– Или сократят на голову.
– Да, так. Кроме того, я не верю в случайность того, что человек, сначала лишенный еврейства, потом родины, вынужденный бежать, не имеющий гражданства, а теперь живущий в изгнании, постоянно твердит об отчужденном человеке.
– А я, держа в руках «Капитал», думал, Маркс ученый. Экономист.
– Он хочет им быть. Частично и является. Этого не отнять. Но собственно экономические места в его сочинении так запутаны и головоломны, что я их не понимаю. Пропагандистские же тексты, напротив, все понимают прекрасно. Там язык образный, ясный. «Манифест коммунистической партии», например, начинается словами: «Призрак бродит по Европе».
– Какой еще призрак?
– Коммунизма. И все силы старой Европы объединились для священной травли этого призрака, утверждает Маркс. Подобными фразами он задает почти библейскую тональность. Читатель чувствует приближение Апокалипсиса. А вам было бы интересно побеседовать с Марксом?
– Боже упаси. Зачем?!
– Такой разговор мог бы, скажем, стимулировать. В конце концов, вы могли бы обсудить великие вопросы человечества. Полагаю, мне вполне по силам организовать такую встречу.
Дарвин взял Библию и сказал:
– Кстати, именно эта книга была со мной во время кругосветного путешествия на «Бигле». Поднимаясь в двадцать два года на борт, каждое слово в ней я принимал за чистую монету.
– О вашем путешествии мне бы очень хотелось узнать побольше.
– У меня осталось несколько экземпляров «Путешествия на «Бигле»». Пройдемте в кабинет. Я подарю вам. Узнаете, что я повидал за те пять лет. Наверное, вам это будет интереснее, чем моя монография об усоногих.
Они вышли из бильярдной. В коридоре доктор Беккет спросил:
– Какое событие тогда произвело на вас самое сильное впечатление?
– Знакомство с жителями острова Огненная Земля. То, что я должен считать этих дикарей своими братьями и сестрами, потрясло меня до основания. И конечно, перевал в Андах. Там, наверху, в окружении каменных гигантов, меня озарило.
Зайдя в кабинет, Дарвин поискал любимое синее перо, нацарапал в книге посвящение, вручил ее Беккету и взял курс прямо на шезлонг. Теперь ему нужно было в положении лежа переварить виски и немного поспать. Иначе у него могли подкоситься ноги, чем он доставил бы домашнему врачу чисто физические хлопоты. Когда доктор с книгой в руке опустил скрипучую дверную ручку, у Дарвина уже закрылись глаза.
Моллюск познания
Он в ужасе вскочил. Который час? Почему в лицо так ярко светит солнце? Чарльз сильно вспотел во сне и чувствовал себя разбитым. Схватил стакан с водой. Язык будто высушили на солнце. Гортань горела.
Ему снился сон, и он попытался, с трудом поднимая голову, удержать хотя бы обрывки. Все остальное испарилось.
Перед глазами ясно стояла сцена, которую он видел за мгновение до того, как проснуться. Его отец приплыл на почтовом британском судне в бухту, где стоял на якоре «Бигль». Чарльз уже издалека увидел великолепный корабль с развевающимся британским флагом весьма внушительных размеров. Когда, сманеврировав, корабль бросил якорь в тесной бухте, отец на лодке отправился к «Биглю». Необычное было зрелище: с той стороны, где сидел дородный старик, маленькая лодка так накренилась, что в любую секунду могла перевернуться. Тощий матрос греб из последних сил. Стоило отцу подняться на борт, как он тут же начал крепко ругаться с капитаном. Речь шла о «выдаче сына», как выразился отец, поскольку у того куда более важные дела, чем ходить под парусом вокруг света. Капитан стоял перед ним и нахваливал Чарльза. Он попадает во все, что бы ни оказалось под прицелом, и в зависимости от того, какая добыча падает с неба, ее или жарят, или аккуратно набивают чучело.
Вспомнив эту фразу, Чарльз расхохотался и окончательно проснулся. Пока вода стекала по горлу, он сел повыше, что в раскачивающемся гамаке требовало некоторой сноровки.
Дарвин выглянул из каюты и увидел, что горизонт прям. Качка, тряска, болтанка закончились; судя по всему, все успокоилось. Шквальный ураган превратился в ровный ветер. Улеглась и тошнота. Она находила на него регулярно, с самого 27 декабря 1831 года, когда «Бигль» с десятью пушками на борту вышел из Девонпорта.
С тех пор прошло больше трех лет, но в этом отношении он так и не смог привыкнуть к жизни в открытом море. Что для человека, совершающего кругосветное путешествие, не мелочь. Чарльз хотел бы иметь чуть больше от моряка. Сейчас корабль стоял в надежной гавани маленького острова у южных берегов Чили.
С вялым желудком, который несколько дней кряду видел только воду и замоченный в бренди изюм (рецепт отца), Чарльз выбросил из гамака ноги, испытывая блаженство: ему и на сей раз удалось пережить морскую болезнь. К чему присоединилось облегчение: отец точно в Англии.
Увидев на полу планшет с письмом и пером, он вспомнил, что, подавляя рвотные позывы, как раз сообщал глубоко чтимому им кембриджскому профессору ботаники Стивену Хенслоу о посылке картофеля. Пока тот сушился на бельевой веревке. Профессор сравнит чилийский картофель с английским и выяснит, в каком они состоят родстве. Пытаясь как можно точнее описать свою находку на участке земли, покрытом раздробленными останками моллюсков, Чарльз, наверно, заснул.
