– Я позабочусь о нем, обещаю, – произнес Антон.
И только тогда развернулся и пошел прочь по дороге во дворец.
На каждом повороте его встречали свидетельства разрушений, учиненных богом. Здания были раздавлены, их остатки перегораживали улицы. Небольшие костры дымились в разных частях города, а соседи вместе пытались их убрать. Некоторые жители толпились в разрушенных проходах, раненные и сбитые с толку, а незнакомые им люди старались отвести их в безопасное место.
Но в результате Антон видел только признаки тихой радости и стойкости. Люди выходили на улицы, говорили и даже смеялись, вместе пили вино и ели. Голоса соединились в песню, эхом отдававшуюся от крыш.
Эти звуки радости провели Антона сквозь разрушенные дворцовые ворота. Толпы людей высыпали из главного двора. Кто-то сидел на осыпающейся стене и запускал яркие, алхимические фонарики в темное небо. Из банкетного зала доносилась музыка, и Антон видел, что люди там танцуют и пьют. Тьма отступила. Мир снова ожил.
Он обошел банкетный зал и вошел через другой вход. Потом поднялся по лестнице и гулял по незнакомым коридорам, пока не нашел открытую спальню.
Только оказавшись внутри, он ощутил, как на самом деле устал. Он не спал всю предыдущую ночь, не желая пропустить ни секунды того, что считал последними часами рядом с Джудом. И процесс обращения к прошлому, разговор с другими пророками, встреча с богом забрали у него почти все силы.
Он свернулся калачиком на помятых простынях и, возможно, впервые в жизни тут же уснул без сновидений.
Чьи-то пальцы гладили Антона по волосам. Из его груди вырвался тихий вздох.
Прикосновение исчезло, и Антон заворчал от досады.
– А, так ты проснулся, – дразняще произнес Джуд.
Антон открыл глаза и увидел мечника, сидевшего на краю его кровати.
– Доброе утро, – произнес Джуд голосом, полным любви.
– Уже утро? – спросил Антон. Почему он считал, что проснется, когда Джуд вернется? Новогардиец потер лицо. – Я проспал всю ночь.
– Ты проспал три ночи, – исправил его Джуд. – И два дня.
– Что? – Антон резко сел.
– Ну, где-то посередине ты проснулся и съел столько хлеба, сколько сам весишь, – исправился Джуд. – А потом снова уснул. А потом проснулся посреди ночи и постарался убедить меня жениться на тебе.
– Нет, неправда, – сказал Антон, сражаясь с улыбкой, пусть он и покраснел от смущения.
– Да, правда, – заверил его Джуд. – Ты расстроился, когда я сказал, что мы уже женаты.
Антон схватил его за рубашку.
– Хватит дразнить меня.
– Я не стал бы этого делать, – торжественно произнес Джуд и позволил Антону увлечь его в медленный, сонный поцелуй.
– А как ты? – спросил Антон, отстранившись и убрав волосы со лба Джуда. – Ты вообще поспал?
– Немного, – ответил Джуд. То есть нет.
– Так что произошло, пока я спал? – спросил Антон. – То есть… Беру. Бог. Где она теперь?
– У нас есть новости, – ответил Джуд. – Слухи о том, что бог снова появился в Эндаррионе. В Тарсеполисе. Поговаривают, что он отстроил Бехезду. Больше нет мора. Никаких огненных бурь или вулканических извержений. Кажется, наступил мир.
– Ты говорил с Эфирой? – спросил Антон.
– Немного, – ответил Джуд. – Она в порядке.
Антон кивнул. Он знал, что есть что-то еще, но сейчас не стал бы доверять суждениям Джуда.
– Наверное, люди гадают, что случится, если они снова вызовут гнев бога?
Джуд покачал головой:
– Может, и гадают, но, кажется, мы с тобой знаем правду. – Он взял Антона за руку и поднес ее к губам. – Она не станет снова вредить нам. Это все еще Беру, в каком-то смысле. И она будет защищать ту часть себя. Смертную часть. Ту, что любит нас.
– Ты в это веришь, – сказал Антон.
– Я выбираю в это верить, да, – ответил Джуд. – Есть еще кое-что.
На лице Джуда появилась тихая, светящаяся улыбка, которая затронула сердце Антона.
– Что такое?
– Помнишь, что бог уничтожил все Реликвии и Дары?
– Кажется, да, – сухо ответил Антон, сощурившись.
– Кое-что произошло, когда богиня… переродилась, – сказал Джуд. – Не знаю, как это объяснить, но я почувствовал…
– К тебе вернулся Дар? – спросил Антон.
Джуд немного помолчал.
– Почти. Он теперь другой.
– Что ты имеешь в виду?
– Он не мой, – ответил Джуд. – Он просто есть, я могу воззвать к нему, использовать его, но он больше мне не принадлежит. И так не только у меня, а у всех.
– У всех Одаренных?
Джуд покачал головой:
– У всех.
Антон смотрел на него, моргая.
– То есть все могут призвать Дар?
– Кажется, так, – ответил Джуд. – У некоторых получается лучше других. А некоторые лучше чувствуют конкретные Дары. Я думаю, что, когда мы использовали священное слово против бога, оно не просто стало частью Беру. Оно стало частью всего. И его эша теперь каким-то образом связана со всеми в мире. И ее хватит, чтобы мы могли к ней обращаться и использовать ее силу.
