— Вот, — выставил на стол две бутылки спирта. — Зашел проводить. Если не против.
— Садись, есаул, какой разговор, — довольно зашумели.
Застолье набирало обороты, спустя пару часов грянула песня.
Ревела буря, дождь шумел,
Во мраке молнии блистали!
— густым басом выводил Громов
И беспрерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали!
— дружно подтягивали остальные.
Уходили в предрассветных сумерках…
Впереди размеренно шагали навьюченные олени, работник торговца, Жонг, вёл первого оленя в поводу. На последнем покачивался в седле Ювэй, за ними с автоматами на плечах шли Лосев, Трибой и Шаман.
С околицы деревни друзей провожал взглядом Громов. Когда скрылись в тайге, кузнец обернулся и, вздохнув, пошёл обратно.
По осенней тайге, держа путь на запад, двигались неделю. В преддверии зимы она стояла молчаливая и пустая. Гольцы курились туманами, утренники стали холодными, на пожухлых травах иногда блестел иней. Судя по поведению Ювэя и работника, шли они проторенным путём.
На ночь останавливались в глухих распадках, ночуя у костра и выставляя охрану, дважды ночевали в старых заброшенных балаганах. Торговец оказался словоохотливым и на стоянках, попивая крепкий чай, рассказывал спутникам о делах в Китае. Так выяснилось, что война там продолжается. Армия Чан Кайши с переменным успехом сражается с красными отрядами Мао.
— И кто там сейчас берёт верх? — спросил в одном из разговоров Лосев, помешивая в костре поленья.
— Сложно сказать, насяльника, — пожал Ювэй жирными плечами.
Он с первого дня понял, что среди русских тот старший и называл его только так.
— А всё-таки? — шелуша в ладонь кедровую шишку, спросил Шаман.
— У правительства большая армия и много оружия, но отрядам Мао помогает ваш Сталин.
— Это как?
— Он тоже даёт им оружие, хочет, чтобы коммунисты победили.
— И что? Оправдывают доверие? — покосился на маньчжура Трибой.
— Моя не знай, — развёл руками. — Но вроде как наступают. Захватили Цицикар, захватили Харбин, а ещё много селений и деревень.
— Да, — хмыкнул Шаман. — Как бы нам не попасть на новую войну. При таком раскладе.
На девятые сутки к вечеру вышли к широкой, с плавным течением реке, поросшей густыми зарослями.
— Уссури, — показал с седла на другой берег Ювэй и что-то на китайском приказал Жонгу.
— Тин[127], — откликнулся работник и повернул аргиш в сторону.
Прошли по берегу с километр вниз до укрытой в густых зарослях тростника протоки. Тут остановились. Жонг, передав повод Трибою, исчез в них и вскоре вернулся.
За ним шли ещё трое в широких шляпах из соломы, коротких замызганных халатах и сандалиях.
— Тоже моя работники, — слез с седла маньчжур и отдал приказ.
Прибывшие стали развьючивать оленей и таскать мешки в заросли, потом, сняв с них упряжь, отпустили в тайгу. Ювэй и остальные молча наблюдали.
Затем он обернулся к Лосеву и махнул рукой:
— Айда за мной.
Хлюпая ногами в неглубокой тине, двинулись следом. Под купающей в воде листья ивой была спрятана джонка. Погрузились туда. В лодке имелись три банки, вдоль них лежала бамбуковая мачта и свернутый парус. Здесь же мешки с пушниной.
— Теперь будем ждать, когда пройдет пограничный катер, — сказал, усаживаясь, торговец.
Все последовали его примеру.
Дневной свет между тем мерк, над протокой поплыл туман, где-то хрипло прокричала цапля. Спустя примерно два часа со стороны реки донесся стук мотора, усилился, а потом постепенно стих. Возникла звенящая тишина.
— Кхэи[128], — нарушил её Ювэй, один из работников оттолкнулся от берега шестом.
Остальные быстро установили мачту, подняли квадратный парус и уловили верховой ветер, который повлёк судёнышко вперёд. Через короткое время вошли в реку. Над водой уже висела ночь, небо заволокло тучами, из-за них проглядывала луна. Взяли курс на темневший вдали берег.
Спустя полчаса джонка вошла под стоящие там деревья, развернулась бортом.
Хозяин что-то залопотал работникам, прихватил дорожную сумку и махнул русским рукой. Поправив лямки вещмешков, те передернули затворы, вслед за Ювэйем шагнули за низкий борт и побрели к суше. Джонка же, отчалив, скрылась, как и не было.
С маньчжуром впереди шагнули под высокие своды пихт и кедров, вскоре вышли на звериную тропу. Ювей вёл небольшой отряд уверенно, изредка останавливаясь и слушая ночь. Против ожидания толстяк оказался сильным и выносливым. С коротким остановками двигались пока не забрезжил рассвет.
В тайге стало светлее, застрекотала сорока. Вышли к череде холмов, густо поросших березняком и пахучим можжевельником. Двинулись вдоль них, спустились в неглубокий распадок с бьющим из земли ключом на полянке. Рядом обнаружилось старое кострище с прибитым пеплом.
— Здесь безопасно. Мал-мал отдохнем, — снял Ювэй с плеч сумку.
Остальные, освободившись от вещмешков, насобирали хвороста, вскоре бездымно затрещал костер. Вскипятив чаю, позавтракали, запивая им пресные лепешки с вяленым мясом. Установив дежурство, проспали до полудня.
