И меркнет свет — страница 62 из 70

Прямо за стражей Хассан видел двери тронного зала.

Он повернулся к Кхепри:

– Вы двое сможете их задержать?

Она мгновение поколебалась, но потом кивнула.

– Я пойду один, – сказал он. – Не дайте страже войти.

Кхепри уставилась на него тяжелым взглядом, но потом шагнула вперед и быстро поцеловала.

– Сделай это, Хассан, – сказала она ему в губы. – Я верю в тебя.

Не говоря больше ни слова, она отвернулась, поднялась по ступеням вместе с Гектором и бросилась на стражу.

Хассан подождал, пока не раздастся лязг мечей. Кхепри взяла на себя одну половину стражи, Гектор – вторую. А Хассан понесся вверх по ступеням и услышал, как стражники кричат ему остановиться, но просто пригнул голову и продолжил бежать, положившись на то, что Гектор и Кхепри смогут удержать их.

Они очистили путь к двери, и Хассан бросился к ней изо всех сил.

Но, добравшись до двери, принц засомневался. Он знал, что находится на той стороне. Летия, трон. Шанс, наконец, занять свое заслуженное место короля.

В этот раз он не потерпит неудачи.

47. Антон

Море обрушивалось на голый камень, где когда-то стоял маяк. Сегодня ветер был сильным, а волны наполнены дождем.

Антон не спал всю ночь. Он едва вообще закрыл глаза. Джуд заснул на часок или около того, прильнув к нему. Его тело было теплым, а сердцебиение ровным под ладонью юноши. Антон вспомнил первую ночь, которую они провели вместе вот так, сладкая, неловкая неопытность Джуда превращалась в полную энтузиазма уверенность с каждым поощрением.

«Я нашел тебя. Это значит, ты достаешься мне», – сказал тогда Джуд.

«Это нечестно, – подумал Антон. – Я тоже хочу оставить тебя себе».

Он держал Джуда за руку от самого дворца и не отпускал, даже когда они встали по периметру руин маяка, лицом к морю. Было странно вспоминать, что они с Джудом стояли на башне, когда она пала. Что они свалились вместе с ней.

Джуд притянул Антона в объятия, защищая его от ветра. Он поцеловал его, в то время как над ними бушевала буря.

Отстранившись, Антон не отпустил его, а снова поцеловал. Его щеки были мокрыми от слез.

– Нужно сделать это сейчас, – сказал Джуд, – иначе, боюсь, у меня не хватит сил.

Он оставил еще один поцелуй на щеке Антона и закрыл глаза.

Антон вздохнул и почувствовал, как его накрыло эхом эши Джуда. На мгновение оно охватило его, потянув за глубокую центральную частичку. Пульс Джуда бился под его пальцем жизненной, драгоценной энергией.

Антон коснулся его лица одной рукой и прижался к небу лбом. В груди поднимался всхлип, но он подавил его.

Антон направил свой Дар, ухватившись за эшу Джуда, запуская его в каждую вибрацию. Он искал силу, которую почувствовал в самом начале, хотя тогда и не понял, что это.

Священное слово. Он чувствовал, как оно пульсирует в коконе эши Джуда. Чтобы выпустить ее, Антону придется развязать эшу Джуда с помощью Дара, отпустить ее в мир.

«Я люблю тебя, – беспомощно думал он. – Прости. Я люблю тебя».

Это была мольба. Обещание. Это была громкая дробь его сердца против лишенного милосердия бога. Это был крик одновременно страха и надежды, каждой раны и ласкового прикосновения. Это была сердцевина его, раздетая и голая. Это была правда и сон и нежная точка, где один становился другим. Прикосновение рук Джуда, его милая улыбка, каждая любимая линия его тела, прижатая к нему.

Дар Антона коснулся натянутого узла эши Джуда, и ему ответили сопротивлением. Эша Джуда крепко сжимала священное слово. Она не хотела отпускать его. Джуд не хотел сдаваться.

И Антон не хотел позволять ему.

Но он должен. Он должен быть разорвать священную энергию парня, которого любил, шаг за ужасным шагом. Вот к какому решению они пришли. Вот какой выбор сделали. Даже если какая-то глубокая часть Джуда боролась с ним.

Из груди Антона вырывались всхлипы, когда его Дар потянул за ниточку эши Джуда. Она боролась с ним, словно буря. И в этой грозе Антон увидел его. Увидел их. Стоя на коленях в саду, Антон бросил горсть земли в Джуда, а тот дал отпор, повалив его на землю. Стоя в толпе, Джуд обнимал его за плечи, их лица были повернуты к ночному небу, в котором вспыхивали красочные цвета, и толпа вокруг них кричала от радости. Джуд, старше чем сейчас, его лицо морщинистое и худое, целует спящего Антона в лоб.

Ничто из этого он раньше не видел, даже во снах, в которые попадал.

«Что это?» – хотелось крикнуть ему. Последняя попытка его разума помучить его? Мечта о жизни, которой у него никогда не будет? Еще одно видение, которое будет преследовать его до конца дней?

48. Хассан

Дверь захлопнулась за спиной Хассана.

Он стоял на краю наполненного тишиной тронного зала. После хаоса битвы, бушующей в коридоре, здесь его накрыла безмолвная неподвижность.

– Я надеялась, что ты скоро придешь, – голос его тети эхом отразился от стен зала.

