– Это ваш конец.
Конец мира был здесь, и, как и предсказал Антон, они никак не могли его остановить.
53. Эфира
Эфира в ужасе наблюдала, как Гектор падает на землю. Ее тело обратилось в камень.
Слова бога гремели над ней, но Эфира едва слышала их. Хассан и Кхепри бросились к Гектору, но они знали, что уже слишком поздно. Все они знали. Они почувствовали это в тот момент, когда эша Гектора замолчала.
Священное слово пронеслось сквозь Эфиру, словно буря.
«Ты можешь это сделать, – подумала она, – ради нее. Ради нее ты сможешь. Ради них всех».
Это была ее задача. И всегда была. Она – Бледная Рука Смерти, пожинающая монстров, убийца людей и богов. И вот последняя жизнь, которую она заберет.
Девушка сделала шаг к богу.
Он отреагировал незамедлительно и повернулся к ней:
– Думаешь, я и тебя не смогу убить?
Эфира не останавливалась. Она шла к богу, к его ухмылке, насмешке на лице ее доброй и любящей сестры.
– Просто потому, что ты ее сестра, просто потому, что ты вернула меня, это больше не защитит тебя, Эфира.
Когда Эфира наконец заговорила, то обратилась не к богу, а к Беру.
– Беру, – позвала она, срывающимся голосом. – Помни, что я тебе сказала.
Бог поднял руки. Молнии ударили в голую скалу.
Эфира не отступила.
– Я никогда, никогда тебя не брошу.
– Хватит. Мы оба знаем, что ты это не сделаешь. Не убьешь ее.
Но Эфира не остановилась. Она подошла к богу поближе, достаточно близко, чтобы коснуться его.
– Прости, Беру, – сказала она. – Я тебя люблю.
Она закрыла глаза и обхватила пальцами запястье Беру вокруг черного отпечатка руки.
Священное слово прожгло их обеих.
54. Беру
Беру не помнила свою первую смерть. Она помнила только то, что было после, цепкую хватку сестры за руку и тишину, окружившую их.
Но теперь она чувствовала, что каждая секунда растянулась на целую жизнь.
Священное слово сверкнуло над богом, и Беру почувствовала, как оно бежит по ее венам. Этот жар обжигал ее до костей.
В ее голове бог вопил. Он помнил холодный свет создания. Мучения тех первых веков. Агонию становления чем-то.
И Беру это помнила. Как мир появился в хаосе, темноте и свете.
Смерть была похожа на это.
Судороги бога охватили и ее. Он вспыхивал, как звезда, яркая и горячая, проглатывал холодное, темное пространство вокруг себя.
Она ждала мгновения, когда он сожжет ее в ничто, но оно так и не наступило.
Внутри она чувствовала свое присутствие сильнее, чем раньше. Нити вибрирующей эши сплетались вокруг нее.
Вот чем когда-то был бог, поняла она. Он был всем.
И, когда пророки убили Бога, его отрезали, оторвали от эши остального мира.
Голос в ее голове, создание, взявшее контроль над ее телом, не было богом. Точнее, это была только его часть.
Теперь она это видела.
Она видела все позабытые части.
«Я знаю тебя», – подумала она, когда почувствовала, как эша мира тянется от нее. Как и когда-то, бог был всем, он был и ею.
Бог кричал внутри нее, и Беру окликнула его:
«Ты любил их. Любил их, созданных тобой существ, которые стали меньше и больше того, что ты задумал. Ты любил их, даже несмотря на их злость и эгоизм. Ты любил их в горе и радости, в их изъянах и во всем, что не мог понять».
– Нет.
«Ты любил их, даже когда они предали тебя».
Она помнила. Его творения, смертные, созданные им. Как они сделали бога большим, чем то, чем он когда-то являлся. Как они дали ему слишком много силы. Как они создали собственные воли, как и он когда-то свою.
«И даже теперь ты их любишь».
– Ты ошибаешься.
«Я вижу это в твоем сердце».
– Любовь для людей.
«И для богов».
Беру потянулась к богу, каждая ниточка ее эши натянулась, пока он продолжал гореть.
«Я знаю твое сердце. Оно и мое. Я знаю твой разум. Он и мой. Я знаю твою любовь. Она и моя».
Голосом, заставившим небеса содрогнуться, Беру произнесла имя бога. Имя, жившее в его сердцевине, связывающее его, распустившее его. Оно не было похоже на имена, которые себе давали смертные, но имя, существовавшее в языке всех, языке, который составлял вселенную, в вибрации и резонансе, громе и свете.
Она произнесла имя бога, но это было и ее имя.
Имя девочки, прощавшейся с сестрой в тени акации. Девочки, нанизывающей бусинки и стекло на нитку, выискивающей красивые вещички в уродливом жестоком мире. Девочке, стоявшей рядом с Гектором в тайном гроте, неспособной скрыть наполнявшую ее сердце любовь, словно выливающаяся за края чаши вода.
Девочке, которая жила, умерла, а потом жила снова.
Имя было ношей, горем и искуплением. Оно было любовью, радостью и добротой. Оно было злостью. Оно было яростью, успокоенной любовью. Оно было надеждой. Воскрешением и перерождением.
И бог ответил ей, окликая, пока их голоса не превратились в один и Беру больше не слышала его, больше не чувствовала его волю отдельно от своей.
