даже, очередью из «калаша» не вырубишь… не то, что топором. И никакие пиарщики не отмоют добела.
— Сам-то кем будешь?
Раньше, чем я успел решить, как лучше себя держать в данной ситуации, более молодой и, соответственно, менее сдержанный, Мэтью ответил. За что тут же и огреб увесистый подзатыльник.
— Как с их сиятельством разговариваешь, быдло?
— Еще раз тронешь меня, пожалеешь! — прошипел юный маг.
— Оно еще и угрожать вздумало! — в ту же секунду последовал второй подзатыльник. Еще более хлесткий. — Вошь тараканья! Вякни хоть слово — все зубы повыбиваю!
Вообще-то, глядя на нас — всклокоченные волосы, обгоревшая одежда, лица в грязи и копоти — любой решил бы, что имеет дело с босяками. Но за нечаянно, бьют отчаянно. Нечего руки распускать.
Не знаю, что сумел наколдовать Мэтью, но бивший его горняк завопил благим матом, хватаясь за живот. Издал булькающий звук и опрометью бросился к ближайшим кустам. Откуда, мгновением позже, послышалось продолжительное пыхтение, кряхтение и жалобное причитание.
— Вы бы, господа, поосторожнее… с незнакомыми людьми… — я решил, что пора уже и мне рот раскрыть. — Нельзя так нахрапом. Если доподлинно не знаешь, с кем судьба свела.
— О! — жестом остановил слуг дворянин. — Судя по разговору, вы, милостивый сударь, из благородных?
— Судя по манерам, вы тоже… Не соизволите ли представиться?
— Смешно… — хмыкнул граф. — После взрыва, почти уничтожившего рудник, из-под земли выбираются два нищеброды и требуют к себе почтения! Не слишком ли, любезный?
— Конюха своего, любезным зови… — я уже начинал злиться. — А как и в каком виде мне ходить по собственной земле, я уж как-нибудь решу без чужих советов.
— Вот как? Говорите «ваши земли»? — насмешливо прищурился дворянин. — Так я имею дело с бароном Ренделем? Прошу прощения, дорогой сосед. Не признал… Как-то вы чересчур похудели, за те несколько недель, что мы не виделись. Не приключилась ли какая хворь с вами?
Сосед, значит? Ну, ну…
— Полноте паясничать, граф. Если вы не случайно проезжали мимо, то не можете не знать о том, что барон убит в поединке. Как именно, когда и кем… Соответственно, прекрасно понимаете — кто стоит перед вами.
— Предположим… — кивнул граф Шамов. — Я действительно о чем-то таком слышал… Но, во-первых, — откуда мне знать, что все происходило точно так, как рассказывают простолюдины? Им соврать за небольшую награду, что мне рюмку хереса махнуть… Так что, пока дознаватели не подвергли их испытанию и не привели к присяге — вся история о вашем поединке, пустые слова и не более.
— И слова принца крови мало?
— Ну, что вы… — граф даже руки поднял, словно защищаясь. — Конечно же никто не посмеет оспаривать слова принца Николаиса. Но, где искать его высочество? И это — во-вторых.
— Шутить изволите, милостивый сударь?
— Отнюдь… Лично мне не доводилось встречать принца в прежние годы. Да и вообще его мало кто видел… Ведь их высочество давненько перебрался из родительского замка в Сорбону. К примеру, вы сейчас объявите, что являетесь принцем Николаисом и что? Прикажете поверить вам на слово? А с какой стати? С таким же успехом ваш юный спутник может назваться покойным Императором. Или самим Архимагом Корнелиусом Малькутом.
Граф откровенно насмехался, но замысел свой дал понять. Чтобы я позже не сказал, если последует какое-то разбирательство, все слуги подтвердят, что их сиятельство схватил двух неизвестных бродяг. А уж кем они там себя называли, чтоб выкрутиться и избежать наказания, это не их дело. И в самом деле, могли представиться, как угодно.
— Вы правы, сударь…
Граф явно не ожидал от меня подобных слов и даже слегка растерялся.
— До тех пор, пока не установлена моя личность, продолжать разговор бессмысленно. Предлагаю вам, послать слугу в Солнечный пик. За дворецким, капитаном гвардии или придворным магом. Надеюсь, их свидетельства будет достаточно?
— Конечно… — кивнул граф. — Именно так я и сделаю… Как только найду для этого время. А пока, во избежание побега или сговора, свяжите этих бродяжек и… заткните им рты.
«Призрачно все в этом мире бушующем.
Есть только миг, за него и держись.
Есть только миг, между прошлым и будущим…»
А что еще делать, если руки-ноги связаны и рот заткнут? Либо колотиться головой о стену, либо петь. Пусть даже мысленно… Отличный способ убить время и от ненужных размышлений избавиться. Поскольку человек способен запугать себя собственным воображением так, как ни одному палачу не снилось. Потому, что лучше других знает, чего боится больше всего на свете.
Где-то читал, что мужчины делятся на два типа. Одни — готовы на все, лишь бы не потерять зрение, вторые — лишь бы их не оскопили. Никогда раньше не задумывался над тем, к какой категории отношусь. Теперь появилась возможность выбора… М-да…
Зараза! Только на секунду утратил бдительность, а мысли уже принялись грызть стойкость моего духа, как мыши подпол в зерновом амбаре. Нет, уж! Не дождетесь! Петь и только петь!
«Ваше благородие, госпожа удача
Для кого ты добрая, а к кому иначе.
Девять граммов сердце, постой не зови.
Не везет мне в смерти, повезет в любви…»
— Ваше высочество…
Послышалось, что ли?
Отворачиваюсь от стены, к которой меня приковали и вижу перед решеткой фигуру стражника. Факел горит у него за спиной, так что лица не разглядеть. Но в общем облике чудится что-то знакомое.
— Ммм? — вслух, а мысленно: «Ты кто?»
— Не признали? Это я — Гастингс…
— Ммм… «Зачем пришел?»
— Ваше высочество, я помочь хочу…