Спустившись вниз, миновал дежурного, вышел наружу. Дождь кончился, всё дышало свежестью. На небе из конца в конец висела радуга. У открытого бокса водитель-сержант протирал тряпкой стекло «джипа».
— Заводи, Петрович, едем в штаб дивизии.
— Понял, — водитель уселся за руль. Лосев устроился рядом. Зафырчал мотор, тронулись, покатили к КПП. Солдат поднял шлагбаум, выехали из части, водитель прибавил газу.
— Красивые всё же здесь места, — озирая окрестности, сказал комбат.
— У нас не хуже, — отозвался водитель.
Был он родом с Белгородчины, возрастом за сорок и служил у Лосева автоматчиком ещё в штрафной роте. После реабилитации остался с ним, пересев на «джип», и теперь исправно крутил баранку.
— Что домашние, пишут? — снял фуражку комбат.
— Угу, — переключил скорость. — На неделе получил от жены письмо.
— Ну и как они там?
— Тяжко. Отступая, немцы сожгли село, живут в землянках. Землю пахали на себе, с грехом пополам отсеялись.
— Как это на себе? — повернул голову комбат.
— Да как? Пять баб в упряжке, одна за плугом. Такие вот дела.
Замолчали. Ровно гудел мотор, под колеса уносилась мокрая лента асфальта.
— Товарищ майор, — прервал молчание шофер. — Когда начнут увольнять в запас? Очень уж домой охота.
— Уже начали. Список батальона в дивизии. Ты там в первой очереди.
— Спасибо, — растроганно засопел носом.
Через полчаса въехали в Бреслау.
Штаб находился в центре в одном из уцелевших зданий. На площади пленные разбирали баррикады. Въехали в охраняемый двор, там стоял десяток автомобилей с мотоциклами, припарковались рядом.
— Жди меня здесь, — выпрыгнул из кабины Лосев и, одернув гимнастерку, направился к входу.
Миновав стоящего у двери часового, вошёл внутрь, кивнул говорившему по телефону дежурному, взбежал по ступеням на второй этаж. Прошагав длинным коридором и здороваясь со знакомыми офицерами, вошёл в приемную, доложился адъютанту.
— Присядьте — ответил щеголеватый, с усиками капитан и снял трубку одного из телефонных аппаратов.
— Товарищ полковник, майор Лосев прибыл. Слушаюсь, — опустил на рычаг. — Обождите.
Лосев присел на один из стульев у стены, потянулись минуты ожидания.
Нового комдива не любил. Дивизию тот возглавил в январе 45-го, прежний, генерал-майор Круглов, ушел на повышение. С этим же отношение не сложились.
В отличие от Круглова, благоволившего штрафбату и считавшего его самым боеспособным подразделением, Шмыгаль, так звали полковника, окрестил его личный состав уголовниками. При первой возможности бросал в бой, рапорта Лосева о награждении отличившихся и реабилитации раненых подписывал со скрипом.
Как-то раз Лосев в сердцах высказал ему всё, за что комдив хотел снять его с батальона. Отстояли начальник штаба и куратор из «СМЕРША».
Минут через десять из начальственного кабинета появился упитанный финансист с папкой, просеменил к выходу.
— Теперь вы, — кивнул адъютант на обитую черным дерматином дверь.
Встав и пройдя к ней, отворил.
— Товарищ полковник! — сделал несколько шагов вперед. — Майор Лосев по вашему приказанию прибыл, — поднял к виску руку.
Сидевший в дальнем конце кабинета под портретом Верховного комдив сдвинул брови. Был он лет на семь старше, с глубоко сидящими глазами и бритой головой.
— Ты что себе позволяешь, мать твою?! — грохнул по столу кулаком.
— Не понял? — в свою очередь нахмурился майор.
— С час назад мне звонил военный прокурор! За что изувечил польского офицера?!
— Не увечил. Чуть повоспитывал. Хамски себя вёл, — глядя поверх головы начальника, ответил Лосев.
— Издеваешься!? — тот налился краской.
— Попрошу на меня не орать, — тихо сказал майор. И было в его голосе что-то, отчего комдив сбавил пыл.
— Ладно, — буркнул, — езжай к прокурору. Разберусь с тобой позже.
— Есть, — Лосев развернулся через левое плечо и вышел.
В приемной выяснил у адъютанта, где находится гарнизонная прокуратура. Миновав коридор, спустился вниз.
Глава 3Трибунал
«Военные трибуналы рассматривают дела, отнесенные к их подсудности «статья 27» Уголовно-Процессуального Кодекса РСФСР и соответствующими статьями Уголовно-Процессуальных Кодексов других союзных республик (статья 8 Положения о военных трибуналах и военной прокуратуре и статья 7 Указа Президиума Верховного Совета Союза ССР от 22 июня сего года «О военном положении»).
Военные трибуналы округов, фронтов, флотов, армий и флотилий, кроме того, рассматривают дела, отнесенные к их подсудности Постановлением ЦИК Союза ССР от 10 июля 1934 года. (СЗ СССР, 1934, N 36, ст. 284).
