– Но если была чернота, откуда взялись все эти иные? – не выдержала я.
– Я сказал «чернота», не «пустота», краса. Либо они были здесь, либо при разрыве полотна так же пришли в наш мир.
– И снова спрошу: откуда? – опять встрял Миролюб.
На месте Алвара я бы уже рукой махнула на таких неблагодарных слушателей, однако было видно, что он слишком влюблен в эту историю и ему, вероятно, слишком редко приходилось ее рассказывать. Если вообще приходилось. Потому он охотно пояснил:
– С Изнанки.
Мое сердце пропустило удар, а потом понеслось вскачь. Я попыталась себя успокоить тем, что это всего лишь старая легенда, правдивость которой пока ничем не подтвердилась. Но успокоиться не получалось, и я покосилась на Альгидраса. Тот хмуро рассматривал деревья над головой, точно они были в чем-то виноваты. Почувствовав мой взгляд, он посмотрел в ответ.
– Ты веришь? – одними губами спросила я, хотя это было нелепо, потому что для себя я давно решила не доверять словам и реакциям Альгидраса. Он кивнул в ответ.
Алвар меж тем продолжал:
– Их было пятеро.
– Пятеро? – переспросила я. – Но Святынь ведь четыре.
Миролюб удивленно оглянулся, и мне пришлось пояснить:
– Мне Олег рассказывал, когда я рисунок отдавала.
Княжич отвернулся, никак не отреагировав, Алвар же продолжил рассказ:
– Четыре Силы: Огонь, – Алвар на миг прижал ладонь к груди, – Воздух, – рука театрально указала на Альгидраса, – Вода и Земля. А пятой была прекрасная Дева, которая мало того что любила одного из тех четверых, любила настолько, что согласилась тайком помочь им бежать с Изнанки, но и несла в себе ту Силу, без которой четыре другие были ничем.
– Какую? – спросила я, в то время как Альгидрас с Миролюбом в унисон подали голос:
– Бежать?
– Сперва отвечу красе. – Алвар явно наслаждался тем, что полностью завладел нашим вниманием. – Эту Силу называют по-разному. Эсфера, аэтер, этоу. Но суть у нее одна. Это само сущее.
У меня на языке вертелись слова, которые я уже однажды сказала Альгидрасу: «Словом, ты не знаешь, что это значит», но отчего-то в этот раз я промолчала. Наверное, потому, что чувствовала: Алвар знает.
– Что это значит? – спросил Альгидрас, и я невольно улыбнулась.
– Это сама жизнь. Без нее огонь не может гореть, вода не может течь, ветер – дуть, а земля будет бесплодной.
Наступила тишина. Мы переваривали информацию.
– От кого они бежали? – напомнил Миролюб.
– А вот об этом в свитках не сказано. Они бежали с Изнанки, чтобы спасти Силы стихий, которыми обладали. Тот мир, который они покинули, мог дать им долгую, но пустую жизнь, потому что там их стихии не могли освободиться.
Миролюб хмыкнул и повертел головой, разминая шею. Я тоже вдруг почувствовала, что, пока слушала, едва дыша, мои спина и шея затекли. Осторожно распрямившись, я с наслаждением размяла мышцы.
– А что было потом? – спросил Альгидрас.
Алвар повернулся к нему и смерил долгим взглядом. Было в этом взгляде что-то такое, чему я не могла подобрать названия.
– А потом Рамина начала гибнуть. Аэтер – сама суть жизни – покидала ее, растворяясь в воздухе, воде, наполняя собой все вокруг, потому что этот мир был нов и слаб, он хотел жить. Слишком много здесь было тех, кто жадно впитывал ее Силу. Четверо других не могли это остановить. Все, что они могли, – отдавать ей понемногу Силы своих стихий, чтобы поддерживать ее жизнь. Я не знаю, как долго это длилось. Может быть, дни, может быть, несколько человеческих жизней. И все то время, пока она медленно умирала, к ним жадно лезли разбуженные иные этого мира. Они не только хотели жить, они хотели понять, насколько сильны сами и насколько сильны те, кто разбудил их. Это было смутное время. Наконец носитель Силы Воды, не знаю, по уговору ли с другими или по своей воле, решил отдать ей всю свою стихию до капли. Аэтер – жизнь. Она может принять в себя любую Силу и жить с ней. У них могло бы получиться. Но, прежде чем коснуться его рук, она поняла, что он хочет сделать. И тогда она выбросила в этот мир все, что было в ней самой, без остатка и превратилась в камень.
Голос Алвара прозвучал глухо. Он остановил коня, Альгидрас справа от меня тоже.
– Что с тобой? – спросил он.
И только тут я сообразила, что первой натянула поводья, а они лишь последовали моему примеру. Я вспомнила Деву, которую видела во сне. Она действительно стояла с вытянутыми руками, словно готовилась что-то принять. Безмятежно-спокойное лицо, гордо вскинутая голова… Вот как она выглядела, когда оттолкнула дар, зная, что это погубит ее саму. Я вдруг поняла, почему Алвар так одержим этой историей.
– Что? – повторил Альгидрас свой вопрос.
Оказалось, что все трое смотрят на меня выжидающе.
– Не знаю. Она сама остановилась, – соврала я. – Наверное, я случайно потянула.
Мужчины удовлетворились ответом, и мы продолжили путь. Хотя Альгидрас все еще на меня поглядывал. Алвар не спешил продолжать рассказ. Он смотрел вперед, словно задумался о чем-то.
