Я оглядела неприветливую комнату, содрогнувшись от мысли, что была здесь одна, пока Альгидрас гулял. Впрочем, рассиживаться и жалеть себя времени не было, посему, ежась от холода, я выбралась из-под плаща и принялась облачаться в нелепые мужские одежды, заботливо сложенные на соседней лавке. Альгидрас вернулся быстро. В руках он держал флягу со студеной водой и глиняную плошку, полную лесных ягод. Ягоды были незнакомыми, но, когда он с улыбкой протянул мне миску, я с готовностью приняла ее и отправила кисло-сладкую ягодку в рот. И тут же скривилась, заставив Альгидраса снова улыбнуться. Я взяла вторую ягоду и мстительно поднесла к его рту. Он послушно разжал губы и осторожно ухватил угощение. К моему огорчению, он не скривился, а снова улыбнулся. В его улыбке было что-то новое, заставлявшее мое сердце то замирать, то трепыхаться в груди глупой пташкой.
Когда с завтраком было покончено, я поинтересовалась, можно ли умыться в ручье, стараясь не думать о том, насколько холодная в нем вода. Альгидрас кивнул, и я вышла на улицу; он же задержался прибрать после нас, чтобы вернувшаяся хозяйка не осталась в обиде. Пока хванец колдовал в доме, я вдыхала полной грудью свежесть утреннего леса, думая о том, что наше пребывание в этом неуютном месте обернулось полной неожиданностью, особенно для меня. Но я была слишком счастлива, чтобы об этом сожалеть. И мне очень хотелось верить, что он тоже счастлив и не сожалеет о произошедшем. К моему огорчению, сегодня его эмоции были вновь закрыты на пудовые замки, и мне оставалось лишь перехватывать его осторожные взгляды и легкие улыбки.
Ручей оказался довольно широким, и вода в нем, естественно, была ледяная.
– Ты купался здесь?
Увидев его недоуменный взгляд, я пояснила:
– У тебя волосы влажные.
То, как он стушевался, натолкнуло меня на невеселую мысль.
– Какой-то обряд? – негромко спросила я, будто боясь быть услышанной посторонними.
В ответ он неохотно кивнул.
– Так нужно было. Прости.
Я тоже кивнула. В конце концов, я знала, кто он. Чему теперь удивляться? Еще раз посмотрев на ледяную воду, я решилась.
– Отвернись, я хочу искупаться.
– Э-эм, она холодная, – озвучил очевидное Альгидрас.
– Ты же купался!
– Ну, я – это я.
– Отвернись! – потребовала я, хотя после произошедшего ночью это было глупо.
Альгидрас послушно отвернулся и, присев на корточки, принялся рыться в своей сумке.
– Что ты ищешь? – спросила я, раздеваясь.
– Чем тебе обтереться.
После этих слов я не смогла сдержать глупую улыбку. Почему-то эта сцена показалась мне такой домашней, что защемило в груди. Он любит меня, он заботится. Надеясь, что эти мысли меня согреют, я шагнула в ручей и быстро присела, погружаясь в воду до подбородка. И непременно бы завизжала, если бы холод не выбил все дыхание из груди. Через секунду я пулей вылетела из воды, ничуть не заботясь о том, что неодета. Во взгляде Альгидраса не было никаких намеков на двусмысленность, лишь едва сдерживаемое веселье. Он даже губу закусил, стараясь не захохотать в голос, пока я выхватывала из его рук протянутую рубаху и куталась в нее в тщетной попытке согреться.
– Ал-л-ва-р-ра бы с-сюд-да с его огн-нем, – стуча зубами, проговорила я.
– Мне пришлось бы убить его, если бы он взглянул на тебя сейчас, – неожиданно проговорил Альгидрас.
Я не поняла, шутит ли он, однако от мысли, что он меня ревнует, стало теплее. Я быстро обтерлась рубахой и натянула одежду, чувствуя себя изрядно посвежевшей. Мысли, затуманенные затхлым воздухом протопленного дома, тоже словно прочистились. Закутавшись в поданный плащ, я спросила:
– Куда мы теперь?
– На дорогу, – бодро откликнулся Альгидрас и привязал мокрую рубаху к сумке за рукава, прежде чем подать мне руку.
Мы шли рука об руку по проснувшемуся лесу, и я чувствовала себя безгранично счастливой. Именно безгранично: будто не было ни условностей, ни запретов – только музыка в душе. Холодная капля упала с ветки мне на нос, и я не смогла сдержать улыбки. Сама природа словно приветствовала меня в это прохладное утро. Мне казалось, что лес поет. То ли до этого я никогда не была в таком огромном лесу, то ли просто никогда не прислушивалась к окружающему миру, но лес пел, танцевал, ласково дотрагиваясь мокрыми листьями до моего лица и ладоней. Легкий ветерок трепал мои волосы, скользил по щекам, словно пытаясь поделиться каким-то секретом.
– Удивительное утро, – вырвалось у меня. – Во мне после купания будто второе дыхание открылось. Мне кажется, что я сейчас взлечу. Вот будет смешно: ты не умеешь, а я взлечу!
Альгидрас, шедший впереди, обернулся, отвел от моего лица низко висящую ветку и молча улыбнулся.
– У тебя нет такого чувства? Что сегодня необыкновенное утро.
Я нырнула под веткой и, выпрямившись, оказалась с ним лицом к лицу.