– Это… – Антон не договорил. Он не понимал, что именно это значит. Может, это опасно.
А может, и невероятно.
– Можем поговорить об этом попозже, – пообещал Джуд. – А теперь одевайся и пойдем завтракать.
– У меня есть идея получше, – возразил Антон и украл у него еще один поцелуй. – Мы остаемся здесь, ты снимаешь одежду, и мы… эй!
Джуд бросил рубашку в голову Антона, и тот недовольно надел ее.
– Сегодня важный день. Не стоит опаздывать, – сказал ему Джуд.
– Почему? Что происходит? – спросил Антон, натягивая штаны.
Джуд улыбнулся:
– Коронация короля Хассана.
56. Хассан
– Ты уверен, Хассан? – спросила Кхепри. Ее руки задержались на воротнике его парчового кафтана, на который она приколола золотого скарабея.
Хассан осмотрел себя.
– Выглядит неплохо.
На губах Кхепри появилась кривая ухмылочка:
– Я не про одежду.
Он схватил ее за руки:
– Уверен. Это то, что нужно Херату. Ради его будущего.
– Многие с этим не согласятся, – возразила девушка.
– А ты?
Мгновение она не отвечала и опустила взгляд на их сцепленные руки.
– Ты знаешь, что думаю я, – наконец ответила она. – Всегда думала.
Он поцеловал костяшки ее пальцев.
– Надеюсь, ты вспомнишь, что только что сказала, когда будешь сидеть на пятидесятой встрече по поводу закона о налогах вместе со мной.
Кхепри застонала и уперлась лбом ему в плечо.
– Кстати, где твои братья? – спросил Хассан.
– Они с Зарин, – ответила Кхепри. – Помогают с освещением.
– Это меня и беспокоит.
За их спинами открылись двери.
– Хассан! – воскликнула его мать. – Все ждут тебя в тронном зале.
Она задержалась на пороге, не отводя нежного взгляда от Хассана.
– Что такое? – спросил он.
Она сделала шаг к нему и провела руками по его плечам:
– Твой отец так гордился бы тобой.
Хассан слабо улыбнулся ей и ступил вперед, чтобы обнять ее. Предвкушение и волнение сжимали его нутро. Он надеялся, что она права, что его отец гордился бы тем, кем стал Хассан и что он собирался сделать.
Зарин действительно постаралась с освещением, не мог не признать Хассан. Золотистый свет мерцал под водой, окружавшей помост в форме пирамиды. Солнечный свет струился через открытый потолок, освещая трон на ее верхушке. Даже нарисованный на стене сзади сокол, казалось, горит.
Кхепри осталась на краю бассейна, Хассан и его мать поднялись по ступеням на вершину пирамиды, а следом за ними – хранитель короны. Согласно традиции, чтобы нести позолоченный ларец с короной Херата, избирали обычного человека, не дворянина. Ради это священного долга Хассан выбрал знакомое лицо – Азизи, мальчика-беженца, с которым Хассан встретился на агоре Паллас Атоса столько месяцев назад. Он вместе с остальными беженцами вернулся в Назиру предыдущей ночью.
Хассан улыбнулся мальчику, его сердце разрывалось от радости, что ему удалось сдержать обещание, данное ему. Что он сделает Назиру безопасным местом для возвращения. Азизи не улыбнулся в ответ, стараясь изо всех сил выглядеть серьезным и торжественным, пока с благоговением нес корону к вершине пирамиды.
Хассан оглядел толпу в тронном зале, которая стояла и в открытых дверях, и на ступеньках в центральном дворе. Возможно, она тянулась через разрушенные дворцовые ворота и выходила на дорогу Озмандит.
Но тут в первых рядах он заметил друзей: Антона, Джуда, Эфиру, Илью и Зарин. Отсутствие Гектора все еще казалось свежей раной в груди, но лица остальных служили бальзамом. Даже Эфира выглядела счастливой и улыбалась впервые за много дней.
Хассан вспомнил, каково было целую жизнь назад увидеть сон о триумфальном возвращении в Назиру и его коронации. Но теперь, когда он стоял здесь, все было не так, как он представлял. Тогда это казалась концом.
Теперь же это казалось началом.
Азизи открыл позолоченный ларец, и мать Хассана подняла корону вверх. Золотые лавровые листья составляли венец. Эту корону носили все монархи с тех пор, как первую Корону Херата – Реликвию разума – спрятала Потерянная Роза.
Хассан склонил голову, и мать короновала его. Собравшиеся взорвались криками и упали на колени.
Хассан подождал, пока шум затихнет, и ступил вперед.
– Народ Херата, – произнес он, и его голос разнесся над толпой благодаря изобретению-скарабею на кафтане. – Для меня честь быть коронованным вашим королем. Мой отец восседал на этом троне более двух десятилетий. Он погиб в попытке защитить эту страну от тирании и фанатиков, чтобы сохранить наследие света и мудрости, подаренные нам пророком Назирой две тысячи лет назад.
Хассан перевел дыхание и отыскал взглядом Кхепри в первом ряду толпы. Его накрыло то же чувство, которое он ощутил, когда впервые увидел ее. Ощущение цели и энергии. Словно начало чего-то настолько большого, что он еще не до конца понял.
– Клянусь служить этой стране всю свою жизнь, – продолжил он, – но мое правление как вашего короля закончится ровно через год.