– Алвар, мне не интересны обряды хванов. То есть они мне были бы интересны, но твой ненаглядный Альгар меня с недавних пор так бесит, что я даже слушать не хочу о его подвигах в пятнадцать лет.
– Обида без причины – первый признак того, что он тебе дорог.
– Без причины? – возмутилась я.
– Краса, Альгар сложный. Но знаешь, что в нем есть такого, чего нет ни в ком другом?
– Мерзкий характер?
Алвар расхохотался:
– Это правда. Но такое на любом торгу пучок за пятачок, – так здесь говорят?
Я не ответила, а Алвар продолжил:
– В нем есть вина перед родом. Она была всегда. Его отец навлек гнев богов тем, что возлег с Той, что не с людьми. По людским законам, Альгар не должен был родиться, понимаешь? Но свитки не обманули: звездный мальчик пришел в этот мир.
– Звездный? – эхом откликнулась я, невольно заинтересовавшись.
– В ночь, когда он родился, звезды на небе соткали узор, который повторяется лишь раз в тысячу лет.
– Пф, – сказала я. – Уверяю тебя, твой ненаглядный Альгар был не единственным, кто появился на свет в ту ночь.
– Я не буду спорить с тобой, краса. Может, он появился и не один, но выжил один.
– Что? – воскликнула я.
– Так бывает. Когда рождаются избранные, на них уходит слишком много силы. Он не знает, кто его мать, но я знаю. Если свитки не врут, а пока они ни разу не ошиблись, он просто не мог не родиться на свет. У старосты хванов не было выбора. Но сам староста и Альгар считали по-иному. Альгар винит себя в смерти матери, потому что та умерла родами. Винит себя в гибели хванов, потому что Великий жрец предсказал, что именно рождение Альгара навлечет беду на весь род. Душе не прикажешь. Альгар живет с мыслью, что, если бы он не родился, сотни других людей были бы живы.
– Зачем ты мне все это рассказываешь? – негромко спросила я.
Я не желала слушать дальше, потому что если Алвар был прав, то картина вырисовывалась настолько паршивая, что сердце невольно сжималось от сочувствия. А это была совсем не та реакция, которую я хотела. Впрочем, Алвар-то наверняка добивался именно этого, поэтому я твердо произнесла:
– Я не хочу этого знать. Расскажи, что за обряд провел Альгидрас и когда?
– Краса, я хочу, чтобы ты услышала. Альгар живет в чувстве вины. Это одно из самых невыносимых чувств на свете. Я знаю, о чем говорю.
– Дальше что?
– Он пытается спасти всех, кто нуждается в помощи, может он то или нет. Понимаешь?
– Допустим.
– Ты оказалась в этом мире ради него. Теперь я точно это знаю.
Я вздрогнула от этих слов и демонстративно расхохоталась, потому что не могла слышать подтверждение своих мыслей из уст другого человека.
– Ты можешь смеяться, можешь злиться, это ничего не изменит. Дева привела тебя в этот мир, чтобы черпать из тебя силы. Рано или поздно ты стала бы лишь тенью. Единственное, чем можно было остановить это, – заставить ее признать тебя своей. Признать тебя частью ее.
Алвар замолчал, глядя на наш лагерь. Я отыскала взглядом Альгидраса. Тот имел явно неприятную беседу с Радимом. Я могла дать руку на отсечение, что виной тому были вольности Алвара. Именно в этот момент Альгидрас обернулся к нам – и я поспешно отвернулась. Мне не хотелось, чтобы он видел смятение на моем лице.
– Обряд был единственным способом тебя спасти. В Каменице Альгар понял, что Дева его признала…
– Как проходит обряд? – спросила я, уже подозревая ответ. Мой голос прозвучал на удивление спокойно.
– Обряд – это… соитие, – осторожно проговорил Алвар.
Я помотала головой и, закусив губу, посмотрела на Алвара. Он не шутил. Увы.
– То есть любая женщина, с которой Альгидрас… будет признана этой вашей Девой? И вдобавок вступит в род хванов?
Звучало как бред. Особенно меня волновал момент с вступлением в род.
– Нет, что ты! – искренне удивился такому предположению Алвар. – Только после обряда.
– Я уже полчаса пытаюсь выяснить, в чем суть обряда?
– Ты должна была вручить ему ритуальный кинжал и всю себя.
– Тогда ты ошибаешься! Не было у нас никакого обряда! – воскликнула я, и тут же память услужливо подсунула мне сцену, случившуюся в домике Помощницы Смерти.
Перед тем как меня поцеловать, Альгидрас попросил передать ему лежавший на столе нож. Я была настолько поглощена тогда своими мыслями, что выполнила просьбу не задумываясь. Я и запомнила этот момент лишь потому, что, когда передавала кинжал, обратила внимание на отблески пламени на перстнях, одолженных Альгидрасу Алваром.
Я неверяще помотала головой. Вот же подлец!
– Прости, Алвар, – прокашлявшись, продолжила я. – Я правильно тебя поняла? Все, что случилось между мной и Альгидрасом, случилось потому, что он хотел провести обряд, чтобы Дева перестала отнимать мои силы?
Алвар кивнул.
– Потому что он чувствует вину и стремится спасти всех и вся? – мой голос взлетел на октаву выше, и мне вновь пришлось прокашляться.
Алвар же снова кивнул.
– Понятно, – тихо ответила я и пошла прочь.
– Краса, – Алвар догнал меня и схватил за запястье. – Тебе больно. Отчего? Он спас тебя! Он дорожит тобой!
