Командующий армией учинил разнос начальнику штаба, тот — ниже по инстанции. В конечном итоге начальник разведки вызвал к себе Артюхова (тот курировал спецоперации) и приказал взять языка лично.
— Не можешь организовать фрицевского офицера, иди сам! И без него не возвращайся. Отдам под трибунал!
— Вот такие, брат, дела, — сказал Артюхов Лосеву в его землянке.
На стене горел карбидный фонарь, в углу у полевого аппарата дремал телефонист.
— Дай мне твоего грузина. Он башковитый малый.
Грузин, он же лейтенант Куртадзе, командовал разведвзводом и бывал с ним в поисках.
— Не могу, — вздохнул Лосев. — Он третий день в санбате. Малярия.
— Чёрт! — выругался куратор. — Незадача.
— Слушай. А давай с тобой пойду я? — подался к майору.
Тот знал, что комбат «по-тихому» не раз бывал за линией фронта. И, как правило, ему сопутствовала удача. Делал это Лосев в интересах штрафников, представляя тех к досрочной реабилитации или наградам.
— А за себя кого оставишь?
— Каламбета. Если что, прикроет.
— Ладно. Тогда слушай.
Достал из планшетки карту и карандаш. Развернул карту на ящике, заменявшем стол.
— Вот тут у тебя перед окопами болото, — обвёл нужное место карандашом. — Так?
— Так.
— Пройти можно?
— Вполне. Ребята на днях лазали. Обмелело.
— За ним лес с немецкими позициями, — провел линию. — Насколько плотные?
— Вот тут, тут и тут — огневые точки, — показал пальцем Лосев. — Между ними одна линия окопов. Перед ней колючка. Судя по наблюдениям, на ночь немцы уходят в блиндажи, на точках дежурят пулемётчики.
— А как насчет мин?
— Есть. Пару дней назад перед их позициями пробегал заяц. Подорвался.
— Диспозиция ясна, — пробормотал куратор. — Теперь излагаю план. Вот тут, за лесом, в пяти километрах рокада[21], — снова провел карандашом линию. — А в этом месте изгиб, — поставил точку. — Ночью по-тихому форсируем болото и минное поле. Для него выделишь двух саперов. Затем перебираемся через окопы и в лес. Оттуда к извилине дороги. Там устраиваем засаду. Ну как? Уразумел, — взглянул на капитана.
— Уразумел, — кивнул Лосев. — Есть предложение в части возвращения.
— Излагай.
— Когда пойдем обратно, нужно отвлечь фрицев огневой поддержкой батальона. Только надо согласовать время. Можно пригласить заместителя с начштабом?
— Валяй.
Через пять минут в землянке сидели Каламбет с Орешкиным. Их ввели в курс дела и дали ценные указания.
— Будет сделано, — заверили оба.
С наступлением темноты разведгруппа, экипированная в полевую форму фельджандармов, привезенную с собой Артюховым, перевалила бруствер на левом фланге и поползла к болоту. Там их уже ждала пара саперов в маскхалатах. Ночь выдалась темной, небо затянули тучи, накрапывал дождь. Изредка над немецкой обороной в двухстах метрах впереди взлетали ракеты, освещая всё мертвенным светом. Лопаясь в вышине, гасли.
Болото действительно изрядно обмелело. Перебрались удачно, поползли дальше.
Действуя короткими щупами, саперы проделали проход в минном поле, сняли семь «лягушек»[22]. Переждав очередную серию ракет, вырезали в проволоке проход, удерживая концы. Группа исчезла за ограждением.
Через несколько минут справа донесся немецкий говор, приняли левее. У кромки вражеской траншеи ползший первым Артюхов прислушался (внизу было тихо) и махнул рукой. Тенями скользнули туда, вниз, потом наверх. Исчезли во мраке.
Лес встретил шумом дождя в кронах, углубились в чащу. Там с Лосевым, накрывшись плащ-палаткой, в свете фонарика сверились с картой. Выбрав направление, повели группу дальше.
На рассвете вышли к рокаде с примыкавшим к ней лесом, след в след двинулись вдоль опушки. Изгиб дороги оказался в километре впереди, напротив, за кюветом — густой ельник.
— Давай, Миша — передал Артюхов одному из разведчиков бинокль.
Сунув оптику за пазуху, тот ловко полез на ближайшую ель и исчез в кроне. Группа рассредоточилась неподалёку в кустах.
Минут через пятнадцать по дороге пропылила колонна грузовиков с солдатами, впереди — бронетранспортёр. Спустя ещё десять минут в другую сторону пролязгала гусеницами рота «Фердинандов»[23], оставив за собой острый запах выхлопных газов. После этого движение прекратилось.
Распогоживалось. Облака уползли к западу, выглянуло солнце. Над землей поднимались испарения. Тихий до того лес ожил: зачирикали птицы, рядом пробежал ёж, в траве зашуршали муравьи.
— С запада легковой «опель!» — донеслось сверху.
— Приготовиться, — сказал Артюхов.
Разведчики сняли с предохранителей «шмайсеры». Артюхов и Лосев вышли на дорогу. Оправив обмундирование с шейными бляхами «Feldgendarmerie», встали на обочине. Вскоре послышалось жужжание мотора, из-за поворота возник в камуфляжной окраске автомобиль.
