Священник застонал, потянулся ко лбу, но непослушная рука замерла, не добравшись даже до горла. Из расстегнувшейся рубашки в ладонь выпал маленький медный крест.
— Господи, ты дал мне душу, и только ты можешь ее забрать, — взмолился Малейн. — Но ты не дал мне силы, чтобы противиться Врагу твоему. Я искренен в сердце своем и разум мой прозрачен для тебя. Господи, призываю тебя в душу мою, и в сердце мое, и в разум мой. Все это твое. Отныне, всегда и вовеки веков. Забирай…
И снова, как и несколько недель назад, Малейн шагнул в сторону, пропуская ненасытного Нечистого. Огромная мыслительная энергия бурлила где-то рядом, скручивала забытый ментальный щит, выжигала навыки и привычки.
Священник поднялся, выдернул из головы перстень и, натянув его на средний палец, неторопливо зашагал к адепту Нечистого. Темный брат побледнел от страха и усилий, качнулся, собираясь упасть в обморок. Четким прямым ударом Эдвард загнал врагу перстень в лицо, осторожно высвободил палец.
— Упокой, господи, несчастную душу его, — прошептал священник.
Проснулся Эдвард оттого, что его тряс за плечо Сагенай. Малейн сел в постели, поежился от проникшего под одеяла утреннего холода.
— Что случилось? Уже прошло четыре часа? — сонно спросил священник.
— Нет, — лучник уселся на постели.
— Тогда что? — все еще не полностью проснувшись, переспросил Малейн.
— Там впереди, — Сагенай неожиданно перешел на шепот, — милях в двадцати отсюда, не меньше — засада. Я уловил обрывки мыслесвязи. Дальней, нечеткой, но несомненно не нашей. Я думаю, что это слуги Нечистого, которые приплыли на корабле. Вряд ли засада будет очень большая, но ведь и нас немного.
Резко проснувшийся Малейн хмуро задумался. Даже если он сейчас поднимет отряд и погонит вперед скорым ходом, противник все равно успеет подготовиться. И без особых проблем отправит на суд святого Петра два десятка измученных душ. Не самых плохих душ на свете, между прочим…
— Что с тобой? — опасливо спросил Сагенай. Молодой лучник протянул руку, огладил воздух перед собой. — У тебя пропала аура. Ты словно умер…
— Так, — невесело подумал Малейн, — сны начинают сбываться. Мое подсознание, не выдержав чужого давления, отключило центр, усиливающий мозговой сигнал. И я превратился в труп-невидимку. Интересно, а способность к мыслеречи осталась? Скорее всего да, ведь мыслеречь не может нанести организму прямой вред.
Но проверять свою догадку Малейн не стал. Адепт Нечистого мог с легкостью уловить даже слабый и далекий сигнал.
— Ничего страшного, — откликнулся священник. — Я здоров, не сошел с ума и не запутался в липких чарах Нечистого. Можешь сказать часовым, что мы остаемся здесь на целый день. Завтра нам нужно будет подготовить дальнейший план действий. С учетом изменившейся ситуации.
Сагенай поднялся, поправил постель и, насвистывая марш лучников, двинулся к часовым. Малейн откинулся на сумку, положил прохладную, жесткую ладонь на лоб, собираясь обдумать сложившуюся ситуацию, но уже через несколько минут перед глазами все поплыло, отяжелевшие веки прошкрябали по глазам, и Эдвард, тяжело выдохнув в длинные рыжие усы, заснул. На этот раз без сновидений.
Под вечер отряд зашевелился. Киллмены вылезали из под одеял, трясли занемевшими руками, грели перед костром одежду. Дождь прекратился, но низкие тучи полностью скрывали солнце. С недальнего севера дул холодный, порывистый ветер. Посреди лагеря, на очаге из округлых камней, варилась еда. Мягкие пшеничные зерна перекатывались в липком клейстере каши. Рядышком Кивин поджаривал, подвесив за жабры, полтора десятка морских окуньков.
— Хорошо живем, — донесся из-за спины чей-то грустный голос. — Еда, тихо, спокойно… Словно не степь вокруг незнакомая, а родной тайг, в полумиле от деревни.
— Хорошо живете? — переспросил Эдвард. — Тогда давайте-ка на разминку, для нагуливания аппетита.
— Для нагуливания — гулять надо, а не бегать по степи и разминки по утрам делать, — пробурчал себе под нос ленивый Андрес. Широкие плечи возмущенно зашевелились, но через некоторое время киллмен уже стоял в строю, зажав в руке непривычную пику.
— Делаешь шаг вперед, — объяснял многоопытный Кивин, — ударяешь сначала наконечником в грудь, а затем древком в подбородок или по лицу. Этот прием называется маятник. Хотя, конечно, к часам он имеет очень сомнительное отношение.
— Да на хрен эта глупость нужна? — презрительно произнес Андрес. — Я из лука ему стрелу с сорока ярдов в глаз всажу. Так, что она из затылка вылезет.
— Со стрельбой — это к Сагенаю, а у меня ты будешь пикой махать, — отрезал пожилой киллмен. — Давай!
Андрес широко замахнулся и на удивление медленно ударил. Кивин, не выдержав, сбил его с ног коротким ударом.
— Может все-таки будешь тренироваться?
Андрес поднялся из грязи, стряхнул с черных кожаных штанов рыжий ком глины, и поудобнее перехватив деревянную пику, кинулся на Кивина. Опытный киллмен легко уклонился, ткнул древком в ноги и раскрытой ладонью подтолкнул падающего лучника.