Он вышел на палубу. После нескольких дней, проведенных в душной каюте, свежий воздух пьянил, а от вида на хребты Анд захватывало дух. Дымился вулкан Осорно, красивейшая гора, имеющая форму правильного конуса, вся белая от покрывшего ее снега. Вода вокруг «Бигля» пенилась, а по снастям свистел ветер.
Чарльз, глубоко дыша, уселся с корабельными галетами в защищенном месте, возблагодарил Бога за то, что ураган закончился, и принялся следить за огромной полярной чайкой. Буревестник почти метр в длину охотился на мелкую гагару, которая, то взлетая, то заныривая, как могла старалась уйти от хищника. Но чайка покончила с ней одним ударом.
Кембриджские профессора, вдруг пронеслось у Чарльза в голове, описывают в природе только прекрасное, хорошее, ну, или трогательное, дабы воздать хвалу Всевышнему. Каким буйством красок можно полюбоваться на весеннем лугу, как пчелы опыляют яблони, а дождевые черви разрыхляют землю! Но как же Бог сочетал убийства друг друга его созданиями с учением о мире и любви? Ему явно было нелегко расставить войска так, чтобы «съесть» и «быть съеденным» регулировались сами собой. Для чего, notabene, пришлось принять жесткие решения. Чарльз недоумевал, как он раньше не задумывался об этом противоречии? И что говорит подобная жестокость о его христианском Боге?
Вдруг у него над головой пронеслись сотни тысяч северных буревестников. Никогда еще Чарльз не видел столько птиц, летящих вместе. Потом значительная часть стаи резко опустилась на воду, и та почернела. Гам стоял ужасный, Чарльз почти не слышал подошедшего офицера, который тепло с ним поздоровался, обрадовавшись его выздоровлению.
Ближе к вечеру Чарльз сопровождал капитана Фиц-Роя, который тоже был рад, что ему стало лучше, в гидрографической экспедиции по глубокому узкому заливу, где они увидели поразительное количество тюленей: те во множестве лежали на плоских камнях, покрывая крупные участки берега, и, тесно прижавшись друг к другу, а попутно распространяя чудовищную вонь, крепко спали.
Когда шлюпка проходила мимо скалы, пара тюленей плюхнулась в воду и поплыла за лодкой, с выражением неподдельного любопытства вытягивая шеи. Чарльз передразнил их – тоже вытянул шею, помотал головой, что очень развеселило офицеров, – и поговорил с одним тюленем, который, проявив отменную доброжелательность, рискнул подплыть совсем близко к шлюпке.
Недалеко от элегантной пары черношейных лебедей офицеры пришвартовались и сошли на берег. Под строгим руководством капитана им нужно было измерить маленький мыс, неправильно помеченный на морской карте. Для Чарльза прекрасная возможность прогуляться и осмотреть растения и животных, еще не занесенных в его списки южноамериканских видов.
Вдруг на скале он увидел лисицу, внимательно наблюдавшую за производящими замеры офицерами, и смог тихо подкрасться к ней сзади. Одним движением он достал геологический молоток и раскроил ей череп. Встретившиеся ему местные жители подтвердили, что данный вид лисиц встречается редко, и Чарльз отнес мертвое животное в шлюпку, чтобы потом препарировать и при следующей возможности в одном из больших грузовых ящиков отправить в Англию вместе с картофелем, кое-какими птицами, окаменелостями млекопитающих и разнообразными усоногими крабами.
Вернувшись на «Бигль», Чарльз занялся корреспонденцией, зарисовал в блокноте перья и подробно описал лисицу, после чего испытал безмерную благодарность желудку, который благосклонно принял первый за несколько дней ужин. Он радостно предвкушал целительный сон.
Однако вышло иначе. В середине ночи с 19 на 20 января вахтенный офицер, увидев разгоравшийся вдалеке свет, встревожился и разбудил Чарльза, просившего обращать его внимание на любое природное явление, будь то черепашье семейство, плывущее рядом с «Биглем», или осьминог, резко сменивший окраску на мелководье. Заспанный Чарльз вышел на палубу, поблагодарил офицера за сообщение и наладил подзорную трубу.
Красные массы расплавленной материи взлетали в небо и разрывались в воздухе. Проснулся Осорно, перед глазами естествоиспытателя ярко пылал огонь Земли, отражавшийся в чернильной воде.
Вулкан метал огонь, а Чарльз запоминал впечатления и записывал на бумажке то, что казалось ему важным. Замерял время, ставил пальцы, прикидывая высоту, и поражался размерам горных обломков, беспрестанно вылетающих вверх, в центр огромного ярко-красного зарева, а потом скатывающихся вниз.
На следующее утро Осорно затих и курился. Только Чарльз не мог успокоиться. Ночное видение не выходило у него из головы и вызывало желание подняться в этот таинственный мир камней, производивший адский огонь.
Подгоняемый страстью геолога, Чарльз шел по каменистой земле. Он почти не обращал внимания даже на могучих кондоров с белыми воротничками вокруг шеи, круживших над вершинами Анд и взмахивавших широкими белыми крыльями.