Она подвернула зеленый кафтан до колен и опустила ноги в покрытый плиткой бассейн под троном и пирамидой, над которой он стоял. Ее волосы были распущены. В слабых пальцах одной руки она сжимала кувшин с вином.

– Выпьешь, племянник? – предложила она ему.

Хассан пересек комнату, направляясь к ней.

– Все кончено, Летия. И мы оба это знаем. Армия моей матери стоит у твоих ворот, и твои силы не сравнятся с ее.

– Хм-м, – ответила она.

– Ты хочешь сказать что-то еще?

– Ты убьешь меня, Хассан? – спросила она, медленно произнося слова, и стало понятно, что она уже выпила большую часть вина.

– А придется? – спросил он. – Или ты сдашься и покончишь с этим?

Он уже знал ответ. Но пришел сюда, надеясь услышать другой.

– Я думала, что твой отец примет поражение, – заметила Летия. – Тихо уйдет и отдаст трон. Но я ошиблась. Знаешь, что он сказал, прежде чем ему отрубили голову?

Рука Хассана дернулась. Он хотел знать, хотел знать так сильно, что сжималось сердце. Но не знал, сможет ли слушать слова отца, пересказанные губами убийцы.

– Он сказал: «Ты можешь забрать трон, но Хассан – судьба Херата», – сказала Летия. – Судьба. Я всегда ненавидела это слово. Для таких людей, как я, нет великих судеб, потому я создала свою сама. Кто из твоих любимых королей или императоров может сказать то же самое? Все, что у них было, им дали, а мне пришлось брать самой.

– И тебе было плевать, кому для этого нужно причинить боль, – ответил Хассан, – если в итоге ты получишь власть, о которой мечтала. Неудивительно, что вы с Палласом так хорошо работали вместе.

– Паллас, – сплюнула Летия. – Я знала, что ему нельзя верить. После того что он сделал с другими пророками.

– Ты знала об этом? – резко спросил Хассан.

Летия повернулась к нему, вскинув бровь:

– Думаешь, я не узнала все, что могла о человеке, который называл себя Иерофаном, прежде чем согласиться помочь ему? Я выяснила самые темные его секреты, чтобы, если понадобится, можно было использовать их против него. Конечно же, судя по всему, об этом позаботился кто-то другой.

– Повезло тебе.

– Я удивилась, узнав, что он убил других пророков, – призналась Летия. – Мне пришлось лишь раз поговорить с ним, прежде чем понять, что он не из тех, кто любит делиться. Я всегда старалась не подрывать его власть в отличие от других пророков.

– Ты имеешь в виду то, что они хотели помешать ему забрать эшу бога, – сказал Хассан.

– Ему это точно не понравилось, – ответила Летия. – Но убил он их не поэтому.

– Тогда почему? – спросил Хассан, тут же жалея об этом. Летию его вопросы позабавили. Ей удалось вызвать у него интерес. Она дразнила его информацией, в которой он нуждался. Тянула ли она время? Торговалась? Или просто играла, как ей обычно и нравилось делать?

Она вытащила ноги из воды и снова опустила кафтан на лодыжки. Потом ступила к Хассану, оставляя за собой лужу.

– Ты на самом деле хочешь знать?

Он колебался.

– Я расскажу тебе, – продолжила она. – Другие пророки узнали о том, о чем он не хотел им сообщать. План, который так не понравился Палласу, что он убил их, прежде чем у них что-то получилось.

Ее слова царапали память Хассана. Воспоминания о Палласе прямо перед его смертью: «Других пророков испугали мои намерения, но их план был обречен на провал».

– Они пытались создать новых пророков, – сказала Летия, наблюдая за лицом Хассана, чтобы понять какой эффект оказали ее слова.

– Что? – спросил едва слышно Хассан. – Ты лжешь.

– Зачем мне это делать? – спросила она. – Это же логично, разве нет? Ничто не угрожало власти Палласа больше, чем возможность, что его место займут другие. Это было последнее предательство. Потому им пришлось умереть.

У Хассана кружилась голова.

– Зачем ты мне об этом рассказываешь?

– Считай это прощальным подарком.

И прежде, чем Хассан понял, что происходит, она обнажила меч, висевший на поясе.

Хассан сделал неуверенный шаг назад и поднял руки.

– Что ты делаешь?

– Я не позволю им пленить меня, – ответила она.

Хассан замер на месте.

– Прощай, Хассан.

Она вонзила меч в свою грудь, а Хассан в ужасе наблюдал, как ее кафтан становится темным от крови. Покачнувшись, она сделала один, два шага назад и свалилась в бассейн с водой.

– Нет! – закричал Хассан и нырнул за ней.

Но было уже слишком поздно. Из ее рта текла кровь, она лилась из ее груди, окрашивая воду розовым. Летия ахнула, давясь кровью, когда Хассан обнял ее худощавое тело в напрасных попытках закрыть рану.

– Нет, нет, нет, – молил Хассан, всхлипывая.

Ее тело забилось в конвульсиях в его объятиях. Глаза опустели. А потом она замерла.

Хассан не мог сказать, как долго сидел вот так, наполовину погрузившись в воду, прежде чем двери тронного зала распахнулись и внутрь вбежали Гектор с Кхепри.

– Хассан! – крикнула Кхепри. Она замерла, увидев его, а затем бросилась к нему, вытащив его из воды, подальше от тела Летии.