на месте. Голые ноги будто приклеились к старому дубовому полу. Я со свистом втянула воздух, не отводя от Кристиана взгляда. Его глаза в тени густых черных ресниц были подобны грозовым облакам. Он стиснул челюсть так, что прорезались жилы на висках. Поддел пальцем подол моей футболки, и по моим голым ногам побежал холодок. Внутри все полыхало, но я была слишком поражена его поведением, чтобы хоть что-то предпринять. А потом он медленно – так медленно, что я чуть не расплавилась от похоти, – задрал на мне футболку.
Кристиан зашипел, и безразличие во взгляде сменилось привычной суровостью.
– Какого черта с тобой случилось?
Я запнулась, несколько раз моргнула, пытаясь стряхнуть томное выражение лица.
– Что-что?
Он притянул меня за футболку, и наши тела столкнулись. Тут он снова приподнял подол, и я осознала, на что он смотрит. Я быстро оттолкнула его и опустила футболку. Я была в ужасе, что вообще позволила ему увидеть.
– О чем ты думал, черт возьми? Ты что творишь? Влез ко мне в комнату как сталкер и задираешь на мне футболку? – я старалась говорить тихо, чтобы не разбудить Пита и не нарушить пьяную дрему.
– Ты секунду назад на меня смотрела так, будто хотела трахнуть, и не очень-то жаловалась. – Он сощурился. – Так что лучше спросить, какого черта ты творила, когда позволила задрать твою футболку?
Лицо у меня полыхало. Щеки горели от стыда. Я его ненавижу.
– Как ты сюда попал?
Кристиан огляделся. Взгляд его задержался на матрасе на полу, на скомканном одеяле. В комнате вообще почти ничего не было: матрас у стены, желтые, потрепанные, пожелтевшие обои и маленькая прикроватная лампа на полу (шнур от нее тянулся через всю комнату подобно канату). Мой рюкзак стоял в уголке, там же лежала комком школьная форма. И все. Единственной личной вещью, имевшей для меня хоть какое-то значение, был медальон на шее.
Я была уверена, что Кристиан сравнивает мою жизнь со своей – роскошной, привилегированной, где у него на все есть право, где он получает что хочет. Я же, казалось, жила на дне помойного бака в заброшенной аллее. У меня ничего не было. Я и сама была никем. Среди прочего именно это моя родная мать сказала мне на прощание. Вот чем плохи слова – они навсегда остаются с тобой. Синяки могли потускнеть и зажить, но слова – никогда. Последние несколько лет мамин голос звучит в моей голове как заевшая пластинка.
– Кто это сделал?
Я усилием воли прочистила голову. Пальцы теребили медальон – я всегда так делала, когда нервничала.
– Зачем тебе? – Я поджала губы. – Хочешь поблагодарить их за проделанную работу? Медаль вручить? Подружиться на почве общей ненависти ко мне?
Лицо Кристиана исказилось. Оно казалось отлитым из стали и заточенным как острие.
– Я не бью девушек, Хейли. Кто бы это ни сделал, он заслуживает, чтобы ему выбили зубы.
– А если это сделала девчонка? Я думала, ты девушек не бьешь.
Он фыркнул.
– Это была не девчонка. Тот, кто это сделал, был крупнее и сильнее тебя. Никто другой не смог бы тебя ударить. Так чьих рук это дело?
Я смерила его тяжелым взглядом, переминаясь с ноги на ногу.
– Ты что, через окно влез? Как ты вообще догадался, которое из них мое?
На Кристиане были джинсы, кеды «Ванс» и темная футболка. Ни единого пятнышка, ни пылинки, а ведь он вскарабкался ко мне. Как такое возможно? Когда я в последний раз слезала по забору, продрала джинсы.
– Скажи мне кто, Хейли. – Голос у Кристиана был напряженный, как будто он наглотался камней.
Я фыркнула и закатила глаза, а вместо ответа прошла на цыпочках к своей кровати и легла, не удостоив его и взглядом. Накрылась тонким, как бумага, одеялом, которое выдала мне Джилл в первый же день, и сделала вид, что собираюсь спать дальше.
Я была уверена, что держусь хладнокровно и непринужденно – устраиваюсь поудобнее на своей тюремной кровати, но внутри у меня все дрожало. Я была вся на нервах, сердце билось как сумасшедшее. Что все это значит? Зачем он здесь? Какое ему до меня дело? Почему я так волнуюсь?
На мгновение я задумалась, не была ли права Пайпер в своих догадках. Может, он и правда ненавидел меня не так сильно, как говорил.
– Можешь идти. Я ничего тебе не скажу, – заявила я, закрывая глаза и пытаясь успокоить свое бедное сердце.
Раздался шорох, и, приоткрыв один глаз, я увидела, что Кристиан носится туда-сюда по комнате. Я поспешно села.
– Прекрати! – зашипела я. – Разбудишь Пита!
Он остановился и окинул меня мрачным взглядом.
– Кто такой Пит?
– Мой опекун, а теперь прекрати.
Кристиан склонил голову и одарил меня таким зловещим взглядом, что я застыла.
– Это он сделал?
Я скинула одеяло. Он умудрился меня разозлить.
– Какое тебе вообще дело? Ты очень четко дал понять, что ненавидишь меня и хочешь, чтобы я исчезла. Так зачем ты здесь?
Казалось, Кристиана что-то мучит. Тяжелые брови почти сомкнулись.
– Это сделал кто-то из школы? Мне надо знать, Хейли. Хватит уже ходить вокруг да около, черт возьми, просто скажи.