На шестой раз Андрес остался лежать на траве. Широкоплечий воин тяжело дышал, вены на лице вздулись, плечи дрожали от гнева, но вставать он не собирался.
— Ладно, подымайся… — Кивин подошел, протянул руку. — А пикой владеть можно и научиться. Я вот тоже из лука пострелять могу…
Где-то через час Малейн прекратил занятия. Раскрасневшиеся, довольные воины собрались вокруг костра. Двадцать здоровых, сильных, готовых к бою мужчин.
— Впереди засада, — негромко произнес Малейн. — И сейчас нам необходимо решить, что мы будем делать дальше.
— А с чего ты взял, что впереди кто-то есть? — раздалось с задних рядов. — Неужто ты веришь байкам Сагеная об обрывках мыслесвязи? Он что, аббат, что ли? Разговор за двадцать миль слышать?
— Он, может, и не аббат, — откликнулся Малейн, — да только сущность-то не меняется. Корабль не он один видел, а на судне, кроме рабов Нечистого, плавать больше некому.
— Так а что, если мы знаем где засада — обойдем ее, да в тыл ударим! — выкрикнул Нели.
— Ударить не получится. — Кивин вздохнул, уперся подбородком в древко. — Нас не за этим послали. Наша цель — хрусталь привезти, а не лемутов перерезать. В этом-то вся загвоздка. Караван только вдоль берега пройти сможет, там где песок мокрый, плотный. В нем колеса не сильно вязнут. А по голой степи телеги вовсе не проедут. Да и как вы в этой пустоши укрыться надеетесь? Здесь же кроме травы ничего не растет. Да и та по щиколотку. Не проползти, не то что лорсов с телегами спрятать.
— Спасибо, — Малейн положил Кивину руку на плечо. — Теперь всем понятно?
Люди подавлено молчали. Только тугодум Андрес, задумчиво выпятив заросший щетиной подбородок, что-то негромко бормотал.
— Нам придется ударить по лемутам в лоб. — Эдвард поднялся, оглядел сидевших перед ним людей. — Но не думайте, что теперь, когда мы предупреждены об опасности, ловушка нам не страшна. Мы, конечно, вышлем вперед разведчиков, но враги от этого слабее не станут. А ведь это, скорее всего, сильный отряд. Адепты Нечистого потеряли двоих посвященных, пытаясь остановить нас. И в третий раз надеяться на такую ошибку просто смешно. Скорее всего мы не сможем победить. А это значит, что наша основная задача — прорваться сквозь засаду и сохранить в целости драгоценный хрусталь.
Малейн откинул со лба волосы, провел по щеке. Под рукой неприятно кололась трехдневная щетина.
— Да, и напоследок, — добавил священник, — всем побриться и надеть знаки. И не забудьте помолиться. Вы, конечно, в пути, но возможно, это будет ваша последняя молитва.
В путь отряд собрался на утро следующего дня. Отдохнувшие и наевшиеся лорсы игриво толкались молодыми рогами, громко сопели и радостно фыркали, разбрызгивая зеленую от перемолотой травы слюну.
Малейн, искупавшись в холодном соленом океане, вышел на берег. Смахнул руками капли, выжал волосы. Порывистый восточный ветер разогнал тучи, и из-за горизонта уже показался красноватый край солнца.
— Удача! — крикнул Малейн. — Бог послал нам солнце!
Киллмены радостно заорали, кто-то, сорвав рубашку, подкинул ее вверх.
Через полчаса караван тронулся в путь. Двигались в тишине, не разговаривая ни вслух, ни по мыслесвязи. Даже лорсам приказы отдавали ногами и легкими подергиваниями за уши. Колеса, заранее смазанные дегтем, не скрипели, и только шуршал под ногами песок, да шумели волны, накатываясь на пологий берег, усыпанный ракушками и галькой. К полудню отряд прошел пятнадцать миль и остановился в небольшой бухте на привал. Костра разжигать не стали: пожевали вяленой рыбы, запили тухловатой водой — бурдюки пора было мыть, а воду поменять на чистую. Вернулись посланные вперед разведчики.
Никакой засады они не обнаружили, но зато заметили клубы горячего воздуха, подымавшегося к небу в одной из дальних бухт, милях в семи отсюда.
— Корабль, — лениво заметил Кивин, — это у него из трубы воздух раскаленный выходит. А где судно, там и экипаж.
Следующие два часа отряд шел в сосредоточенной, готовой к бою тишине. Прежде чем пройти следующие сто ярдов, Малейн высылал вперед лазутчиков, подолгу прислушивался, надеясь уловить отзвук чужой мысли. Встревоженные киллмены готовились к предстоящей схватке. Лучники достали запасные колчаны, копейщики ослабляли завязки на седлах, чтобы было сподручней выхватить оружие. Обострившимся чутьем Эдвард чувствовал, как крепнет над отрядом ментальный заслон, общий для всех, и в то же время у каждого свой.
— Мне теперь щит не нужен… — с некоторой ностальгией подумал Малейн. — Меня теперь мозговороченьем не возьмешь.
— Засада! — выдохнул запыхавшийся лазутчик и, отдышавшись, доложил:
— Рядом с поворотом, там где скалы в море уходят, расположился отряд лемутов. Численностью около полусотни. Вместе с ними по все вероятности черный брат, посвященный второго круга. Он далеко был, я знаки различия не разглядел.