— Хр-р! — донесся оттуда богатырский храп.
Спустя ещё неделю наступление продолжилось.
Прорвав оборону войск Чан Кайши, вышли на оперативный простор, где батальон Лосева проявил себя в очередной раз. Переправившись через Сунгари, он захватил плацдарм и удерживал до подхода основных сил, обеспечивая продвижение армии вглубь страны.
Во время этих боев командир полка был тяжело ранен. Приказом по армии Лосев занял его место. Он тут же провел ротацию, назначив Юрского комбатом, Шаман стал начальником полковой разведки, а Мельников принял взвод. К тому времени, освоив китайский, в переводчике Николай уже больше не нуждался, а парню требовался рост.
С Трибоем друзья поддерживали связь. Его танковый батальон шёл рядом, взламывая оборону чайканшистов. В один из таких дней (была осень и короткое затишье) Семён пригласил Лосева с Шаманом на свадьбу. Она состоялась в небольшом городке, где дислоцировалось подразделение.
В назначенное время туда прибыли на автомобиле с водителем, имея при себе подарки: для Семёна охотничий «зауэр» и новенький патефон, его избраннице — золотые часики с рулоном бархата.
Свадьба была китайская, в традиционном стиле. На невесте — красный, с вышивкой, шелковый халат, жених облачился в отутюженный мундир, синие галифе и до блеска начищенные сапоги. Гостями выступали родители Джу, её подруги, командование бригады и друзья жениха. Бракосочетание состояло из трех обрядов: поклонения, единения чаш и чайной церемонии. После них все поздравили молодожёнов и вручили подарки. Далее состоялось застолье с обильным угощением, заздравными тостами, а также с пением и игрой нескольких музыкантов на национальных инструментах. Танцев не было.
— Достойная свадьба, — оценил Лосев, когда возвращались.
— А по мне скучновата. Ни плясок, ни мордобоя, — рассмеялся Шаман.
Гражданская война на территории страны между тем продолжалась.
Освободив Маньчжурию, армия Линь Бяо двинулась в Северный Китай, где вместе с армией Не Жунчжэня нанесла ещё ряд поражений гоминьдановцам. Коммунисты овладели угольным бассейном Таншань, городом Тунчжоу и портом Тангу. Зимой 48-го штурмом взяли четырехмиллионный Калган, столицу провинции Хэбэй.
Первыми в неё ворвался со своим танковым батальоном Трибой. Во время боя его машину подожгли, комбат, выбравшись наружу, стал вытаскивать раненного механика-водителя. Рядом взорвался снаряд. Осколки изрешетили обоих.
Схоронили лихого танкиста вместе с его бойцами и другими павшими на холме у Великой китайской стены. На похороны приехали Лосев с Трибоем. Здесь же была и жена друга с годовалым сыном на руках. Мальчика они назвали Иосифом, в честь Сталина. Друзья подошли к вдове, высказали соболезнование, встали рядом.
— Да, хорошее Семёну досталось место, — грустно обозрел окрестности Шаман.
Армейский комиссар сказал речь, почётный караул дал тройной залп в небо. С ближайшей зубчатой башни в небо унеслась стая диких голубей.
На поминальном обеде в штабе друзья дали слово Джу позаботиться о ней с сыном. Та опустила длинные ресницы, тихо сказав: «Спасибо».
Обещание сдержали. Тем более что госпиталь, в котором теперь служила Джу, шёл в тылу наступающей армейской группировки. Как только наступало затишье между боями, кто-нибудь из двоих выезжал на машине в госпиталь. Привозили продукты и сладости для малыша, а ещё — часть денежного содержания. Его стали выплачивать командирам.
Война подходила к концу. К весне следующего года армия Линь Бяо перешла в наступление на Ухань и штурмом взяла город. Затем двинулась на Шанхай, в мае гарнизон города прекратил сопротивление. 1 октября 1949 года в Пекине была провозглашена Китайская Народная Республика.
Тем не менее, на юге страны сражения продолжались. Осенью войска коммунистов ворвались в Гуанчжоу, а вскоре вышли к Гонконгу, на побережье Южно-Китайского моря и к Тайваньскому проливу. Затем, преследуя отступающих гоминьдановцев, овладели провинциями Сычуань и Гуйчжоу. За два дня до занятия НОАК Чунцина гоминьдановское правительство американскими самолётами эвакуировалось на Тайвань. Десятки тысяч дезорганизованных солдат и офицеров в беспорядке отходили на юг через Куньмин к границам Бирмы и Французского Индокитая.
К зиме капитулировала группировка вражеских войск в Юньнани. После этого около двадцати пяти тысяч отступавших гоминьдановцев вошли в пределы Индокитая, где были интернированы французской колониальной администрацией. Развивая успех, коммунистические войска вошли, не встретив сопротивления, в Синьцзян, а весной следующего года взяли под контроль остров Хайнань.
В этот же год Лосев стал мужем и отцом. Навещая между боями Джу, он проникся к ней чувством и полюбил маленького Иосифа. Через год после смерти Трибоя создали семью. На этот раз свадьбы не было, отношения узаконило командование. Шаман искренне радовался за друга.
Для них война закончилась в октябре пятидесятого в Тибете. К тому времени Лосев командовал дивизией, Шаман возглавлял её разведку.