– Это носитель Силы Воды?.. – произнесла я.
Алвар повернулся ко мне и вопросительно приподнял бровь.
– Это он был тем, кого она любила?
Алвар улыбнулся одними губами и на миг опустил ресницы, подтверждая мою догадку. А я вновь подумала о том, какой разрушительной силой может быть любовь.
– Что было дальше? – Миролюба явно не интересовали высокие материи.
– А дальше, светлый княжич, они создали Святыни, заключили в них большую часть своих Сил и отдали Каменной Деве.
– Как? – спросила я.
– Зачем? – спросил Миролюб.
– И снова отвечу сперва красе. В протянутые руки Девы вложили Священный резной шар – Святыню Воздуха, и Чашу, в которой зажгли Огонь. И Чашу, и Шар оплели священными письменами, чтобы стихии не могли из них вырваться.
– А Вода и Земля?
– Воду ее носитель заключил в саму Деву. Он уже питал ее до этого, потому путь для его Силы был открыт. И, верно, ему просто так захотелось. Что же до Земли… В свитках о том не сказано, но я думаю, что камень, из которого созданы все Святыни, – это и есть стихия Земли.
Я посмотрела на Альгидраса, вспомнив, что он утверждал, будто Святыня Земли – это камень, на котором стояла нарисованная в книге Дева. В ответ на мой взгляд он лишь виновато пожал плечами.
– Про носителя стихии Земли вообще мало что сказано, – продолжил меж тем Алвар и ответил наконец Миролюбу: – А зачем? Затем, что стало понятно: они не могут свободно пользоваться своими Силами здесь. То, что было заперто в них на Изнанке, найдя выход в новом мире, стало приносить слишком много бед. Начались дожди, суховеи, грозы, бури, земля содрогалась. В свитках о том не пишут, но мне кажется, они испугались, светлый княжич.
Миролюб недоверчиво оглянулся:
– Испугались? Люди, которые обладают такими силами?
– Обладают и не могут обуздать, княжич. Это поистине страшно. Когда я был ребенком и что-либо огорчало меня, где-то начинался пожар. Утекло много воды, прежде чем я научился держать свой гнев в себе. А теперь представь, что было бы, не научись я владеть собой, когда неведомые лиходеи в твоей столице напали на нас в Враном? Ты бы сейчас не в Свирь ехал, а город свой хоронил. Впрочем, ты бы и сам в своих хоромах сгорел.
– Ты правда можешь сжечь целый город? – с ноткой недоверия уточнил Миролюб.
Алвар лишь улыбнулся.
– Может, – хмуро подтвердил Альгидрас. – Однажды при мне сжег два корабля. Я и глазом моргнуть не успел.
Алвар закатил глаза, а я охнула.
– В твоих устах, брат Альгар, это звучит печальнее, чем было в тот день. Корабли те уже не ходили. Их давно собирались пустить на дрова. Я просто… помог.
Теперь уже закатил глаза Альгидрас:
– Ты просто рассердился!
Алвар пожал плечами, не признавая, но и не отрицая эти слова, а я поняла, что меня забавляет их перепалка. Было в этом что-то семейное. Все-таки они были братьями гораздо больше, чем того хотелось бы хванцу.
Миролюб вежливо дождался окончания спора и вновь оглянулся на Алвара:
– Они не могли править Силами, но почему думали, что, отдав их Деве, они все исправят?
– Потому что так должно было быть. Укрытые в Святынях, опутанные письменами, Силы дремлют. Никто из носителей не может использовать их полную мощь. А значит, новому миру так… – Алвар нетерпеливо махнул рукой, не сумев подобрать слова.
– Лучше, – подсказал Альгидрас.
– Пусть будет лучше. Но я хотел сказать, что так… – он что-то произнес на кварском.
– Меньше беды, – перевел Альгидрас.
– Спасибо, брат! – в голосе Алвара прозвучала шутливая торжественность.
– А зачем они после отделили Святыни друг от друга? – спросила я.
Алвар повернулся ко мне и очень серьезно ответил:
– Их называют Прядущими. Тех, кто приходит с Изнанки. Укрытые здесь Силы, коих слишком много для этого мира, рвут ткань между мирами. Так сюда попадают Прядущие. Святыня их притягивает.
– Которая? – затаив дыхание, спросила я.
– Любая. Со временем четверо поняли, что ткань мира рвется. После создания единой Святыни все стало еще хуже. Не было бурь и потопов, но поблизости стали появляться люди. Непохожие на нас.
– Что за люди? – Миролюб обернулся и досадливо поморщился. – Хоть ты задом наперед на коня садись, – проворчал он. – Отчего я не сова?
Мы все рассмеялись.
– Люди разные. У вас их называют… забыл слово. Ведь спрашивал же!
– Кого спрашивал? – поинтересовался Альгидрас.
– Люд на торгах. Я ведь собиратель сказаний и старых свитков, – обезоруживающе улыбнулся Алвар, и я поняла, что на расспросы, подкрепленные такой улыбкой, ответил бы даже самый недоверчивый горожанин.
– Забавцами их кличут.
Алвар щелкнул пальцами и кивнул Миролюбу в знак благодарности.
– Прядущие, забавцы… Всё одно. Они приходят в мир и меняют ход.
– Ход чего? – спросила я.
– Всего. Они разбивают предания и сказания, становясь при этом их частью. А потом забирают чью-то жизн