— Потому что я не считаю возможным переступать порог чужого дома без согласия хозяина, — важно пояснил я.
Она снова улыбнулась, на сей раз даже теплее, чем прежде.
— Заходите, сделайте милость!
— Вы не будете против, если…
Я подтянулся на руках и перекинул ноги через подоконник. Рина приняла мой манёвр вполне благосклонно. Оставшись маячить спиной в окне (на случай, если вернётся муж селянки), я продолжил беседу:
— Собственно говоря, не хочу отвлекать вас от забот… — Женщина недоумённо обвела взглядом комнату: в самом деле, что я назвал заботами? Мирно посапывающего в колыбели малыша? Так это же — одна радость! Шитьё, отложенное при моём появлении? Для умелых рук оно тоже не составляет особых проблем… Ну да, я выразился вежливо, но несколько глупо. И в глазах Рины можно было прочитать вполне закономерный вопрос: если я что-то говорю о «заботах», так не имею ли я в виду, что оные скоро посетят этот милый дом? А от такой мысли до тревоги — один шаг, но я не дам его сделать!
— Это просто дань воспитанию, которое мне позволили получить, почтенная, не принимайте мои слова всерьёз. — Я вздохнул, а женщина расслабила плечи. — Я пришёл попросить вас о небольшом одолжении… Так сказать, чисто по-соседски…
— Одолжить немного муки или соли? — Готов поспорить, она не так уж простодушна, как кажется на первый взгляд!
— Вроде того… Вижу, вы умеете и любите рукодельничать?
— Немного. — Она польщённо зарумянилась.
— Дело в том, что я тоже собираюсь заняться шитьём, — чуть замявшись, сообщил я. Глаза Рины чуть округлились, и я поспешил покончить с делом поскорее: — Мне нужен кусок кожи на четыре ладони — или два куска по две ладони, плотная мягкая ткань тех же размеров, нитки и обрезки кожи, из которых можно сплести шнурок… Если, конечно, это вас не затруднит… — Последние слова я проговаривал, глядя в пол и ёрзая по подоконнику. Не о том, не о том мужчина должен просить женщину… вы понимаете, что я имею в виду?
— Ничуть не затруднит. — Я поднял взгляд. Селянка улыбалась. Искренне, беззлобно, но слегка заинтригованно. — А… что вы собираетесь делать?
— Сошью мешочек для подарка. — Есть ли смысл скрывать свои намерения?
— Это подарок для девушки? — О, улыбка стала ещё шире!
— Да. Только не подумайте ничего такого! Она гораздо младше меня, в сущности — ещё ребёнок… Просто в своё время она сделала мне подарок, который меня здорово выручил, и теперь, когда подвернулась возможность, я хочу…
Она смотрела на меня понимающе, немного покровительственно — в принципе, не люблю, когда на меня ТАК смотрят, но здесь и сейчас я почему-то не испытывал никаких отрицательных эмоций…
— Вы умеете шить?
— Не так хорошо, как вы, но на мешочек моих умений хватит, — честно признался я.
Она покачала головой:
— Позвольте вам не поверить.
— Почему же?
— Мастер он и есть Мастер, во всём, за что берётся.
Ай-вэй, и она туда же!
— Вынужден настоятельно просить вас не использовать подобное обращение по моему адресу. — Я постарался, чтобы фраза не прозвучала грубо, но женщина не обиделась, а скорее просто не поняла мой протест. Правда, настаивать не стала:
— Как пожелаете…
— Поймите, у этого титула слишком глубокий смысл, чтобы расшвыриваться им направо и налево… — Я попытался сгладить неловкое молчание, повисшее между нами.
— А мне думается, что я сказала правильно… Я не встречала мужчин, которые ловко управлялись бы с иглой…
— Как это? Лучшие портные мира — мужчины! Да и что далеко ходить: ваш сосед, доктор, тоже частенько занимается штопкой — конечно, не одежды, а людей, но тем нужнее и значительнее его искусство!
— Всё так, но… Те, о ком вы говорите, избрали своими занятиями такие, которые далеки от истинно мужского предназначения. — Ну вот, угораздило же меня нарваться на местного деревенского философа! И что она понимает под «мужским предназначением»? Ох, есть у меня одна версия, но не при женщине её озвучивать…
— Что вы имеете в виду, почтенная? — Сделаю вид, что её слова мне совершенно непонятны. Тем более что так оно и есть. Почти…
— Я говорю о том, что воин не станет брать в руки иглу и нитку.
— Воин? — Я хохотнул. — А я-то здесь каким боком?
— Вы не походите ни на одного из нас… И на доктора — тоже. И на ведуна… А пальцы у вас крепкие, но не такие, как у моего мужа… — Она снова покраснела, видимо, вспомнив о чём-то личном.
Фрэлл, какие пальцы?! А, она говорит о той, первой встрече, когда я подхватил её под локоть… С ума сойти, какие все вокруг наблюдательные! Один я — дурак дураком…
А селянка продолжала:
— Ваши пальцы… Как это сказать… чуткие!
— И почему это означает, что я…
— Мой дядюшка много воевал под королевскими знамёнами, и когда я была совсем маленькая и играла вместе с мальчишками, я слышала, как он говорил, что рука воина должна быть твёрдой, чтобы отразить удар, и чуткой — чтобы вовремя остановиться.
— Хотел бы я познакомиться с вашим дядюшкой…
— Увы, он давно уже сложил голову на полях сражений.