На закате, выйдя из распадка, поднялись на горную седловину, откуда открывались новые, поросшие лесами дали. В одном месте, километрах в трёх, просматривалось плато, по нему змеилась река, на берегу виднелись строения.
— Романовка, насяльника, — сказал Лосеву Ювэй, показав в ту сторону рукой.
Николай поднял к глазам висевший на груди бинокль, цейсовская оптика приблизила картину. Строения оказались избами (три десятка) в центре высился молельный дом с крестом, на окраине — ветряная мельница.
— Пойдешь с нами туда? — Лосев передал друзьям бинокль. Те тоже стали рассматривать Романовку.
— Моя не могу, — Ювэй отрицательно завертел головой в лисьей шапке. — Надо обратно, ждет джонка.
— В таком случае держи, — Николай вынул из кармана кисет и протянул маньчжуру. — Здесь всё, как договаривались.
Тот, взяв, раздернул завязки и, убедившись в наличии золота, спрятал его за пазуху.
— Ну, тогда моя пошла?
— Иди. Дальше мы сами.
Торговец развернулся и поспешил обратно, вскоре исчезнув в складках местности.
Между тем наблюдавший в бинокль Шаман отнял его от глаз и хмыкнул:
— Что-то мне не нравится эта деревня, командир.
— Деревня как деревня, — не согласился Трибой, смотревший до этого. — Избы русские, бани, опять же часовня. Точно староверческая.
— На улице нету людей, Сёма, дыма из труб тоже. А уже время ужина.
— Дай-ка, — протянул руку Лосев и снова принялся наблюдать.
Шаман оказался прав. Жителей нигде не наблюдалось, как и признаков другой жизни. Селение казалось вымершим.
— Ладно, — Лосев сунул бинокль в чехол, щёлкнув кнопками. — Подойдем ближе.
Держа наготове оружие, начали спускаться с седловины, через час подошли к плато. Освещенная вечерними лучами, на нём четко вырисовывалась деревня, окаймленная с запада неширокой рекой.
Пригибаясь и прячась в молодом ельнике, подобрались ещё ближе. Залегли на опушке, в сотне метрах от ближайших изб. Теперь и без оптики было видно, деревня в запустении. Во многих окнах выбиты стекла, жердяные ограды повалены, огороды заросли травой.
— Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал, — в сердцах выругался Шаман.
Затем где-то заскрипела дверь, залопотали тонкие голоса, на улице появилась группа солдат, человек десять. В мундирах цвета хаки, на головах немецкие каски. Впереди себя толкали винтовочными штыками троих. Избитых и со связанными руками.
— Фашисты, командир, — прошептал лежавший рядом Трибой.
— Тихо, — цыкнул на него Лосев.
Группа между тем направилась в их сторону, приблизившись на бросок гранаты. Солдаты беззвучно взвели затворы. Прозвучала команда шагавшего сбоку офицера в кепи с кокардой. Остановились чуть наискосок. Затем двое, пихая прикладами, вытолкали пленников вперёд. На самом рослом из пленных был картуз с нашитой на нём красной звездой.
Солдаты вернулись и заняли место в уже построенной шеренге. Офицер что-то пролаял, солдаты вскинули к плечам винтовки…
И тут из кустов дружно ударили ППШ. Часть шеренги смело огнём, остальные шарахнулись по сторонам.
Выскочив из укрытия, отряд Лосева расстрелял и этих. Улепётывавшего к деревне офицера меткой очередью от живота срезал Шаман. Он вынул диск, вщёлкнул новый:
— Кажись, все. — Подбежали к пленным, те испугано косили глазами. Перерезали веревки на руках, махнули рукой — уходим!
— Русские? — недоуменно спросил человек в картузе с звездой.
— Да. Быстро!
— Уходить не надо, вы перебили всех, — сплюнул разбитыми губами.
— Вот как? — остановились. — Из каких будете?
— Бойцы Красной армии председателя Мао, — пленник потёр синие запястья. — Зовусь Фенг, а это мои люди, — кивнул на внимательно слушавших товарищей.
— Ши, — закивали те бритыми, в засохших пятнах крови головами.
— Так что можем идти в деревню. Она пустая.
— Ну что? Идём? — взглянули на Лосева Трибой с Шаманом.
— Пошли, — Николай повесил на плечо автомат. — Больше ничего не остается.
Собрав вместе с освобожденными китайцами оружие (те пристрелили двух раненых), направились к брошенной деревне.
— А куда из неё делись люди? — спросил Лосев шагавшего рядом Фенга.
Тот был его лет, жилистый и поджарый. В чертах лица угадывалось что-то славянское.
— Этого я не знаю, — пожал он плечами.
Миновав несколько изб, свернули в переулок, вошли в поросший травой двор. Там у пятистенка с шатровой крышей стоял бронетранспортёр с пулеметом.
— О! Фрицевский «ханомаг», — подойдя, похлопал по борту Трибой. — Я таких сжёг десяток на фронте. Ихний? — кивнул на опушку.
— Наш, — остановился рядом Фенг.
— Как же они вас взяли на такой машине? — хмыкнул Шаман.
— Остановились у этого дома и начали выгружаться. — показал рукой. — Гоминьдановцы из окон и амбара открыли огонь, перебили половину бойцов. Меня