Дозволите ли вы кому-либо доложить вам о себе так: “У меня достаточно сил, чтобы поднять груз весом в сто цзюнь, но не хватит сил на то, чтоб поднять перышко” или “у меня хватит зрения на то, чтоб разглядеть кончик осенней паутинки, но его недостаточно, чтобы разглядеть воз хвороста?” Ван ответил:
– Нет! Не дозволил бы. Тогда Мэн-цзы спросил:
– Почему же в данное время у вас, ван, достаточно милосердия, чтобы распространить его на птиц и зверей, между тем действие такого милосердия вы не доводите до вашего народа? В таком случае и перышко не поднимет тот, кто для этого не приложит никаких сил; воз хвороста не приметит тот, кто для этого не воспользуется зрением. Вот и народ не получит защиты, если для этого не будет использовано милосердие ваше. Следовательно, бесправие вана не в том, что он не может действовать, а в том, что он не действует.
Сочувствие к быку доказывает, что у князя есть эмоциональный потенциал для того, чтобы стать праведным правителем. Все, что ему нужно, – развивать этот потенциал, чтобы достигнуть правильного объекта сочувствия: простых людей. Это можно сделать, сочетая самоанализ, тренировки и воображение.
Князь должен обдумывать, что он чувствует, когда видит испуганного быка, размышлять об этом, чтобы оценить, что чувствует разумное существо при виде страдания. Потом, как замечает Мэн-цзы, князю стоит поработать над тем, чтобы это чувство (сострадание к быку) применить к другим (к народу). Мэн-цзы предлагает расширять круг сострадания, начиная с семейных чувств. Сосредоточьтесь на уважении к старшим членам семьи, говорит он князю, и желании заботиться о своих детях. Усиливайте эти чувства, размышляя о них и руководствуясь ими на практике. Сочувствие начинается дома. Потом, когда вы научитесь, попробуйте распространить этот подход на стариков и детей из другихсемей. Мы можем представить, что князь начнет с семей ближайших сподвижников, с которыми ему проще всего себя соотнести, а потом будет двигаться ко все более далеким людям, пока не обнаружит себя способным заботиться о простолюдинах. “Следовательно, чтобы охранять всю землю, омываемую четырьмя морями, достаточно распространить милосердие, – заключает Мэн-цзы, – без распространения милосердия нечем будет оберегать даже свою жену и детей. С древности повелось, что люди намного превосходят других ничем иным, как умелым распространением своей деятельности, вот и все”.
С точки зрения Мэн-цзы, взращивание у-вэй основано на чувстве и воображении, а не на абстрактном разуме и рациональных аргументах, и современная наука c этим во многом согласна. Тот факт, что воображение эффективнее абстрактного мышления, когда дело доходит до изменения поведения людей, является прямым следствием завязанной на действие природы нашего воплощенного разума. Так, многие исследователи соглашаются, что мысль порождается и определяется сенсомоторным ощущением мира. Иными словами, мы мыслим образами. Это не обязательно картинки. Образ может быть ощущением, которое испытываешь, поднимая тяжелый предмет или шлепая по глубокой грязи.
Основным качеством этого образа является то, что он аналоговый, а не цифровой. Чтобы уяснить разницу, обратимся к звукозаписи. Я познакомился с ней через грампластинки на сорок пять оборотов. Потом перешел к полноразмерным пластинкам и кассетам Stereo 8 (отлично помню свою первую – Goodbye Yellow Brick Road Элтона Джона, – которую слушал, пока она не сломалась). Это аналоговые технологии: Элтон Джон играл в студии, а записывающее устройство более или менее непосредственно заставляло звуковые волны отпечататься на физическом носителе. Аналоговая природа записи означала, что та связана со своим носителем, потому что единственным способом перенести музыку, например, с пластинки на кассету было позволить аналоговому сигналу с виниловой пластинки породить аналоговый сигнал на магнитной ленте. В некотором смысле аналоговые записи всегда прямо связаны с событием, их породившим: существовала прямая связь между играющим на рояле Элтоном Джоном и кассетой, которую я вставлял в свой модный проигрыватель.
В случае цифровых записей этой связи не существует. При цифровой записи звуковые волны переводятся на язык нулей и единиц, не имеющих прямого отношения к изначальному выступлению. Это просто информация, а не физический отпечаток. Бестелесная модель сознания предполагает, что большинство, если не все, понятия – цифровые. Изначально они появляются в связи с опытом, но потом переносятся в принципиально другую среду, и больше никак с ним не соотносятся.