– М-м? Так есть или нет? – прошептала я и, не удержавшись, положила руки ему на плечи.
– Есть, – шепнул Альгидрас, и я закрыла глаза, ожидая того, с чего вчера начался мой стремительный полет в неизвестность.
Однако вместо поцелуя я почувствовала, как он проводит по моей щеке костяшками пальцев. Нежно, осторожно, словно извиняясь. Я распахнула глаза и встретилась с его серьезным взглядом. В серых глазах не было ни тени улыбки, ни капли нежности… Что-то, что можно было бы обозначить как вину. Впрочем, я уже ни в чем не была уверена.
– Сейчас мы выйдем на дорогу, – медленно начал он. – Там нас уже ждут Алвар и его люди. Княжич с дружиной вот-вот будет. Никому из них не нужно знать о том, что произошло. Алвар почувствует, но за него я ручаюсь – он не доставит тебе хлопот. Княжич же…
Альгидрас на миг отвел взгляд, но тут же вновь посмотрел мне в глаза и добавил:
– Княжич может причинить тебе вред. Сейчас у нас общее дело, и мы должны думать о нем.
Я неверяще смотрела на него, отыскивая признаки раскаяния на его лице, но не была уверена в том, что вижу именно их. С таким же успехом это могла быть досада оттого, что на горизонте замаячили трудности, которых можно было бы избежать, если бы не его минутный порыв. В голове пока еще не укладывалось, что это все могло быть ради развлечения. Отчего-то этот мир с его людьми, способными любить так, что у меня замирало сердце от осознания непостижимости их чувств, от их жертвенности, никак не желал сосуществовать в моем мозгу с тем, у чего было лишь одно название – подлость.
– А ты сможешь? – вырвалось у меня. – Делать вид, что ничего не было?
Я ожидала, что он опустит взгляд, смутится, начнет оправдываться, ведь именно он все это начал вчера, у меня ведь и мысли об этом не было. Однако Альгидрас просто ответил:
– Смогу.
И ничто не дрогнуло в его спокойном взгляде.
Над рухнувшим миром, как прежде, восходит солнце,
Касаясь застывших руин своими лучами.
Древняя Сила, наверное, где-то сейчас смеется:
Ей не пришлось стараться – мы справились сами.
Глава 10
У кромки леса нас действительно ожидал Алвар со своими людьми. Они стояли, сбившись в кучу, словно пытались согреться. При нашем появлении Алвар отделился от группы воинов, но, сделав пару шагов, застыл, словно споткнувшись. Он несколько секунд смотрел на Альгидраса, потом перевел взгляд на меня и расплылся в улыбке. Возможно, в этой улыбке и не было ничего похабного, но я вспомнила слова о том, что он все почувствует, – и меня словно окатило кипятком. Сразу вернулись мысли о неправильности того, что произошло.
Я натянула капюшон пониже и остановилась под деревом, не желая выходить на открытое пространство. Выйду, когда приедет Миролюб. Ожидала, что от мысли о Миролюбе меня накроет стыдом, однако вдруг почувствовала обреченную усталость. Не физическую – нет. Физически я по-прежнему была готова взлететь, что казалось мне странным. Однако при этом я чувствовала себя истощенной эмоционально. Словно все выгорело после слов Альгидраса. Эйфория, от которой я готова была петь, слушая просыпающийся лес, будто была в другой жизни.
Альгидрас поравнялся с Алваром и что-то тому сказал. Алвар коротко улыбнулся, и, к моему удивлению, Альгидрас схватил его за плечо и ощутимо тряхнул. Трое воинов бросились в их сторону, однако, как это случалось прежде, Алвар вскинул руку – и те замерли. После этого Алвар осторожно отцепил от себя руку хванца и, обхватив того за шею, что-то зашептал ему на ухо. Я некоторое время наблюдала за ними, а потом отвернулась и прижалась лбом к влажному стволу, думая о том, насколько все же глупа и не подготовлена к жизни, насколько пустыми и наивными выглядят здесь мои самодостаточность и независимость, которыми принято было гордиться в моем мире. Здесь я была никем. И сегодня утром поняла это особенно отчетливо.
Вдали послышался топот копыт, и совсем рядом за деревьями захрапели и заржали лошади. Люди Алвара разом снялись с места и исчезли из виду, словно растворившись под пологом леса. У дороги остались лишь трое воинов, да еще Алвар с Альгидрасом. Они уже закончили совещаться и стояли теперь плечом к плечу. Я мимоходом подумала, что впервые вижу их выступающими единым фронтом.
Миролюб ехал чуть впереди, пустив коня шагом. Когда отряд приблизился, стало видно, что в конце кавалькады движется крытая повозка. Мое сердце подскочило. Отчего-то я решила, что Злата и Добронега тоже едут с нами. Однако повозка была меньше той, в которой мы покинули Свирь.
Миролюб спешился и, быстро поприветствовав Альгидраса с Алваром, направился прямиком ко мне. Вот тут-то моя совесть отыгралась по полной. Я поняла, что не могу посмотреть ему в глаза. И даже соображения, что с нашей помолвкой все неопределенно, больше не помогали.
– Доброе утро, ясно солнышко, – улыбнулся Миролюб и легонько сжал мое плечо. – Как ты?
– Хорошо, – кивнула я.
– Готова к дороге?
Я снова кивнула, понимая, что, даже ответь я по-другому, мы все равно выедем.