— Сожалею. Судя по всему, он был мудрым человеком… Но всё же вы приписываете мне то, чего нет…
Рина хитро улыбнулась:
— Я никому не раскрою ваших тайн, Мастер.
Тайн? Нет у меня никаких тайн, милая… По крайней мере, о которых ты могла бы знать…
— Так почему же воин не может уметь шить? — усмехнулся я. — Разве владение иглой не сродни фехтованию? Взмах, выпад, укол — всё то же самое! А если взять спицы, то это ещё сложнее: нужно не запутаться в собственных руках…
Я качнулся с пяток на носки, сделав шутливый выпад правой рукой, закрылся левой. Рина смотрела с восхищением — ещё бы, она полностью уверилась в своей правоте! Однако пора и возвращаться…
— Простите, почтенная, но у меня не так много времени…
— Да-да, конечно! — Она вскочила и с каким-то непонятным мне рвением начала копаться в корзинке с принадлежностями для рукоделия. Ткань и нитки нашлись сразу же, а вот за кожей ей пришлось идти в другую комнату. Наконец всё было собрано, помещено в холщовую сумку и торжественно вручено вашему покорному слуге. Правда, уйти сразу же после этого мне не удалось, потому что Рина покачала головой, только сейчас обратив внимание на мой, мягко говоря, не самый элегантный вид. А что поделать, если подол рубашки приходится скручивать и завязывать узлом, а штаны — закатывать?
— Да как же можно…
— Что-то не так, почтенная?
— Эта одежда никуда не годится!
— Разве? А мне нравится… — неуверенно возразил я, но селянка была непреклонна:
— Позвольте, я сниму мерки…
Я подчинился — зачем обижать человека и подавлять порывы, идущие от чистого сердца? Конечно же, она ничего не станет шить — некогда, но сейчас, в эту самую минуту, она чувствует это важным и нужным — ну что ж, пусть будет счастлива!
За снятием мерок нас застал супруг Рины. В первое мгновение он возмутился: как это, его жена — и с чужим мужчиной, потом — узнав меня — то ли испугался, то ли смутился и смог пробурчать только что-то вроде «здрасьте». Я поспешил откланяться, чтобы не мешать, но уже во дворе краем уха услышал причину столь раннего возвращения хозяина к семейному очагу: в лесу снова видели волка. Пожав плечами — ну, волк, и что с того? — я не преминул при первой же возможности углубиться под полог леса, скрываясь от палящих лучей солнца. В самом деле, столько дней без малейшего дождичка! Так и поля совсем пересохнут… Да что — поля! Я тоже не прочь подышать воздухом, который бывает только после сильной грозы — тем особенным воздухом обновлённого мира…
О, а земляника-то поспела! Я не удержался, чтобы не собрать горсточку ароматных алых ягодок. Что ещё нужно для счастья: кружево листвы, мешающее солнцу обжигать глаза, сладкий сок нежных лесных даров, ровная тропинка под ногами, бегущая от одной светлой поляны к другой…
Я остановился только потому, что окружающий мир показался мне неправильным. Словно часть мозаики — вполне подходящая по цвету и размеру — принадлежала совсем другой картинке, а здесь оказалась совершенно случайно, по воле руки того, кто решал головоломку…
И в самом деле волк. Обычный такой волк, несколько крупнее и мощнее средних особей. Ничего особенного, разве что… Тёмно-серый, почти чёрный «воротник». Что-то знакомое… И, простите за неточность, не волк это вовсе. Волчица. А я знаю только одну волчицу в мире с таким окрасом и такими лиловыми глазами…
Короткое тявканье больше походило на смешок. Тяжёлый изучающий взгляд пробежался по всей моей фигуре, словно зверь прикидывал, в какое место удобнее и надёжнее всего впиться клыками. Потом Складки Реальности дрогнули, являя моему взгляду персону, которую я меньше всего ожидал встретить в этих лесах. И которую (чего греха таить?) я совсем не желал видеть…
Не слишком высокая, не слишком низкая, Лэни была из тех, о ком говорят: «всё на месте». Пропорциональная, великолепно развитая, но изумительно изящная. Красивая? Наверное. Я никогда не воспринимал её как женщину. Лайн’А-хари всегда была моим недругом, а пол врагов не имеет особого значения. Конечно, в Реке Времени утекло много воды, но… Вряд ли она изменила своё отношение ко мне, да и я не могу похвастаться тем же. Нет, открыто враждовать не буду — зачем? — но и доверительно-приятельской беседы у нас не получится… К моему глубокому сожалению, потому что это был единственный шанс узнать последние новости из Дома…
Лиловые глаза сузились, тонкие губы дрогнули. Черты лица Лэни можно назвать резкими, но в них есть некая страстная, почти животная привлекательность. Так говорят…
— Какая встреча! — Этим тоном можно было бы ранить сильнее, чем самым изысканным ядом. — Dou Джерон! Позвольте украсть несколько минут вашего драгоценного времени.
Вот это называется влип. По самые уши. Как я выберусь из этой ловушки? Даже представить не могу…
— У тебя дело ко мне, Смотрительница? — Думаете, я нарочно обратился к ней на «ты»? Если бы! Всему виной фрэллов этикет Дома — мне было бы гораздо легче лавировать в лабиринте вежливых условностей, но подобное поведение не дозволено. Не я придумал… Но пойти против — не могу. Будет только хуже, если меня обвинят ещё и в пренебрежении традициями…