ие меня обескуражило. В первую очередь потому, что я вообще смогла обратить внимание на красоты природы, несмотря на физическую боль и эмоциональное опустошение. А еще лес снова словно разговаривал. Я вертела головой, вслушиваясь в шелест листвы, и, казалось, сегодня он был иным. Словно во мне открылось какое-то дополнительное чувство, тонко воспринимавшее колебания воздуха и звуки природы. Задрав голову к сходившимся над дорогой кронам, я поняла, что вижу каждый листок.
Рядом со мной кашлянул Алвар, и я обернулась к нему. Он выглядел по-прежнему неважно, однако на тонких губах играла привычная улыбка.
– Твои глаза блестят, краса. О чем думаешь?
Я поймала себя на том, что едва не улыбнулась в ответ. Но тут же вспомнила о Гориславе и, проигнорировав Алвара, окликнула Миролюба. Тот ехал чуть впереди, но тут же придержал коня и обернулся.
– Свирцы ведь похоронят твоих людей как нужно?
Миролюб нахмурился:
– Как нужно не получится. Для того я надобен. Но они… отвезут их в Каменицу. Отец о них позаботится. В другое время позаботился бы Будимир. Но…
Этот короткий отрезок времени вместил слишком много смертей в окружении Миролюба: Будимир с его людьми, половина дружины, Златан, которого по нелепой случайности пришлось убить самому княжичу…
Я опустила голову, потому что не знала, как выразить свою скорбь. Однако он, казалось, понял, потому что негромко произнес:
– Они воины, ясно солнышко. Любой из нас может поймать шальную стрелу.
Я кивнула, не поднимая головы и силясь отогнать мысли о Гориславе и, как бы нелепо это ни звучало, о его коне, бросившемся на помощь своему хозяину, чтобы тоже погибнуть.
– Но кто мог послать тех людей? Ансгар сказал, что лиходеи искали меня. Сам Ансгар искал своих… отступников, – неловко пробормотала я, покосившись на Алвара. Тот улыбнулся. – Понятно, почему они были вместе, но как они нашли друг друга?
Это был правильный вопрос. Я поняла это по тому, как оглянулся Миролюб, и по взгляду Алвара, в котором светилось веселое изумление, словно он был приятно удивлен наличием мозгов в моей голове.
Миролюб лишь покачал головой, а вот Алвар неожиданно подал голос:
– На землях светлого княжича, – он продолжал называть так Миролюба, хотя было видно, что того это раздражает. Алвар не мог не замечать этой реакции, однако тактики не менял, – есть много разного люда. Прежде чем ступить на здешний берег, я писал не только тебе, княжич, но и воеводе Свири, и воеводе Красного Дворища.
Миролюб оглянулся и вскинул бровь, а Альгидрас подал голос:
– Ты писал Радимиру?
– Мне нужно было найти тебя, брат мой, – пожал плечами Алвар, даже не оглянувшись на Альгидраса.
Было ясно, что Радим ничего не сказал Альгидрасу о письме, и того это явно задело. Я же вдруг почувствовала изрядное удовлетворение.
– И что тебе отвечали эти достойные люди? – в голосе Миролюба любопытство было тщательно замаскировано под насмешку.
– Увы, светлый княжич! Ты был единственным, кто ответил на мои письма.
– Как ты узнал, что это был я, а не отец? – насмешка Миролюба пропала, осталось лишь любопытство.
– Я не знал наверняка, пока не ступил на твою землю и не оказалось, что мои люди везде натыкаются на твоих дружинников. Мы ни шагу не могли ступить без надзора. Они были и торговцами, и трактирщиками, и постельными… – Тут он бросил на меня взгляд и оборвал мысль на полуслове.
Миролюб тоже посмотрел на меня, впрочем, смущенным не выглядел. Вместо этого он продолжил допрос:
– Как же ты опознал в них дружинников? И почему решил, что они не люди моего отца? – теперь уже княжич выглядел не просто любопытствующим. Алвару явно удалось его заинтриговать. – Тебе помогла стихия?
– Мне помогли глаза, – уголком губ улыбнулся Алвар и, перехватив мой недоуменный взгляд, пояснил: – Запястья.
Видимо, мое лицо стало еще более озадаченным, потому что Алвар рассмеялся, а Альгидрас, воспользовавшийся расширением дороги и пристроившийся справа от меня, щелкнул пальцами:
– Браслеты. Но ты не мог знать узор княжича! Ты вообще не мог ничего знать наверняка… Ты же никогда от своего монастыря и на полшага не отходил. – Тон Альгидраса был одновременно обличающим и раздраженным. – Не говори, что полагался на слова торговцев.
Алвар улыбнулся и покачал головой, но на обвинения ответить не успел: Миролюб натянул поводья, и его конь развернулся на месте. Алвар с Альгидрасом тоже остановили коней. Моя лошадь, к счастью, остановилась сама.
– Ты разобрал узор на браслетах? – на лице Миролюба отразилась крайняя степень недоверия. – Его и не разглядишь. Да и браслеты в Каменице у всякого… Как ты опознал моих людей?
Миролюб поднял запястье к глазам и с тенью досады принялся изучать массивный браслет.