— Работаем, — бросил капитану майор, сделав шаг на проезжую часть, и поднял руку: — Aus!
Сбавив ход, машина остановилась. С двух сторон подошли к ней.
— Проверка документов, — сказал Артюхов на немецком высунувшемуся шоферу, вслед за чем грянули два выстрела из «парабеллумов». Он застрелил водителя, Лосев — сидящего рядом унтер-офицера.
В следующую секунду задняя дверца отворилась, наружу выскочил поджарый гауптман[24] с портфелем. Майор уцепил его за плечо и получил сильнейший удар в челюсть. Повалился на спину.
Немец же, набирая скорость, понесся к ельнику, Лосев за ним. Когда уже вбегали в лес, Николай в прыжке саданул рукояткой пистолета по черепу. Фашист упал, юзом пропахав землю. Прибежал один из разведчиков. Заломив руки, потащили фрица к машине.
Заурчал мотор, автомобиль свернул в кусты и исчез меж деревьев.
В чаще леса «опель» бросили, замаскировав еловыми лапами, и порысили вместе с пленником назад. Фриц поначалу упирался, что-то мыча через тряпичный кляп, но получил по морде и стал исправно перебирать ногами.
Через час устроили короткую остановку у встреченного ручья, отдышавшись, попили воды и наполнили фляги. А заодно Лосев допросил гауптмана. Тот оказался офицером связи армейской группировки «Центр». В портфеле имелась карта оборонительных рубежей и несколько засургученных пакетов.
— Да, важная птица, — оценил Артюхов. — Теперь главное, всё доставить по назначению.
Сверившись по своей «трехверстке»[25], двинулись дальше. К вечеру вышли с тыла к немецким позициям напротив штрафного батальона. В кустах сделали привал, подкрепились сухпаем, стали ожидать ночи.
Краски дня постепенно гасли, лес погружался в темноту. Из вражеских окопов в небо изредка влетали ракеты.
Выставив охранение, подремали до двух часов. Затем, по знаку Артюхова, покалывая Гауптмана финкой, подползли к траншее с тыла в районе колючки, где ждал проход. Затаились. До слуха донеслось пиликание губной гармошки.
— Давай, — шепнул на ухо майор лежавшему рядом разведчику.
Тот приподнялся, приложив ко рту ладони, и трижды прокричал кукушкой.
Как только в лесу затихло эхо, на дальнем фланге штрафного батальона заработал станковый пулемет. К нему присоединился другой. В воздухе зашелестели мины и стали рваться в немецких окопах. Огонь усилился, перемещаясь к центру, на той стороне дружно ударили сорокопятки[26].
Немецкая оборона тут же принялась отвечать, всё смешалось в адском вое и грохоте. Под него вплотную подползли к немецкой траншее. Метнув вниз несколько «лимонок», нырнули в громыхнувшие разрывы.
Чуть позже, хрипя и изнемогая, ползли по минному проходу к болоту. Прохлюпав по нему, выбрели к своим окопам. Уже на бруствере пулеметная очередь вдогонку прошила одного разведчика, вместе с пленным втянули его за бруствер.
— Санитара сюда! — прокричал ожидавший там Орешкин и дал в небо зеленую ракету. Огонь на позициях батальона прекратился. Майор с пленным и своими разведчиками тут же уехал в тыл.
Спустя двое суток Лосева вызвали в штаб армии. Там Артюхову и ему вручили ордена «Красной Звезды», разведчикам — медали «За отвагу». Когда же обмывали награды в землянке, куратор поинтересовался:
— Ты случайно не разрядник по бегу?
— Нет, — ответил капитан. — А что?
— Фриц, которого мы взяли, призёр Берлинской олимпиады тридцать шестого года по этому виду спорта.
— Да, — почесал затылок Лосев. — Как же я его догнал?..
…Спустя ещё час, прихватив пленных с мертвым бригаденфюрером и слитки, Артюхов с охраной убыл в Бреслау.
— Бывайте, мужики, — пожал на прощанье офицерам руки. — Кстати, меня переводят в штаб армии. Глядишь, ещё увидимся.
И усевшись в кабину, хлопнул дверцей.
На следующее утро зарядил дождь. После завтрака Лосев, сидя в кабинете, подписывал бумаги. Их стало много больше, как всегда бывает в мирное время. Тут же находился Орешкин.
— Ты что, их рожаешь? — недовольно пробурчал майор. — Уже пальцы затекли.
— Причем тут я? — шмыгнул носом. — Дивизия запрашивает. Раньше было шесть форм, а теперь десять. Писарь не справляется. Помогаю сам.
— Чернильные души, — скривился Лосев, подписав очередную бумагу.
Открылась дверь, появился Каламбет в мокрой плащ-палатке.
— Дежурный передал, тебя вызывает комдив, Николай Иванович, — отряхнув, повесил на крючок.
— Не иначе поощрит, — высказал предположение Орешкин.
— Потом догонит и ещё раз поощрит. Забирай, — отодвинул документы.
— А почему нет? — уселся на стул сбоку заместитель. — Операцию провели тактически грамотно, считай, без потерь. Да ещё прищучили эсэсовского генерала и золотой запас.
— Ладно, поглядим, — встал из-за стола Лосев. Натянул хромовую куртку с фуражкой, взял с сейфа планшетку и покинул кабинет.