Предусмотренные в статьях 8 и 9 настоящего Положения дела подсудны:
а) военным трибуналам при дивизиях — до командира роты включительно и приравненных к нему по служебному положению лиц;
б) военным трибуналам при корпусах — до командира батальона включительно и ему соответствующих лиц;
в) военным трибуналам при армиях (флотилиях) — до помощника командира полка включительно и ему соответствующих лиц;
г) военным трибуналам при военных округах, фронтах и флотах — до командира неотдельной бригады включительно и ему соответствующих лиц…»
— Всё было, как рассказали? — спросил, расхаживая по скрипучему паркету военный прокурор. Чем-то похожий на Кагановича, с брюшком и в звании полковника юстиции.
— Именно, — ответил сидевший за приставным столом Лосев. — Мои офицеры здесь не при делах.
— Ну-ну, — прокурор уселся напротив и забарабанил по столу пальцами. — Значит так. Сейчас пройдете в двенадцатый кабинет к следователю, он примет объяснение. А завтра пришлёте офицеров, что были с вами.
— Вас понял, товарищ полковник, — встал со стула. — Разрешите идти?
— Идите.
Нужный кабинет с табличкой «Старший следователь Раткевич» оказался этажом выше. Постучав в дверь, Николай вошел, доложился.
— Присаживайтесь, — холодно блеснул очками сухощавый капитан в габардиновом[27] кителе и с медалью «За боевые заслуги».
«И на груди его могучей, одна медаль висела кучей», — промелькнуло у Лосева в голове. Он сел на стул против канцелярского стола со стопкой пухлых папок, выжидающе уставился на военюриста. Последний встал со своего места, извлёк из открытого сейфа ещё одну папку — тонкую.
— Польская комендатура передала на вас материалы о нанесении увечья их поручику, — открыл, усевшись в старинного вида кресло. — Что имеете сообщить? — достал из ящика стола несколько листов бумаги и взял в пальцы авторучку.
Лосев снова рассказал то же, что и прокурору. Раткевич аккуратно записал.
— А теперь вопрос. Угрожали ли бывшие с вами офицеры оружием патрулю?
— Такого не было, — ответил Николай, выдержав прозрачный взгляд.
— Хорошо.
Дополнив объяснительную, военюрист протянул бумагу Лосеву.
— Читайте.
— Всё верно, — пробежал тот глазами бумагу.
— Теперь напишите внизу «с моих слов записано верно, мной прочитано» и подпишитесь, — протянул ручку. Лосев, исполнив всё, вернул.
— Пока можете быть свободны, — военюрист определил бумагу в папку. — Завтра к десяти жду офицеров, что были с вами.
— Разрешите вопрос?
— Да.
— Что с тем поручиком?
— Лежит в госпитале. Неудачно приземлился, перелом шейного позвонка.
— Сочувствую, — сказал Лосев и покинул кабинет.
Шофер в машине читал «Красную звезду».
— Заводи, — Лосев уселся рядом на скрипнувшее сидение.
— Куда едем, товарищ майор? — сложив газету, сунул под сидение.
— В часть, Петрович.
Тот запустил стартером двигатель, выехали со двора.
Прибыв на место, Лосев пригласил к себе заместителя и начальника штаба и сообщил о причинах вызова к комдиву.
— Уже нажаловались, засранцы, — крякнул Каламбет, а Орешкин ругнулся матом.
— Ладно, ещё не вечер, — продолжил комбат. — Вся вина на мне. Вы тут ни при делах. Завтра в десять быть в гарнизонной прокуратуре у следователя Раткевича.
— Зачем? — офицеры переглянулись.
— Расскажите, как всё было. Но забудьте, что доставали оружие. Иначе приплетут и вас.
— С какого перепугу?
— За вооруженное сопротивление патрулю. Оно вам надо?
— Нет, конечно.
— А как же ты? — вскинул брови начальник штаба.
— Как получится. Значит, всё понятно? — комбат обвёл подчинённых взглядом.
— Понятно. Не пальцем деланые.
Следующим утром оба укатили на «цундапе» в Бреслау. Вернувшись, доложили, что следователь путал их вопросами, но ничего не добился. Стояли на своём.
— Дотошный, сука, — выпив стакан воды из графина, утер губы Каламбет.
— Ладно, мужики, займитесь делом, — отпустил их комбат.
Минуло ещё три дня, а на четвертый Лосева вызвали в прокуратуру снова. Поехал. Ответственности не боялся. За войну прошёл Крым, рым и медные трубы, надеялся на свою удачу.
В этот раз она подвела.
Бесцветным голосом Раткевич сообщил, что сутки назад потерпевший скончался в госпитале, не приходя в сознание.
— В этой связи против вас возбуждено уголовное дело за причинения тяжких телесных повреждений, повлекших смерть. Это ясно? — пожевал губами.
— Ясно, — отвердел скулами комбат.
— Вот санкция прокурора на ваш арест, — открыв знакомую папку, показал бланк с синей гербовой печатью и, сунув обратно, нажал на столе кнопку.
За дверью послышались шаги. Она отворилась, в кабинет вошли лейтенант и два солдата с автоматами.
— Сдайте оружие, — протянул руку офицер.
Лосев вынул из кобуры «ТТ», молча отдал.
— На выход.
Оставив кабинет, прошли в смежное помещение без окон. Там у майора отобрали награды, личные вещи и портупею с кобурой, оставив папиросы со спичками, после чего отвели в подвал этажом ниже. Был он со сводчатым потолком и бетонным полом, вдоль таких же стен десяток прочных дверей с глазками и кормушками