Столица заоблачного государства — Лхаса, восхищала. Грандиозный дворец Далай-ламы[136], древние храмы, монастыри и пагоды. Время здесь текло неторопливо и размеренно, словно в другом мире. Шагали по улицам караваны, яки тащили груженые арбы, разноголосо шумели базары.
— Да, — сказал по этому поводу Шаман. — Никогда не думал попасть в такую древность.
Поскольку появилось свободное время, осмотрели достопримечательности. В первую очередь дворец Потала. Очередной Далай-лама оттуда сбежал, дворец изрядно разграбили, сейчас его охраняла армия. С высокой горы, на которой было построено здание, открывался чудесный вид на раскинувшийся внизу город и отроги Гималаев с плывущими в голубой выси облаками.
Захватив Джу с сынишкой, навестили на машине знаменитое озеро Намцо полюбовались танцами черношейных журавлей и древними монастырями.
Удивило множество монахов, как в обителях, так и в Лхасе. В основном — крепких бритоголовых парней в красных одеяниях. Они распевали мантры[137], звенели колокольчиками и собирали подаяние.
— Сколько же тут бездельников, — хмурился Шаман. — Дивизию можно набрать. А то и армию.
Выяснился и ряд интересных обстоятельств. Оказывается, до прихода сюда китайской армии в Тибете процветало рабство и средневековые казни. Землями, стадами и всем прочим владели ламы. Народ был полностью бесправным. Грамотность как таковая отсутствовала.
К весне следующего года дивизию передислоцировали в пригород Пекина, где Лосевы получили уютный дом с садом и видом на полноводную Юндинхе. Шаман так и оставался холостяком, хотя женского пола не чурался. От предложенного жилья отказался, проживая в гостинице при части.
Летом, когда дивизия проводила учения, Лосева вызвали в штаб армии. Там командующий сообщил, что завтра в десять утра ему надлежит быть у Линь Бяо. Теперь тот занимал пост первого секретаря Центрально-южного бюро ЦК КПК и являлся ближайшим сподвижником Мао Цзэдуна.
— Вас понял, — Николай вздёрнул подбородок. — Разрешите идти?
— Идите.
За пять минут до назначенного времени в наглаженной форме с портупеей и сияющих сапогах комдив сидел в начальственной приемной. Напольные часы в углу пробили десять ударов, аскетического вида женщина-секретарь кивнула — входите.
Лосев открыл створку высокой двери, прошёл в тамбур, затем открыл вторую дверь и оказался в просторном кабинете. На паркетном полу — ковровая дорожка, сбоку — три расшторенных окна. В глубине массивный стол, над ним портрет «Великого кормчего». Ниже, в кресле сидел в белом полотняном кителе хозяин кабинета.
— Здравия желаю, товарищ Линь Бяо! — вытянулся комдив.
— Рад видеть, товарищ Лосев, присаживайтесь — показал на стул сбоку.
Николай прошагал вперёд, сел. Уставился на первого секретаря.
— Как служба? Как семья? — поинтересовался тот.
— Спасибо. Всё нормально.
— У вас приличный китайский. А как с русским? Не забыли? — чуть улыбнулся Линь Бяо.
— Нет.
— Вот и хорошо, — первый секретарь сложил на столе руки. — У нас к вам предложение.
— Слушаю.
— Занять пост военного атташе посольства Китая в Москве.
— Но я же не дипломат? — вскинул брови Лосев.
— Это дело наживное. Как говорит товарищ Сталин, нет таких крепостей, которых бы не взяли большевики.
— Вы же знаете, на родине я осуждён и исключён из партии. Как и мой начальник разведки Шаманов, — Николай кашлянул в кулак.
— Исправим. Ну, так как? Подумайте, торопить не буду.
— Когда дать ответ? — встал со стула.
— Завтра. В это же время, — приподнявшись с кресла, Линь Бяо пожал комдиву руку.
К двери Лосев шёл, чувствуя на затылке взгляд.
Вернувшись в штаб дивизии, Николай тут же вызвал Шамана и рассказал ему о необычном предложении.
— И чего тут думать? Соглашайся. Заодно родину повидаешь, — оживился друг.
— Ну да. А если загребут и снова в лагеря?
— Это вряд ли. Насколько знаю, у дипломатов неприкосновенность. Опять же Линь Бяо сказал, что всё решат.
— Интересно, как?
— Раз сказал, значит, знает. У него голова большая.
После этого Лосев навестил жену с сыном. Джу уволилась из армии и работала в одной из пекинских больниц. Как всякая китаянка, она оставила всё на усмотрение мужа.
На следующий день в том же кабинете, Николай дал согласие.
— Правильное решение, — благожелательно кивнул сподвижник Мао. — Я в вас не ошибся. Кстати, как идут учения?
— Всё по плану.
— Хорошо. Пока можете быть свободны.
Спустя ещё месяц, в начале июля Лосева снова вызвали к Линь Бяо.
Первый секретарь открыл лежавшую на столе папку.
— Вам подарок, — протянул Лосеву гербовую бумагу. Это была выписка из решения Верховного суда СССР о пересмотре уголовных дел в отношении Лосева и Шаманова, их полной реабилитации, восстановлении в воинских званиях и возврате наград.