— Ну что, Лёха, — сказал Шаман новому староверу, когда возвращались в гостевую избу, — вот и стал ты старовером. Теперь не выпить, не закурить. Я бы ни в какую.
— Ладно, переживу, — улыбнулся Громов. — Только я теперь не Лёха, а Михаил.
И широко перекрестился двуперстием.
— Вот что вера делает с человеком, — притворно вздохнул Трибой. — Точно — опиум для народа.
Лосев ничего не сказал. Он раздумывал над услышанным накануне от Митрофана. Коль у местной общины есть контакты с земляками в Китае, она при желании могла помочь уйти к ним и там обосноваться. Майор отлично понимал, оставаться здесь не имело смысла. Война закончилась, рано или поздно власть доберётся и в эти места. А вот туда вряд ли. Громова не осуждал, решил — значит решил. Это личное дело каждого.
На следующее утро бывший Алексей, а теперь Михаил, после завтрака отправился в кузницу. Остальные пошли с ним, было интересно. У закрытых дверей уже ждал староста, поприветствовав всех, отворил.
Кузня была добротной, из закопчённых сосновых бревен. Внутри горн с дымоходом и поддувом, рядом ящик с древесным углем, в центре наковальня. Тут же кадка с зацветшей водой, у глухой стены длинный верстак из плах. На стенах всевозможные инструменты и кожаный, прожжённый в нескольких местах фартук. В темном углу кучей сваленное железо.
— Видно, хороший у вас был кузнец, — пересмотрев инструмент, взвесил Громов на руке стоявший у наковальни молот.
— Грех жаловаться, — кивнул староста. — Жалко, рано Бог прибрал.
— Молодой?
— Не. Моих лет.
— Подручный имеется?
— Как же, есть. Зовут Лазарь, щас придёт. Только со скотиной управится.
Разговор прервал стук колёс снаружи, донеслось «тпру», в дверном проёме появился Митрофан:
— Здорово живёте!
— Куда собрался, однако? — пожал ему Орокан руку.
— Еду с сыном на заимку, метать сено. Может, и вы с нами?
— А почему нет? — ответил Лосев. Другие тоже были не против.
Спустя ещё несколько минут, оставив Громова разбираться в кузнице, катили на громыхавшей телеге по уходящей в тайгу просеке.
Заимка оказалась в получасе езды от деревни в солнечной долине на берегу светлой речки. Переехали её вброд, через сотню метров свернули к рубленой избушке с мшаником[124]. За ней, на цветущем лугу стояло два десятка ульев. Дальше открывалась широкая полоса скошенной травы.
— Только у тебя такая? Имею в виду хозяйство, — поинтересовался Шаман.
— Почему? И у других есть. Для сенокосов, пасеки и охоты. Народ у нас работящий.
Выгрузившись, все, кроме Орокана, получили от хозяина деревянные грабли с вилами и принялись сгребать подсохшую траву и складывать в копны. Орокан же, взяв у Митрофана сетку, отправился ловить рыбу.
Работу закончили, когда солнце покатилось к западу, а от зимовья потянуло вкусным запахом. Сняв пропотевшие рубахи, ополоснулись в речке, подошли к костру с висевшим над огнём котлом.
— Из чего уха, отец? — наклонившись, потянул носом Шаман.
— Поймал щучку и тайменя, — помешивал ложкой золотистое варево Орокан. — Всё готово. Можно кушать.
На расстеленном в тени рядне Митрофан нарезал два ржаных каравая, добавив к ним копчёный окорок и овощи с огорода. Клавдий принес из избушки ведерный жбан браги, посуду и туес липового меда.
Благословив трапезу, Митрофан налил всем прохладного напитка, выпили. Дружно заработали ложками. Выхлебав из котла уху и съев рыбу, под сочные ломти окорока выпили по второй, хрустя пупырчатыми огурцами и зелёным луком.
Затем все, кроме староверов, закурили. Касьян, собрав посуду, отправился к речке, а Лосев снова завел с Митрофаном прерванный накануне разговор об ушедшей в Китай части их общины. При этом выяснилось, что через месяц оттуда ожидается маньчжурский торговец для обмена добытой зимой пушнины на товары.
— И что за человек? — прищурился Шаман.
— Орокан, — Митрофан кивнул на удэге, — хорошо его знает.
— Зовут Ювэй, — пососал тот трубку. — В молодости был хунхуз, теперь торговец. Хитрый, как лиса, и жадный.
— Сможет перевезти нас через границу к вашим людям? — взглянул Лосев на Митрофана.
— Если хорошо заплатить.
— Золото пойдет?
— У вас разве есть? — вскинул густые брови.
— Есть немного.
— В таком разе можно не беспокоиться. За него родного отца удавит.
— А кто такие хунхузы? — задал вопрос Трибой. — Никогда про таких не слышал.
— Разбойники, — пыхнул дымком Орокан. — Очень злые и жестокие. При царе приходили на Амур, грабили и убивали много народа в тайге. Удэге, нанайцев, эвенов.
— А теперь?
— Приходят и теперь. Но редко. Русских солдат боятся.
— Так значит, этот Ювэй точно будет у вас? — уточнил Лосев у Митрофана.
— Будет, — тряхнул волосами старовер. — Зимняя охота удалась, и он про то знает.