Она пропела имя бога, и вселенная ответила.
Тьму пронзил свет.
Беру чувствовала, как дыхание наполняет легкие. Она встала на ноги и увидела под собой скалу, обожженную и ставшую ярко-белой в узоре многоконечной звезды. Она стояла в ее центре.
У ее ног на земле сидела Эфира, обхватив руками голову и защищаясь.
Беру протянула руку и коснулась ее плеча. Эфира вздрогнула, но потом убрала руки от головы и подняла взгляд на Беру. Ее глаза были полны слез.
– Беру?
– Это я, – подтвердила Беру. – Но и… не я.
– Бог. Он… его нет? – спросила Эфира.
Беру покачала головой:
– Он теперь часть меня.
– Что это значит?
– Что я больше не наврежу тебе. Не сделаю больно. – Она оглядела остальных, замерших на месте и взирающих на нее в ужасе и изумлении. – Никому из вас.
Ее взгляд нашел место, где лежало тело Гектора. Над ним сидели Хассан и Кхепри. Беру подошла к нему, заметив, что Хассан вздрогнул при ее приближении.
Она почувствовала натяжение смертного сердца в груди, почувствовала резкую боль утраты, даже понимая, что она – по крайней мере, ее часть – убила его. Но даже эта боль отличалась от той, которую она испытывала, будучи просто человеком. Она чувствовала, как его эша, священная энергия, которая принадлежала именно Гектору, растворяется в воздухе и возвращается в землю. Возвращается в нее. И на мгновение она увидела, что с ней станет: она обретет новую форму, станет новой жизнью.
Она повернулась к другим. Антон смотрел на нее, и на его бледном лице была написана усталость. Рядом с ним сидел Джуд, полный горя и надежды. Илья осторожно рассматривал Беру. Кхепри смотрела на нее с восхищением и некоторым страхом, но не без искры храбрости, которая всегда задерживалась в ее глазах, словно она готова бросить вызов миру, если понадобится. На лице же Хассана были написаны задумчивость и подозрение.
И наконец Эфира, смотревшая на Беру с любовью. Всегда с любовью.
– Я не та девушка, которую ты хотела спасти, – сказала она Эфире. А потом обратилась к остальным: – Но и не древний бог, которого вы хотели убить. Бог мертв. Как и девушка.
– Тогда что ты такое? – спросил Антон.
Она рассказала им правду.
– Не знаю. – Она больше не была смертной. Но ее смертное сердце продолжало биться. – Но можете быть уверены, я вам не наврежу. Не наврежу людям.
– И как мы можем в это верить? – спросил Хассан.
– Наверное, вам просто нужно поверить.
И она докажет, что заслужила эту веру.
55. Антон
Антон наблюдал, как яркий свет обволакивает Беру или то, что когда-то было ей. Он поднял руку, чтобы прикрыть глаза, и, когда свет погас, ее уже не было.
Долгое мгновение никто не говорил. Единственным звуком был шум моря, разбивавшегося о скалы, и ветра, шумящего в развалинах маяка.
– Мы ему верим? – спросил Хассан, нарушив молчание. – Ей? Что, если она просто завершит то, что начал бог?
Взгляд Антона метнулся к морю. Говорил голос Беру, а не бога. Если сказанное ею была правда, то бог мертв.
– Я верю ей, – твердо сказан Антон.
Эфира была необычайно тиха и просто смотрела на то место, где только что стояла Беру. Кхепри стояла ближе всего к ней и, сделав шаг вперед, нежно положила руку ей на плечо. Эфира вздрогнула от прикосновения.
Джуд тоже молчал. Он стоял на коленях в паре шагов от тела Гектора и неподвижно смотрел на него. Антон позволил другим голосам скользить мимо него и подошел к Джуду. Молча обнял его, Джуд откинул голову ему на плечо и зарыдал.
– Это должен был быть я, – прошептал Джуд. – Если бы я просто довел все до… – Его слова прервал влажный всхлип.
Антон ничего не сказал. Он не сомневался, что они поступили правильно. Что и Гектор в это верил. И позже, когда пыль уляжется и Гектор упокоится с миром, Антон так ему и скажет. Он выжжет эти слова на коже Джуда губами и руками.
Но пока что он просто обнимал его и не отпускал.
Джуд и Хассан подготовили тело Гектора. Они отрезали локон его волос и положили в реликварий с елеем. Джуд произнес слова благословения, и Хассан, Кхепри и Антон подожгли погребальный костер. Дым спиралью уходил к заходящему солнцу.
Когда от пламени остались только угольки, а небо потемнело, они пустились в путь. Сначала Хассан и Кхепри, пригласив всех вернуться во дворец и отдохнуть. Потом Илья и Эфира. И наконец остались только Джуд и Антон.
– Тебе нужно идти, – сказал Джуд Антону. – Ты выглядишь измученным.
– Я могу остаться с тобой, – тут же ответил он. – Я не против.
Джуд слабо улыбнулся ему, коснулся его щеки и поцеловал в лоб.
– Иди. Я хочу побыть один. Немного.
Антон прикусил губу, но взволнованно кивнул. Сердце болело. Но вместо того, чтобы отвернуться, он шагнул к костру и положил руку на обожженный кусок дерева, все еще теплый после костра.