Многие десятилетия ученые-когнитивисты и философы спорили, является наше сознание “аналоговым” или “цифровым”. Дебаты еще не закончены, но пока ведут сторонники “аналогового” подхода{142}. Одно из основных затруднений для “бестелесной” теории следующее: человеческая психика сформировалась до цифровой революции. Никто не отрицает, что наши чувства – “аналоговые”. Звуковые и световые волны “отпечатываются” в телесном разуме примерно так же, как осуществляется аналоговая звукозапись или делаются фотоснимки. Однако даже “высшие” участки мозга (вроде коры больших полушарий) напоминают скорее магнитную ленту, чем “айфон”. Нейронная структура коры устроена так, чтобы она имела дело с двухмерными образными системами, а не с цифровыми символами. Разумеется, кора может содержать цифровые системы управления. Но мы до сих пор не видели их в действии, и трудно себе представить, как и где “аналоговые” сигналы от органов чувств могут быть переведены в “цифровой” формат. Увеличивается также объем экспериментальных данных, указывающих на то, что люди мыслят скорее образами, чем абстракциями. Мы воспринимаем жизнь как путешествие{143}, рассуждаем о справедливости, прибегая к метафоре весов, и интуитивно воспринимаем зло как тьму и грязь, а добро – как свет и чистоту.
Мэн-цзы опережает свое время и в этом отношении. Моисты, как и их нынешние собратья-утилитаристы, считают хорошее поведение результатом цифрового мышления. Бестелесный разум сводит информацию к цифрам, проводит подсчеты и навязывает результаты телу, которое никак не участвует в процессе. Мэн-цзы, с другой стороны, утверждал, что изменение поведения – это аналоговый процесс: образование должно быть холистическим, опирающимся на телесный опыт, эмоции и восприятие, использующим как основные инструменты образное мышление и эмпатию. Вы не преуспеете, если просто заявите Сюань-вану из Ци, что он должен чувствовать сострадание к народу. Так же бесполезно будет попросить его обдумать, насколько нелогично заботиться о быке, наплевав на живых людей, которые страдают под его неправедной властью. Единственным способом изменить его поведение, подтолкнуть его к у-вэй было наставление с помощью определенных упражнений{144}. Мы аналоговые существа, живущие в аналоговом мире. Мы мыслим образами, а значит, обучение прямо зависит от силы воображения.
Джонатан Хайдт в своей работе о счастье прибегает к метафоре погонщика (сознательная психика), пытающегося приручить слона (телесное бессознательное). Проблема абсолютно рационалистических моделей нравственного воспитания, замечает Хайдт, в том, что те пытаются “снять погонщика со слона и научить решать проблемы самостоятельно”, через передачу абстрактных правил. Они соответствуют “цифровому” пути, и результат предсказуем: “Урок заканчивается{145}, погонщик залезает обратно на слона, и все остается как есть”. Нравственное воспитание должно быть “аналоговым”. Хайдт вспоминает, что в колледже был убежден рациональными аргументами Питера Сингера в моральном превосходстве вегетарианства. Однако эта убежденность никак не повлияла на его поведение. В результате Хайдт стал вегетарианцем (по крайней мере на время), посмотрев видеозапись происходящего на бойне. Лишь сильный образ смог сделать то, что оказалось не под силу логической аргументации.
Мэн-цзы сравнивает процесс самосовершенствования с военачальником, ведущим войска, где военачальником будет рассудок, а войсками – тело (чувственное мышление). Без направляющей силы рассудка тело не способно развиваться в правильном направлении, точно так же, как полки без командира будут просто бесцельно кружить на месте или беспорядочно бросаться в бой. В то же время у самого военачальника почти нет силы: чтобы действовать эффективно, нужны войска, и он должен направлять их, иначе они разбегутся или превратятся в толпу. Власть генерала имеет свои пределы. Как земледелец, заботящийся о посадках, или строитель каналов, пытающийся обуздать могучую Хуанхэ, обучение дает плоды лишь тогда, когда оно соответствует естественному порядку вещей.
Отдаваясь ритму: у-вэй в понимании Мэн-цзы
Концепция самосовершенствования Мэн-цзы может напоминать стратегию “отделки и полировки” Конфуция и Сюнь-цзы – в том отношении, что рассудочное мышление управляет чувственным. Однако мы можем увидеть разницу, сравнив то, как они использовали одну метафору – танца, – чтобы подчеркнуть совершенно разные мысли.
Сюнь-цзы использует танец в качестве метафоры конфуцианского образования и задает риторический вопрос: “Как познать смысл танцев?” И отвечает:
[Танцующий] сам себя не видит и не слышит, тем не менее его наклоны головы и корпуса, движения вперед или назад, темп танца – все это строго определенно, он добивается полного ритмического соответствия наклонов головы со звуками колокола и барабана и не допускает движений, которые не согласуются [с этим ритмом].
И для Сюнь-цзы, и для Конфуция состояния у-вэй, то есть полного отсутствия усилия, можно было достигнуть лишь через наращивание усилия. Наслаивая одно усилие на другое, вы учитесь быть настолько естественным, что стараться уже не нужно. Это требует тяжелой работы и полного изменения личности. Как и в случае обработки нефрита или дерева, изделие не похоже на заготовку. Опасность этой стратегии зак