В очередной раз сменив позу, я с ностальгией вспомнила просторную повозку Радима и хотела было попросить у Миролюба хотя бы десятиминутную остановку, как вдруг в отряде началось какое-то движение. И хотя все происходило спокойно и без суеты, сердце отчего-то замерло. Горислав придержал коня, и его обогнал один из воинов Алвара, пристроившийся теперь рядом с повозкой. Слева тоже произошли какие-то перемещения, и, отдернув второй полог, я поняла, что с этой стороны повозка тоже охраняется двумя воинами. Сразу вспомнилось нелепое Гориславово «все как один головы сложим», и мне стало не по себе. Я попыталась высунуться, чтобы посмотреть, что происходит вокруг, но ехавший теперь чуть позади Горислав негромко произнес:
– Назад. Пологи задерни и ляг.
И прозвучало это так, что я даже не подумала ослушаться. Поспешно задернув оба полога, я свернулась клубком, чувствуя, как сердце понеслось вскачь. «Ничего не случится! Все будет хорошо», – убеждала я себя. Миролюб знал, что делал, когда выбирал этот путь. К тому же с нами столько воинов!
Зажмурившись до кругов перед глазами, я напряженно вслушивалась в то, что происходило снаружи. Вроде бы ничего не изменилось, за исключением того, что воины перестали переговариваться. Я открыла глаза, но пологи были сшиты из нескольких слоев плотной ткани, потому я могла лишь угадывать силуэты и то не была уверена, что это не мое воображение. Через какое-то время стало ощутимо темнее. Скорее всего, дорога свернула в лес. Мы поехали еще медленнее, точно крадучись. Это продолжалось целую вечность. И вот, когда я уже готова была расслабиться и подумать, что, вероятно, Горислав просто перестраховался, раздался какой-то шум, свистнул кнут, заржали кони и повозка дернулась вперед. Теперь она неслась, подскакивая на корнях и ухабах, и меня подбрасывало так, что пришлось ухватиться обеими руками за борт. Тревожное ржание лошадей смешивалось с отрывистыми командами Миролюба. Внезапно особенно громко заржал один из пары коней, привязанных сзади. Повозку дернуло и словно застопорило. В ту же секунду две стрелы, одна за другой, пропороли задний полог и остались торчать в плотной ткани. Еще одна воткнулась в перекрестье каркаса, перерубив веревку, державшую полог, – и тот соскользнул вниз, точно спущенный парус. Тут же надо мной свистнуло сразу несколько стрел. Впереди глухо вскрикнул возница.
Не до конца осознав происходящее, я попробовала привстать и оглядеться. Открывшаяся моему взору картина заставила застыть. Дорога действительно шла через лес, и по ней нас нагоняли всадники. Одна из двух привязанных к повозке лошадей, упав, застопорила наше движение. Воинов Миролюба рядом не было. Я бросилась на пол повозки и, свернувшись клубком, крепко зажмурилась, повторяя: «Мамочки-мамочки-мамочки…» Собственный шепот показался мне ужасно громким, и я зажала рот ладонью. В голове было пусто. Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем повозка покачнулась, когда на облучок кто-то запрыгнул. Я тут же вспомнила, как вскрикнул возница. Он так серьезно ранен, что не может больше править?
Рядом вдруг очутился Горислав и, крикнув мне «Не поднимай голову!», одним взмахом перерубил поводья упавшей лошади.
– Гони! – заорал он и хлопнул испуганно рвущегося прочь второго коня по крупу.
Лошади рванули вперед, и меня снова замотало из стороны в сторону. Преследователи больше в нас, кажется, не стреляли. Теперь воины Миролюба попарно отставали, выпускали по стреле и тут же вновь обгоняли повозку. Им на смену спешили следующие. Понять, достигают ли их стрелы цели, было невозможно. Я вспомнила о волшебной меткости Альгидраса, но его среди отстреливавшихся воинов не было.
Лежа на дне повозки, я смотрела на то, как мимо, четко следуя командам Миролюба, проносятся стрелки, и думала почему-то о том, что они очень молоды. В моем времени такие ходят в институты, на дискотеки… Если бы было можно, я бы растянула этот момент неизвестности до бесконечности, потому что, стоило подумать о вероятном финале этой погони, как грудь сдавливало так, что не получалось нормально вдохнуть.
Вдруг мы остановились. Мужчины впереди что-то кричали. Я слышала, как Миролюб отдает команды. Остатки полога слева отлетели в сторону едва ли не вместе с креплением. Я испуганно вскинула голову, но это оказался Горислав.
– Руку давай! – приказал он, и я послушно ухватилась за протянутую ладонь. Его рука была горячей. Выдернув меня из повозки, он бросил: – Стой здесь. – И кинулся отвязывать оставшегося в живых коня.
Я старалась не думать о том, что мне предстоит скакать верхом. Вместо этого я огляделась, пытаясь понять, что произошло, и тут же увидела поваленную ель. Было ясно, что она повалена специально. Крона скользнула в четко расчищенную для нее просеку на противоположной стороне дороги. Перегородивший путь ствол не представлял для всадников большого препятствия, но повозка дальше двигаться не могла. Часть нашего отряда уже была на другой стороне. Альгидрас и четверо воинов Миролюба, находившихся по эту сторону от ствола, целились из луков в наших преследователей. Миролюб напряженно застыл рядом. Не успела я порадоваться тому, что с ними все хорошо, как взгляд зацепился за безжизненно свисавшую с облучка руку возницы, имени которого я так и не спросила. Я зажала себе рот и услышала чье-то ругательство. Горислав наконец отвязал лошадь, но его ладонь была в крови.
