Решено…
Поднялся, подошел к разбойникам и принялся их тормошить.
— Подъем, лежебоки! Хватит спать! Царство боже проспите!
Здоровяки недовольно ворчали, брыкались и пытались отвернуться, но я не отставал.
— Караул! Стражники!
Подействовало. Ребята сразу же вскочили на ноги и, сонно моргая, стали нащупывать руками оружие.
Гм… Так себе. Если бы действительно было нападение — проснулись бы уже связанными по рукам и ногам. Или сразу на том свете.
— Спокойно! Показалось мне… Никого нет…
— Шутки у тебя, атаман… — недовольно ворчит Джон, собираясь лечь назад. — Ни днем, ни ночью нет покоя.
— Эй! Стоп! Позже доспите... — тороплюсь привлечь внимание. — Разговор есть…
— А до утра нельзя подождать? — не менее ворчливо интересуется Жан.
— Можно… Но я ухожу. А перед этим хотел вам денег дать…
Хорошее слово «деньги». Всегда вызывает энтузиазм. Разбойники тоже оживились. Мгновенно проснулись.
— Садитесь... Есть что обсудить... — а чтобы поддержать интерес, многозначительно трясу кошельком Бороды.
Жду пока ребята усядутся и продолжаю:
— Мне нужно отлучиться.
— Надолго?
— Как получится. Может быть, на неделю. Может, на месяц... А может быть, и до весны. Сейчас сложно сказать.
— И далеко собрался?
— Хочу к нашему графу в гости наведаться.
— Что там делать так долго? — удивляется Джон. — Я в самом замке не был. Но внешне он не так уж велик. За час можно вокруг стен обойти.
— А ты думаешь, я через несколько дней успею разведать, где граф хранит казну, и как до нее добраться? А главное, как выбраться с добычей?
Разбойники переглядываются и надолго умолкают, подчеркивая тем, что прониклись широтой и глубиной моего замысла.
— Без нас? — уточняет чуть позже Жан тоном незаслуженно обиженного ребенка.
— Куда я без вас денусь? — говорю успокаивающе. — Только на вас весь расчет. Одному никак не справиться. Думаю, золота там много. Пудов пять... если не больше. Но сначала надо все хорошо разведать и присмотреться. А в этом деле чем меньше народа, тем лучше.
— Это так, — соглашается Джон. — А что нам делать, атаман? Пока тебя не будет? Самим грабить?
— Вот об этом и разговор.
Я высыпаю на дно какого-то бочонка содержимое кошелька Бороды. Как и ожидал, он наполнен серебряными монетами, среди которых сиротливо отсвечивают желтизной четыре дуката.
Ну, золото разбойникам ни к чему. Не того полета птицы, чтобы полновесными дукатами рассчитываться.
— Значит так… У каждого из вас уже есть одна золотая монета и сабли, тоже оцененные в один дукат. Верно?
Разбойники просматриваются и кивают.
— А вместе это будет четыре дуката. Верно?
— Мы… это… считать не умеем, — отвечает за обоих Джон. — Добычу Борода делил. Ты, атаман, сам рассуди… Мы тебе верим.
Теперь понятно, почему из всей стаи только у атамана было серебро, а другие довольствовались медью. Хотя арифметика, наука сложна. Никто сам себя не обсчитает. Нет-нет, да и ошибешься в свою пользу.
— Хорошо. Это просто. Я к тому, что у вас уже есть четыре дуката, значит, будет справедливо, если эти четыре я возьму себе. Верно?
Джон с Жаном снова переглядываются и пожимают плечами.
— Да… если у нас четыре, то пусть и у тебя будет четыре.
— Прекрасно… Тем более что все это серебро оставляю я вам. — Слегка пододвигаю кучку монет к ребятам. — Хватит до весны прожить? Чтобы не разбойничать?
— Хватит, — уверенно отвечает Джон. Похоже, в отличие от золота, цену серебра разбойники знают.
— Вот и хорошо. Берите деньги и идите в Немиров. Поселитесь где-нибудь на окраине и ждите. Живите тихо, внимания не привлекайте. Придет время, я найду вас.
— В город? — недовольно сопит Джон. — Это обязательно?
— Ну а чего вам тут одним куковать? А в городе кабак, водка, пиво... женщины...
— Вот-вот… — ворчит Жан. — Женщины… Нет, атаман. Если ты не против, мы лучше останемся здесь.
Не понял? Они что, из тех, кто предпочитает суровую мужскую дружбу нежному женскому обществом? Да, ну…
— Я был уже женат… — словно отвечая на мысли, нехотя говорит Джон. — Дважды… Больше не хочу. До сих пор просыпаюсь весь в поту, когда одна из жен приснится.
— Я тоже… — вторит приятелю Жан. — Почти женился... Вовремя убежал... Ну, их... А водку и пиво купцы нам сами привезут. И даже денег не возьмут, когда узнают, что дорога свободна, и до весны их никто не будет грабить. И так, если ты не против, атаман, мы тебя будем здесь ждать. Обжились уже. Привыкли.
— Не заскучаете?
— В лесу? — удивился Жан. — Да ты чего? Охота, грибы, ягоды... Озерцо опять-таки неподалеку есть. Рыбное... На той стороне, правда, — махнул рукой в дальний угол пещеры. Я даже не понял, о чем он. За горой, что ли? — И волки там как телята. Если с умом подойти, и сразу на стаю не нарваться, то на одних шкурах озолотиться можно. А ты говоришь...