Меня охватила тревога. Руки задрожали.
– Так вот в чем дело? Гадаешь, не сделал ли это кто-то из школы?
Он пожал плечами, глядя в окно.
– Если кто-то в моей школе бьет девчонок, я должен знать, черт побери.
А я-то думала, ему и правда есть до меня дело. Какая ирония. Нет. Король Кристиан всего лишь волновался о своей дурацкой, отвратительной школе. И почему же тебя это так расстроило, Хейли?
У меня вырвался отчаянный смешок.
– Расслабься. Твои драгоценные крестьяне соблюдают правила. С тех пор, как Мадлен стащила мою одежду, со мной больше никто не связывался.
– Так значит, это твой опекун, да? – взгляд Кристиана метнулся к двери в спальню, и страх пронзил меня подобно пуле.
Он тут же понял, что угадал, бросился к двери, повернул ручку… и застыл. Попробовал еще пару раз, покрутил туда-сюда. Потом медленно повернулся ко мне, расправил широкие плечи.
– Твоя… – Он оглянулся на дверь, а потом снова посмотрел на меня. – Твоя дверь заперта?
Должна была признать, не так я планировала провести ночь. Я собиралась спокойно спать на своей тюремной койке.
– Ты лучше скажи мне, какого дьявола тут творится, и прямо сейчас, или, богом клянусь, я выломаю эту дверь голыми руками и сам выясню.
– Господи Иисусе, – зашипела я. Подошла к кучке одежды на полу, натянула джинсы. Кристиан, раскрыв рот, наблюдал за каждым моим движением. Ему шло. Куда больше, чем вечная злость, стиснутая челюсть и грозные взгляды, которых я то и дело удостаивалась. Я стащила футболку, порадовавшись, что на мне есть бюстгальтер, и накинула худи. Соорудила на кровати подобие манекена из грязной одежды – как будто я мирно сплю, и направилась к окну. – Раз ты ведешь себя как пятилетка, топаешь и орешь как неандерталец, поговорим снаружи. Давай, пошли.
Я не стала дожидаться ответа. Я была уверена, что Кристиан злится на меня за то, что я посмела командовать им, но я решила, что именно это ему и нужно.
Пора было отплатить ему его же монетой.
Глава 17Кристиан
Миниатюрная и целеустремленная, Хейли спустилась по забору так, будто карабкалась по скале, так, будто ей приходилось проделывать подобное уже миллион раз. Она спрыгнула на землю, под ногами у нее зашуршали осенние листья, и я последовал за ней.
Голова у меня шла кругом от вопросов, а член до сих пор стоял после того, как я увидел ее в одной футболке. Я ненавидел власть этой девушки надо мной. Ненавидел свою похоть, ненавидел, что я чуть слюнями не захлебнулся, когда прижал ее к своему телу. Ее реакция запустила эффект домино: голова у меня кружилась, руки так и чесались прикоснуться к ней, губы ломило от желания попробовать ее на вкус. Прошлое ускользало сквозь пальцы, и я сосредотачивался на одном, только на одном – на ней, здесь, сейчас, в настоящем.
Как только Хейли вырвалась из моей хватки, я наконец сконцентрировался на том, что изначально привело меня к ней в спальню, – на синяке. Кровь у меня так и кипела от гнева. Шея покраснела от злости. Если бы мои подозрения оказались верны, я бы убил ее сраного опекуна, не говоря уже о запертой двери. Я прекрасно знал, что Хейли живет не в лучших условиях, ведь она в приемной семье. Судя по ее делу, она успела хлебнуть дерьма, но то, что я увидел, переходило черту. Неужели она вот так жила все время после смерти папы? Хейли мало походила на девочку, которую я знал пять лет назад, и, кажется, я начинал понимать почему.
Приземлившись на мягкую землю, я схватил Хейли за руку и потащил ее к старому дубу. Слегка подтолкнул к стволу, стараясь, чтобы она не касалась грубой коры спиной, подошел к ней вплотную.
– Мне это не нравится.
Ее дыхание овевало мою кожу:
– Что тебе не нравится?
Я застыл как истукан. Хейли умудрялась отключать мне мозг, а тело начинало вести себя так, как не вело никогда. Меня тянуло к ней как магнитом.
– Не нравится, что у меня голова идет кругом от девчонки, которую я ненавижу. Не нравится, что я никак не могу разгадать тебя. Не нравится, что у тебя столько секретов. А особенно не нравится, что ты мне ничего не говоришь, черт возьми.
Казалось, горячая кровь пробудила мое давно застывшее сердце. Оно билось быстро и тяжело. Нас окутало похотью, я не мог оторвать глаз от пухлых губ Хейли. Даже в темноте я видел их изгиб. Мне так хотелось проследить их контур. Я хотел засунуть язык ей в рот и выпить каждый заточенный там секрет.
Хейли вскинула подбородок, и наши губы оказались на расстоянии вздоха. Мы долго не сводили друг с друга глаз, а потом она прошептала:
– Ты разве не знал, что нельзя открывать тайны врагу, Кристиан? – А потом она оттолкнула меня, обогнула дерево и двинулась прочь. Я таращился ей вслед, совершенно бездыханный.
Я был ошарашен, поражен. Никто и никогда не задевал меня так, как она в последние несколько недель. Два дня назад я ее ненавидел, а теперь следовал за ней как щепка, неумолимо всплывающая на поверхность. Почему я не мог остановиться, отказаться от нее? С чего вдруг внезапное желание защитить?