– Падет, – коротко бросил он.
Миролюб кивнул и привстал в стременах, точно собираясь спешиться. Крики погони слышались все ближе.
– Не дури, княжич, – откликнулся Альгидрас и протянул мне руку: – Давай сюда.
– Шестеро! – скомандовал Миролюб, опускаясь в седло, и его конь красивым прыжком перемахнул через поваленное дерево.
Один из воинов, находившийся с той стороны, что-то сказал товарищам, сжал бока своего коня коленями и миг спустя уже разворачивал его у брошенной повозки, одновременно вытаскивая лук. Миролюб оставил их здесь прикрывать наш отход? Шестерых против целого отряда? Он оставил их… умирать? Я в ужасе смотрела на дружинника, сосредоточенно целившегося из лука. Это был тот самый курносый воин, который расспрашивал Альгидраса о Прядущих. Совсем мальчишка.
– Ну же! – поторопил меня Альгидрас.
На ватных ногах я шагнула к нему, не в силах отвести взгляда от оставшихся на смерть людей. Боковым зрением увидела, что Горислав оттолкнул ладонь Альгидраса:
– Не дури, хванец. Двоих не унесет.
Я непонимающе обернулась к нему, и он тут же схватил меня за локоть. Не успела я опомниться, как уже сидела на его коне. Сам Горислав потащил коня к поваленному дереву, приказав:
– Держись что есть мочи.
Я протестующе замотала головой, но без толку. Пришлось зажмуриться и вцепиться в седло изо всех сил.
– Пригнись! – услышала я крик Альгидраса, и огромный зверь подо мной взмыл в воздух.
Я почувствовала, как стукнулось о дерево одно из его копыт, нас занесло, но приземлились мы удачно. Открыв глаза, я увидела, как Горислав, успевший перемахнуть через ствол вслед за нами, что-то быстро шепчет коню в ухо. Это все заняло лишь нескольких секунд, но мне показалось вечностью. Как в замедленной съемке я наблюдала, как он целует лошадиную морду, потом поднимает на меня взгляд и выдыхает:
– Пошел.
Его глаза кажутся в этот миг бездонными, и в них – вечность.
Я хотела крикнуть, что не хочу так, но конь с ржанием рванулся с места – и мне пришлось вцепиться в жесткую гриву, чтобы не свалиться на землю. Я все же изловчилась оглянуться на Горислава. Он скинул с плеча лук и, в свою очередь, оглянулся на Миролюба. Мне показалось, что я уже видела этот взгляд раньше. Миг – и Горислав отвернулся, уперся коленом в поваленный ствол и поднял лук.
Конь Горислава сделал еще один неожиданный прыжок, и я снова едва не свалилась на землю.
Следующие несколько минут показались мне каким-то сюрреалистическим кошмаром. Рискуя оказаться на земле в любую секунду, я изо всех сил держалась за конскую гриву и прижималась лицом к остро пахнувшей лошадиной шее. Грива была жесткой, а сам конь – горячим и пугающим. Наверное, только это и спасало меня от того, чтобы не скатиться в истерику при мысли об оставшихся за спиной людях. Мое тело звенело от напряжения, а рук я уже просто не чувствовала и понимала, что мое падение лишь вопрос времени. Я не могла не то что управлять этой скачкой, даже поднять голову, чтобы понять, кто мчится рядом со мной и точно ли Миролюб с Альгидрасом не остались там, у проклятого дерева.
И все же даже грохот крови в ушах, даже топот коней и свист ветра не заглушили звуки битвы, начавшейся у оставленной далеко позади повозки. Звон мечей, яростные крики и осознание, что там гибнут люди, заставили меня до крови закусить губу. Как бы мне хотелось верить, что все это дурной сон, кошмар, который растает с наступлением утра! Вдруг конь Горислава неистово заржал и вскинул голову. Я не успела увернуться и почувствовала сильный удар в нос, от которого перед глазами заплясали круги. Конь подо мной вскинулся, и я сперва подумала, что он ранен, но спустя миг мой затуманенный болью мозг осознал, что огромное животное встает на дыбы. Никакая сила не могла бы сейчас удержать меня в седле. Мои ноги не доставали до стремян, настроенных под рост Горислава, и я почувствовала, что соскальзываю с седла, заваливаясь на бок.
– Отпусти руки! – услышала я крик Альгидраса и, хоть понимала, что выполнение этого приказа равносильно самоубийству, разжала пальцы, отчасти потому, что просто не могла больше держаться.
Кто-то с силой рванул меня за плечо, потом больно перехватил под ребрами и дернул на себя. Спустя миг я была перекинута через седло.
– Всё! Всё! – услышала я голос Альгидраса.
– Цела? – крикнул Миролюб.
Я принялась неловко барахтаться, и Альгидрас пришел мне на помощь. После короткой возни он усадил меня перед собой. Лошадь под нами нетерпеливо гарцевала. Оглянувшись, я увидела, что конь Горислава уносится прочь, туда, где слышались звуки битвы.