— Ладно. Вам виднее, — закругляю разговор. В конце концов это их дело, где жить. Мне какая разница? У меня другие планы. И в них возвращение не предусмотрено. — Тогда договорились. Ждите меня здесь. Вернусь так быстро, как только смогу. Ну, а если не вернусь — простите. Значит, что-то случилось... не смог.
— Удачи тебе, атаман. Береги себя. А мы дождемся.
Обнялись на прощание, неожиданно крепко, будто не несколько дней знакомые, а не один пуд соли съели вместе. Из дома так тепло не провожали. Даже в груди защемило. Ладно, хоть за околицу провести не пытались...
Я взял коня за уздечку и вышел в ночь, не оглядываясь. Потому что возвращаться сюда больше не собирался… Разве что все пойдет совсем не так, как задумал. Жизнь она такая… любит насмехаться и вставлять палки в колеса излишне самоуверенным.
Глава 26
Хорошо, когда есть конкретная цель и все, что нужно, это ее достичь. Причем не имеет значения в какой срок. Голова освобождается от лишних мыслей, и наступает настоящая гармония, как с самим собой, так и с окружающим миром. Ты становишься свободен от душевных терзаний, построения планов, размышлений о том, что было бы, если бы… ты просто двигаешься по пути к цели, словно выпав из канвы мироздания. Сам по себе. Поскольку в прошлом — там, откуда ты вышел, тебя уже нет и ты ничего не можешь изменить, а в будущем — там, куда идешь, тебя еще нет и, соответственно, ты тоже никак не можешь повлиять на ход событий. Тебя уже нет, для тех, кто остался позади... И еще нет, для всех, кто только должен встретиться, а сейчас даже не подозревает о твоем существовании. Такая промежуточная репетиция смерти для окружающих и всего мира.
Звучит немного грустно, а на самом деле всего лишь пауза. Мир прекрасен. Особенно ранним утром, когда солнце уже взошло и сверкает лучами в каплях росы, но еще не припекает, и ты неторопливо покачиваешься в седле, наслаждаясь свежестью и прохладой, особенно приятной в преддверии жаркого дня.
Одно смущает… Нет-нет, да и проскакивают в голове отрывки каких-то картин или звучат слова, которых я не понимаю. Словно на незнакомом языке. Не очень часто, но все же достаточно, чтобы обратить внимание. Во сне пусть... Иногда такое приснится, самому стыдно. Но наяву… Хотя отец рассказывал, что после ранения в голову с людьми разные странные вещи происходят. Один его знакомый рыцарь, получив булавой по макушке, три дня провалялся без сознания, а когда пришел в себя — заговорил на испанском. Из которой раньше знал только несколько богохульств. При этом напрочь забыв родной язык. Так что мне еще повезло.
Карта, которую я снял со стены, указывала, что в графский замок верстах в тридцати. А это, если не галопом, часов пять. В общем, с учетом обеденного отдыха, к вечеру доберусь. Возможно, даже раньше, чем закроют ворота.
Лес редел... Сначала узкая просека дороги понемногу разливалась по бокам небольшими залысинами, уже не нависая над головой. А вместе с тем, как отодвигалась в стороны стена кустарника, отпускала и настороженность, возникающая при любом непонятном шуршании за спиной. Мало кто там прячется? Ну как прыгнет… Да как зарычит…
Так что на треск хвороста, раздавшегося немного впереди и правее, я даже внимания не обратил. И зря. Поскольку, буквально через минуту, подлесок раздвинулся, и из него выскочил, тяжело поводя взмыленными боками, здоровенный лось. Увенчанная тяжелыми рогами голова лесного великана устало клонилась к земле, ноги дрожали, с вислых губ капала пена, но невидимая пока опасность, не позволяла зверю остановиться, погоняя вперед. То есть, прямо на меня…
Обычно лоси избегают встреч с человеком. Хоть драчуны те еще, но все же не хищники. Вот и сейчас, упершись в меня взгляд налитых кровью глаз, лось на мгновение в нерешительности замер. Эта заминка и решила его судьбу.
Раздался еще более громкий треск, и на опушку вымахнул огромный медведь. Не теряя ни секунды, зверь с ходу махнул лапой, целя лосю в заднее бедро. От мощного удара того буквально развернуло и, с громким хрустом костей, бросило на землю. Казалось, исход боя очевиден. Но лось, в последний момент, сумел как-то вывернуться и ударил острыми рогами медведя в опрометчиво подставленный бок.
Медведь зарычал от боли в распоротом, как ножом, боку и, обильно поливая землю кровью, яростно бросился на неподатливую добычу, терзая ее когтями и клыками. Лось еще вертелся, брыкался, пытаясь задеть врага рогами или ударить острыми копытами, но силы его таяли ежеминутно, а ярость медведя, казалось, только усиливалась.
Впрочем, ничего удивительного. Именно поэтому и называют воинов, не чувствующих в бою боли, берсерками. А еще они в запале теряют рассудок. Вот и медведь терзал добычу, которая уже не подавала признаков жизни, пока не превратил лесного красавца в бесформенную кучу окровавленного мяса. А потом и сам упал рядом, обессиленный от кровопотери.
Не могу объяснить, что именно подтолкнуло меня, но все было так, будто кто-то внутри громко приказал: «Добей!» Толком не поняв и половины слов, я спрыгнул из седла, вынул меч и бросился к медведю. Лесной хозяин тяжело поднял голову, глядя на меня полными ненависти глазами, рыкнул грозно, попытался подняться, но на это сил уже не оставалось. И я, подпрыгнув сбоку, со всего маха опустил клинок зверю на шею. Раз, второй… третий…