Назад возвращались в синих сумерках, над дальними гольцами слался туман, «Но!» — потряхивал вожжами Касьян. Мерин, ёкая селезенкой, живо переступал копытами.
Решили обождать в селении маньчжурского торговца. Уставщик со старостой и прочие не возражали.
Громов с первых дней проявил умение в своём деле. С раннего утра и до позднего вечера из кузни доносился веселый перезвон, не было отбоя от местных. Одному нужно было подковать лошадь, другому ошинковать тележное колесо или поправить на плуге лемех, всего не перечесть.
Оценив мастерство и сноровку «брата Михаила», общинный совет выделил ему участок под хозяйство и десятину пахотной земли на окраине деревни, супротив гостевого дома. А ещё пообещал лошадь с коровой.
— Теперь для тебя нужно построить дом, — решили друзья в тот же вечер. — А потом займешься поиском невесты.
Митрофан одолжил свою лошадь с телегой, вторую упряжку с инструментом и трёх плотников выделила община. Выехав в тайгу, свалили нужное число кедров, раскряжевали и доставили на участок. Застучали топоры, через неделю вывели в двенадцать венцов сруб с оконными проемами. На нём установили стропила и обрешетку. Затем напилили досок, настелили пол и забрали крышу. Сбили из глины печь и выполнили прочие работы. На этом не остановились — срубили сарай с баней, участок обнесли жердями, а ещё выкопали колодец.
В конце августа, отпраздновали новоселье, пригласив гостей. Староверы не обманули. Дали лошадь-трёхлетку, дойную корову и кое-что для домашнего обихода.
Одним таким днём Орокан распрощался с друзьями. Пришло время возвращаться в стойбище. Проводили старика до речной поймы за хребтом, где они оставили лодку. На прощание тот пожал всем руки и пожелал удачи.
Ергун, весело взлаяв, уселся на корме, удэге оттолкнулся шестом. Ват отошел от берега, и его подхватило течение.
— Благослови Бог, — осенил его двуперстием старовер, остальные растроганно молчали.
— Удивительный человек, — глядя вслед удалявшемуся бату, сказал Лосев.
— Да. Кабы не он, вряд ли бы мы здесь стояли, — согласился Шаман.
— Точно, — добавил Трибой. — Всегда буду это помнить.
Глава 11Переход границы. В Поднебесной[125]
Маньчжурия — историческая область на северо-востоке современного Китая (регион Дунбэй и восточная часть Внутренней Монголии). До 1860 года в это понятие включались также территории, отошедшие к России по Айгунскому договору и Пекинскому трактату, то есть современные Приамурье и Приморье.
За исключением южной части, Маньчжурия представляет собой невысокую горную страну. В западной её части тянется с севера на юг хребет Большой Хинган, наиболее высокие горы в юго-восточной части страны — Чанбайшань (средняя высота 1500–1800 метров). Реки: кроме составляющего границу с Россией Амура, приток его Сунгари, сливающийся с Нонни-цзян, Ляохэ и многими притоками, Ялу.
Климат суровый. Население: китайцы (главным образом на юге), маньчжуры, монголы, тунгусы, корейцы и японцы. Главные занятия: земледелие, скотоводство, горное дело.
В административном отношении Маньчжурия разделяется на три провинции: мукденская (главный город Мукден), гиринская (главный город Гирин) и Хэй-лун-цзянская (главные города Цицикар и Айгунь). Столица Маньчжурии — Мукден. Через неё проходит Китайско-Восточная железная дорога, составляющая продолжение Сибирской до города Владивостока (1482 км) с ветвями Харбин — Дальний (941 км), Нан-куэнь — Линь — Порт-Артур (48 км) и Таши-цзяо — Иш (22 км).
С 1 марта 1932 года на территории Маньчжурии существовало государство Маньчжоу-го. При учреждении было объявлено, что в нём будут пользоваться равными правами все шесть наций, составляющие коренное население Маньчжурии, а именно: маньчжуры, монголы, китайцы, русские, японцы и корейцы. Глава государства — последний китайский император Пу И из маньчжурской династии, который изначально имел титул Верховного правителя, а в 1934 был коронован как император. Фактически же и Маньчжоу-го, и император контролировались Японией, целиком следуя её политике.
В 1939 году вооружённые силы Маньчжоу-го участвовали в войне на Халхин-Голе (в японской историографии «Инцидент у Номонхана»).
Маньчжоу-го юридически прекратило существование 19 августа 1945 года, когда самолёт с императором Пу И был захвачен на аэродроме Мукдена десантниками Советской Красной Армии, наступавшей против японской Квантунской армии. С 1945 Маньчжурия принадлежит Китаю, с 1949 — Китайской Народной Республике.
Заканчивался сентябрь. Тайга за деревней стояла в золотых красках осени, небо выцвело и стало выше, по нему к югу тянулись журавлиные клинья. С полей и огородов убрали урожай, староверы пахали под озимые и готовили на зиму запасы.
Лосев, Трибой и Шаман теперь жили в избе Громова, покинув гостевой дом. Новоявленный старовер всё время пропадал в кузне, выполняя многочисленные заказы, а друзья занялись хозяйством: накосили травы для лошади с коровой, завезли на усадьбу и сметали в стог, привезли из тайги воз смолистых брёвен, распилили и покололи на дрова, аккуратно сложили в поленницу.