Я усмехнулась, чувствуя, как на глаза наворачиваются злые слезы.
– Он спас меня потому, что обещал. И все.
– Краса, нет!
– Спасибо, что рассказал. И… отпусти мою руку. Радим за такое тебе голову отвернет.
Алвар послушно выпустил мое запястье и даже не напомнил, что сам он может оставить от Радима лишь горстку пепла.
Я направилась к нашей временной стоянке. Пахло костром и подогретыми лепешками. Наверное, не будь меня в отряде, мужчины скакали бы без остановки. Впрочем, подумала я об этом отстраненно, просто для того, чтобы не сосредоточиваться на мысли о том, что Альгидрас меня вновь обманул.
Не дойдя до стоянки совсем немного, я резко обернулась к шедшему позади Алвару:
– Научи меня не показывать, что я чувствую.
Алвар с сомнением покачал головой:
– Но как же он узнает, когда он тебе нужен?
– А он мне не будет нужен, – просто ответила я.
– Ох, краса. Ты еще сложней, чем он, – вздохнул Алвар.
– Научи. Я больше тебя ни о чем не попрошу!
– У каждого это по-своему, – сдался наконец Алвар, однако было видно, что он не в восторге от того, что приходится идти против Альгидраса. – Я мысленно окружаю себя огнем. Альгар, верно, вихрем. Я не знаю.
Я на миг задумалась, а потом вспомнила прочитанную сто лет назад статью о том, как уберечься от энергетического вампира. Тогда это вызвало лишь смех, а теперь я подумала, почему бы и нет, и представила себя окруженной прозрачным пузырем. Алвар приподнял бровь.
– Получается, – хмыкнул он. – Я чувствую тебя слабее.
– Я научусь, – пообещала я.
На мое плечо легла тяжелая рука, и, даже не оборачиваясь, я поняла, что это Радим.
– Досказали свои легенды?
– Да, – в один голос откликнулись мы.
– Он тебя расстроил, – нахмурился Радим.
– Нет. Не он. Грустная легенда. Но я сама просила ее рассказать.
– Мог бы конец и повеселее придумать, – проворчал Радим и потянул меня к костру, бросив неприязненный взгляд на Алвара.
Альгидрас вышел нам навстречу. Он что-то выискивал на моем лице, хмурясь и теребя повязку на руке. Я отвернулась.
Лепешка оказалась теплой и пахла дымом. Есть мне не хотелось совершенно, но я механически жевала, чтобы не расстраивать Радима. Мне не давала покоя мысль о принадлежности к роду хванов. Получается, что я теперь даже при желании не смогу выйти замуж за Миролюба? Хоть смейся. Помнится, я так мечтала, чтобы кто-нибудь что-нибудь за меня решил, но уж никак не думала, что это будет сделано вот так: расчетливо и цинично. Я чувствовала на себе взгляд Альгидраса. Но чем пристальней он смотрел, тем отчетливее я представляла, что окружена плотным прозрачным коконом. Оставалось надеяться, что со временем мне удастся закрыться наглухо.
Позже я сидела на коне Радима и думала о том, что все правильно. Как когда-то сказал мне Альгидрас, я в этом мире никто. С чего я решила, что это вдруг изменится? Он никогда ничего не обещал, кроме того, что спасет меня, если найдет способ. Он его нашел, оттого-то и был так спокоен тем утром. Понимал, что сделал все, и мог наконец договориться со своим чувством вины. Это я, дура, упивалась эйфорией и миром, который вдруг преобразился. Я усмехнулась сама себе. Так мир потому и преобразился, что после обряда во мне появилась пусть мизерная, но все же часть этой их Силы. Поэтому я и смогла принять вертикальное положение после того, как накануне перетрудила все мышцы. В обычной ситуации я лежала бы пластом и стонала от мышечной боли. Сейчас же можно было наблюдать самую лучшую иллюстрацию слов, сказанных когда-то Альгидрасом: Святыня дает силы, со всем же остальным организм справляется сам.
Я попыталась представить положительные стороны подобного бонуса, но мои мысли то и дело возвращались к тому, кто мне этот бонус подарил. Я от всей души хотела его возненавидеть, но вместо этого понимала, что чувства, навеянные чертовой Святыней, никуда не исчезают, и от этого было невыносимо больно.
Радим, словно чувствуя мое состояние, с расспросами не приставал. Просто обнимал меня крепко и иногда украдкой чмокал в макушку. От этого мне тоже хотелось плакать, потому что мы все его обманывали, а уж он-то заслуживал этого меньше всего. И еще я очень боялась того, что Прядущие и в самом деле те, кого называют здесь забавцами, уводящими с собой кого-то из близких. Что, если с Радимом случится беда?
К Свири мы подъехали уже затемно. Стража приветствовала нас радостными криками, ворота распахнулись, и мы въехали в город. На площади, где стоял позорный столб, толпились свирцы. В тусклом свете фонарей мне показалось, что здесь собрался весь город. Все говорили разом, выкрикивали приветствия, расспрашивали о новостях. Я опять привлекла к себе ненужное внимание, вернувшись раньше срока и попутно погубив двенадцать воинов княжича. Еще мне нечего было сказать Радиму о Злате, потому что я не видела ее уже несколько дней. Я не знала, как объяснить ему ссору с Добронегой. Я ничего не знала и чувствовала себя такой же испуганной и одинокой, как в то время, когда только попала в Свирь и понятия не имела, что меня ожидает.