– Вся моя жизнь – это свитки и письмена, светлый княжич. Мне довольно увидеть узор единожды – и я запомню его на всю жизнь. Браслеты здесь у разного люда, но у твоих людей узор един. Когда я подносил дары твоему отцу, увидел, что его узор походит на их, но лишь походит, не более. А это значит, что они – люди одного из его ближайших родичей, но не самого князя. Светлый князь принял дары и заинтересовался чужеземцем не более, чем того требовали законы гостеприимства. Выходит, ждал меня не он, а кто-то другой. Тот, кто знал о моем прибытии, тот, кто заботится о своей земле, и тот, чьи воинские узоры приняли на себя часть узоров светлого князя. Если бы у князя было несколько сыновей да дюжина братьев, мне бы пришлось провести немного времени во встречах с каждым из них. Но мой путь был легок, и он привел лишь к одному человеку.
Алвар указал на Миролюба театральным жестом. Я подумала, что, если бы рядом был очаг, пламя непременно бы полыхнуло. Алвар, точно прочитав мысли, чуть склонился ко мне и доверительно понизил голос:
– С очагом вышло бы краше.
Я не смогла сдержать улыбки. Миролюб наконец прекратил разглядывать браслет и, покачав головой, развернул коня. Я же подумала о том, что вообще не обращала внимания на браслеты, которыми мужчины крепили здесь рукава рубах. То есть сами браслеты видела и у Радима, и у Миролюба, и у Альгидраса с Гориславом, но даже не подумала о том, что по узорам на них можно что-либо определить. Любой рисунок здесь автоматически казался мне оберегом, а значит, не должен был ничем выделяться среди других.
Мы вновь неспешно тронулись в путь. Миролюб ехал впереди. Мы – в ряд позади него. Дорога была широкой, но мне казалось, что, даже будь она уже, мне бы не позволили ехать без подстраховки.
– Ну, раз уж мы говорим правду, – через какое-то время начал Миролюб, – тогда скажи и ты, савоец: зачем ты здесь? Твоя жизнь – свитки и письмена. Думаю, у тебя их поболее, чем на моей земле. Что тебе нужно здесь на самом деле?
Миролюб даже не обернулся, говоря это, но я поняла, что он напряженно ждет ответа.
Оставалось надеяться, что княжичу не придет в голову подключить к игре в вопросы-ответы еще и меня, потому что моя правда им явно не понравится. Я покосилась на Альгидраса. Тот, почувствовав это, поднял голову, и стоило нашим взглядам встретиться, как мой желудок сделал сальто. Бесит! Как же бесит! Я резко отвернулась к Алвару. Тот смотрел на гриву своего коня с задумчивой улыбкой. Миролюб оглянулся и поторопил:
– Ну что молчишь?
– Выбираю правду, – честно ответил Алвар. – Их же всегда несколько, правд… Да, светлый княжич? – в его голосе появились странные интонации.
Миролюб пожал плечами и беспечно откликнулся:
– Выбери ту, от которой меньше бед, дорогой мой гость.
Он снова не обернулся.
– Тогда повторю то, что уже сказал тебе прежде. Меня позвала Святыня.
– Тебя не могла позвать чужая Святыня, – негромко откликнулся Альгидрас.
– Да что ты знаешь? – в голосе Алвара послышалось усталое раздражение. – Ты прикоснулся к ней, но так и не понял ее. Ты хоть раз чувствовал ее боль? Ее тоску? Бессилие? Она столько лет ждала освобождения!
– Кто «она»? – на этот раз Миролюб оглянулся.
– Каменная Дева, – откликнулся Альгидрас, не глядя на Алвара, в то время как тот ответил:
– Рамина.
– У нее есть имя? – удивился Миролюб.
– Это в той части свитков, что мы не читали, – пояснил Альгидрас.
– В той части, что мы не читали? Там не все свитки?
Вот, кажется, и ответ на вопрос, утаил ли Миролюб часть свитков, или у него их просто не оказалось.
Альгидрас лишь пожал плечами.
– Расскажи! – попросили мы с Миролюбом одновременно.
Не знаю, к кому обращался он, лично я имела в виду Алвара, потому что ему с недавних пор по части истории доверяла больше. Алвар потер лицо, отбросил волосы с глаз и вздохнул:
– Это было до начала времен, – начал он голосом, из которого полностью исчезла его привычная беззаботность. – В этот мир пришли пять… Я не знаю, можно ли назвать их людьми. Но пусть будут люди. Мир был молод. Возможно, до них здесь была лишь чернота.
Миролюб впереди нас фыркнул, однако ничего не сказал.
– Они принесли в этот мир Силу.
– Силу стихий? – вполголоса уточнила я у Альгидраса, начисто позабыв о своем решении его игнорировать.
Тот кивнул.
– А откуда они пришли? – оглянулся через плечо Миролюб. – С неба свалились? Как град?
Было видно, что он забавляется.
– Не с неба, светлый княжич. С другой стороны.
На этом месте рассказ мне резко разонравился сразу по ряду причин, но ни о чем не подозревавший Алвар продолжил:
– Наш мир – это прекрасное полотно, сотканное из радостей и бед, рождавшихся в нем от начала времен. Они ли создали это полотно или же прорвали своим приходом то, что было соткано до них, о том не скажу.
– Хорошо. Они пришли, и дальше что было? – снисходительно позволил продолжить Миролюб и, обернувшись, подмигнул мне.
Я очень надеялась, что он хотел показать, что не верит Алвару, а не намекал на мою «потусторонность».
– А дальше случилось то, чего они не могли ожидать. Оказалось, что удерживать свои стихии в узде в этом юном мире слишком сложно. Слишком много в нем было жизни, слишком много было тех, кого можно погубить. К тому же, на зов стихий потянулись все, кто был иным в этом мире, кто мог чем-то повелевать, видеть недоступное прочим.